Нефритовые четки - Акунин Борис. Страница 112
– Переписано недавно. Есть небрежности, чего у нынешних профессиональных писчиков не бывает. Например, имя Волка-Антихриста «Зуд» без твердого знака на конце… – Он вернул листок. – В общем, должен вас разочаровать. Ничего эзотерического. Сон Амвросия про белых овец и волчищ мне знаком еще с детства. Это поэтичная аллегория про долг пастыря беречь свою паству от Лукавого.
– А что означает метафора про сбежавшего пса и смелую п-псицу?
– Известно, что традиция староверия на бабах держится. Во времена Амвросия было иначе, но на то он и провидец, чтоб в будущее заглядывать… Ну, а что самоубийцы этот список с собой в мину берут, неудивительно: они ведь верят, что сбежали от волчищ в светлую обитель.
– Значит, никакого проку от этой бумажки не будет? Тьфу ты! – плюнул урядник и устало опустился на лавку.
Замолчали.
Эраст Петрович отошел к окну, за которым, в унисон его настроению, быстро сгущались сумерки. Достал из кармана старые зеленые четки, ритмично защелкал камешками.
Маса наблюдал за своим господином с тревогой и надеждой. Евпатьев хотел еще что-то сказать, но японец зашипел на него, приложив палец к губам.
Пожав плечами, Никифор Андронович взял со стола красивую серебряную фляжку, отпил из горлышка.
– Рому не желаете? Устали, поди, с дороги, – предложил он.
Фандоринский камердинер снова издал сердитый звук, но поздно – дедуктивный процесс был нарушен.
– Что, п-простите?
Обернувшись, Эраст Петрович рассеянно взглянул на промышленника.
– Разве ваша вера не возбраняет спиртного?
– Винопитие – грех, но простительный. Не то что курение сатанинской травы, – улыбнулся Евпатьев, очевидно, желая ободрить расстроенного собеседника. – Отопьете? Настоящий старовер не стал бы с вашим братом еретиком из одной посудины пить, но я рискну, – в том же тоне продолжил он.
На фляжке поблескивала золоченная монограмма:
– «Н.А.» – понятно. А почему «М»? – все так же рассеянно спросил Фандорин, беря ром. – Ведь ваша фамилия на «Е»?
– Это не инициалы, – объяснил Евпатьев. – Это число. Видите сверху крышечка? Она называется «титло». Буква «мыслете» с титлом означает «40». Приказчики на сорокалетие преподнесли.
– «Мыслете»? – повторил Фандорин. И еще раз. – Мыслете? Вот именно! Мыслить надо, а не…
Он схватил грамотку, впился в нее глазами.
– Ну к-конечно! Это цифры!
– А? – вскинулся Одинцов. Маса тоже весь подался вперед:
– Цифуры?
– О чем вы? – обескураженно уставился на фляжку Никифор Андронович.
– Что такое буква «добро» на цифирный счет? – быстро спросил Эраст Петрович, не отрываясь от листка.
– Четыре.
– …Так, здесь указано п-прямо… А «есте» – это сколько?
– Пять.
– Сходится! А «глаголя»?
– «Глагол» – это три. Да в чем, собственно…
– А «иже»? Это тоже цифра?
– Да. Восьмерка.
– Значит, «полуиже» – четыре! Так вот в чем дело! Только про «д-добро праведных» неясно…
К Фандорину бросились с трех сторон. Евпатьев и Одинцов, захлебываясь от волнения, задавали вопросы. Маса просто смотрел в глаза – но с таким страстным нетерпением, что Эрасту Петровичу стало совестно.
– Извините, господа. Сейчас объясню, что понял. А дальше пойдем вместе… – Он вытер чудесным платком с борцами сумо вспотевший лоб. – Я был прав. В этом фрагменте, действительно, ключ. Не то инструкция, не то пророчество. Вернее всего пророчество, которое некто воспринял как инструкцию и руководство к действию…
– А попонятней нельзя? – взмолился Никифор Андронович.
– Все слова, которые кажутся в тексте лишними, представляют собой простейший шифр. В своем видении старец Амвросий сначала спасает малую толику стада – барана, овцу и ягненка. То есть родителей и ребенка – как в Денисьеве, где самопогреблись плотник, его жена и младенец. Потом сказано: «Другую толику есте нашел, тож погнал». «Есте» – это цифра пять. В деревне Рай в мину легли пятеро. «За ней глаголя и третью». Глагол – тройка! Это про деревню Мазилово, где погибли трое: староста с женой и их дочь. Далее в «Видении» идет: «И еще за одною полуиже поспел». Полу-«иже» – половина от восьми, то есть четыре…
– Тетыре дедуськи! – воскликнул Маса, не сводивший с господина восторженных глаз.
– Дайте! – выхватил у Фандорина листок Евпатьев, – …Действительно! Поразительное совпадение. Все по пророчеству! Но что означает…
– Минуту! – перебил его Эраст Петрович, сам не замечая, что его пальцы стремительно отщелкивают нефритовыми четками. – «У добра праведных» — это у четырех праведных, то есть староверческих деревень! Как здесь, на Зелень-озере.
– А я вам еще кое-что прибавлю. – Никифор Андронович ткнул пальцем в грамотку. – Что это по-вашему? Вот здесь, перед прозванием Волка-Антихриста? Видите закорючку? Когда вы читали вслух, ничего про нее не сказали, да и я проглядел.
Фандорин посмотрел на странный значок, предшествующий имени «Зуд».
– Я решил, что это п-помарка…
– Нет, не помарка! – Теперь настал черед Евпатьева блеснуть. – Так пишется знак «тысяча».
– это число 7404. Погодите, погодите… Вот вам и разгадка! Антихриста зовут «7404». Понимаете вы это или нет? – вскричал промышленник, явно потрясенный собственным открытием.
– Нет, не п-понимаю…
– По древнерусскому календарю, с 1 сентября у нас настал 7404 год от сотворения мира! Перепись совпала с пророчеством! Вот отчего они все под землю-то лезут!
Побледневший Фандорин тихо поправил:
– Не все. Толкователь пророчества посвящал в эту тайну лишь избранных. Давал список, разъяснял смысл. Так он «спас» троих, потом пятерых, потом еще троих и напоследок четверых. Те, кого он наметил, безропотно пошли в м-могилу. Да еще наверняка были горды, что удостоились попасть в малое число спасенных … Но остались еще какие-то «беленькие», которых Амвросий гуртом довел до обители. Кто это? Почему они особенно дороги «отцу игумну», то есть Господу? По кому будет нанесен следующий удар?
– Возьмем юрода – сам скажет, – грозно тряхнул чубом урядник. – Здесь он где-то, Лаврентий этот чертов. «У добра праведных». Ништо, найдем! Не уйдет! С озера ему боле податься некуда! Я сам на лыжи встану, по всем четырем…
Эраст Петрович с досадой остановил его:
– Помолчи, Ульян! Не того искать хочешь! Лаврентий здесь не п-при чем.
После этих слов в избе снова стало очень тихо.
– Мы думали, что гонимся за разносчиком з-заразы, а на самом деле несли ее сами. Беда шла не впереди нас, а по нашим следам. Разве не так? Приезжаем в новую деревню, там мир и покой. Стоит нам уехать, туда врывается смерть. Помните, доктор назвал нашу пеструю компанию «санитарно-эпидемическим отрядом»? Первую половину определения нужно выкинуть – наш отряд был просто эпидемическим, то есть распространял эпидемию…
– Погодь, погодь, Ераст Петрович! – воскликнул оторопевший урядник, как обычно, в минуту крайнего волнения переходя на «ты». – Ты к чему ведешь-то?
– Толкователь п-пророчества (пока назовем этого человека так) был среди нас.
Никифор Андронович фыркнул:
– Ну уж это… Черт знает что! Кто же, по-вашему, сия староверческая Кассандра? Кирилла, что ли?
Подумав, Фандорин покачал головой:
– Нет, не годится. Вы говорите, она направилась в пустой скит. Как его…?
– Старосвятский.
– Да, Старосвятский. Но там никто не живет, а «спасителю овец» нужны новые жертвы – п-пресловутые б-беленькие. Провокатор, сеющий смерть, вовсе не обязательно старообрядец.
– Ераст Петрович, не томи. Скажи, кто, – попросил Ульян.
– Да любой! Например, Лев Сократович К-Крыжов, поминающий Сергея Геннадьевича, чьим единомышленником он, судя по всему, является…