Нефритовые четки - Акунин Борис. Страница 19

После света глаза в темноте видели плохо, а оружия у Эраста Петровича при себе не было – он никак не рассчитывал на подобный оборот событий. Вступать в схватку с вооруженным преступником представлялось слишком рискованным. Пусть сначала израсходует все пули.

Чиновник кинулся прочь, стараясь не попадать на освещенные участки и передвигаться иррегулярными зигзагами. Хуже всего было то, что невидимка не спешил опустошить барабан. Очевидно, это был человек хладнокровный и опытный – вел мушкой за бегущей фигурой, хотел выстрелить наверняка.

Кубарем прокатившись по земле, Фандорин вскочил и перемахнул через дощатую изгородь в палисадник ближайшего домишки.

Дальше не побежал. Нашарил в темноте небольшой камень, весом этак в полфунта. Техникой метания Эраст Петрович владел изрядно, саженей с десяти запросто сшибал летящего голубя (было во времена его японского ученичества, среди прочих, и такое упражнение). Главная сложность заключалась не в точности, а в расчете силы броска – голубь должен был падать на землю оглушенным, но живым.

В этой своей засаде коллежский асессор просидел не менее четверти часа, но противник никак себя не проявлял. Несколько раз Фандорин выглядывал – осторожно, все время из новой точки. Глаза уже отлично видели во мраке, однако стрелявший будто сквозь землю провалился.

Вывод получился печальный: пока Эраст Петрович скакал иррегулярными зигзагами и штурмовал изгородь, злодей в него не целился, а улепетывал в противоположную сторону.

Чертыхаясь, Фандорин вылез обратно на улицу и подошел к фонарному столбу, чтобы вынуть застрявшую пулю. Ее надо будет исследовать дома, при свете лампы, с лупой. Искать следы ног бессмысленно – какие ж отпечатки на булыжной мостовой?

По дороге домой Эраст Петрович пытался проанализировать это нежданное и неприятное происшествие.

Преступник чрезвычайно проницателен. Он не только сумел каким-то образом раскрыть законспирированного расследователя, но и правильно оценил опасность, которую представляет собой псевдостудент. Это раз.

Рассусоливать не стал, принял решение самостоятельно, даже не посоветовавшись со своим нанимателем (если, конечно, таковой имеется). Значит, человек действия. Это два.

Вывод: очень и очень опасен. Это три.

Мысленно перебрав обитателей канцелярии, коллежский асессор только вздохнул.

Ландринов? Этот наверняка способен на преступление страсти. Персонаж из кровожадного романса. «Ты невестой своей полюбуйся поди – она в сакле моей спит с кинжалом в груди». А также «Умри, нещастная!» и все такое прочее. Но представить себе ремингтониста всыпающим яд в чай управляющего ради хорошего вознаграждения совершенно невозможно. Этот человек не умеет ни хитрить, ни притворяться.

Слюнявый Тасенька? Шпионить и пакостить исподтишка вне всякого сомнения способен. Но стрелять в человека на темной улице? Маловероятно.

Старший письмоводитель Сердюк? Ни шпионящим, ни тем более спускающим курок вообразить его нельзя. Или это уж такой актер, что ему сам Щепкин в подметки не сгодится.

Камердинер Федот Федотович… Душа слуги, то есть человека, который своим ремеслом обречен на роль, почитаемую обществом унизительной, почти всегда потемки. Знали бы господа, сколько ненависти может таиться под маской услужливости и раболепия. Какая-нибудь обида, которой покойный барон даже не заметил? Если даже обычный подкуп со стороны конкурента, то без личных счетов все равно не обошлось.

Кто еще? Ну не кухарка же! Хотя выстрелить в спину вполне может и женщина.

Тут Эраст Петрович представил себе Мусю, крадущуюся во тьме, с револьвером в руке – и не удержался, фыркнул.

А потом стал думать о Сергее фон Маке, и улыбка исчезла. Что если несимпатичный господин Ванюхин прав? Все-таки опытный сыщик, с хорошим нюхом. Вот уж кто способен на любой решительный поступок, так это барон. Какой был бы ловкий ход – использовать чиновника особых поручений, чтобы отвести от себя подозрение!

Фандорин перебрал доводы pro и contra, прислушался к голосу сердца. Сердце сказало: нет. Разум предположил: возможно. Если прав разум, то причина покушения несомненно заключается в опрометчивой финальной фразе: «Завтра я скажу вам, кто убийца».

Вернувшись к себе, коллежский асессор зажег лампу и принялся ждать японца, причем проявлял все признаки нетерпения: то расхаживал от стены к стене, то барабанил пальцами по столу и поминутно доставал из кармашка часы – не свой обычный «брегет», а дешевенькие, серебряные, временно одолженные у Масы в целях конспирации.

Нетерпение объяснялось двумя причинами. Во-первых, ужасно хотелось есть. А во-вторых, Эраст Петрович рассчитывал услышать от слуги нечто очень важное, что в самом деле позволит поставить в расследовании точку.

И когда Маса наконец появился, опять со свертками и пакетами, Фандорин сразу спросил:

– Ну? Кто?

Японец принялся раскладывать на столе съестные припасы. С ответом не торопился, но по важному виду было ясно: улов есть.

Наконец Маса сел напротив и приступил к обстоятельному докладу. Первым делом достал из кармана «брегет», положил перед собой и так им залюбовался, что у Фандорина возникло сомнение, удастся ли совершить обратный обмен часами, когда надобность в конспирации отпадет.

– Вашу записку, господин, мне принесли в пять часов двадцать три с половиной минуты после полудня. Согласно полученным указаниям, я занял пост неподалеку от кабинета Мосорофу-доно и стал ждать, не появится ли кто-нибудь из ваших сослуживцев. Начальнику курьерского отдела, который хотел отправить меня куда-то с пакетами, я показал, будто у меня болит живот. Он ругался, обозвал меня «товари косорырая», за это, с вашего позволения, я его немножко побью, когда задание будет завершено. – Маса взял в руки часы. – Итак. Начальник курьерского отдела обозвал меня оскорбительными словами в шесть часов и одиннадцать минут, а в семь часов девять минут…

– Ты что, так и торчал перед дверью с золотым «брегетом» в руках? – не выдержал Фандорин.

– Нет, господин. Я спрятал часы вот сюда, – объяснил Маса, показывая себе за пазуху. – Когда нужно было посмотреть время для отчета, делал вид, будто чешусь, и заодно глядел.

Он показал, как это делал.

– Ну хорошо, хорошо. Что случилось в семь часов девять минут?

– Пришло то лицо, которого я ждал. Запыхавшись и в поту.

Еще бы, подумал Фандорин, наклонившись вперед. Присутствие в конторе закончилось в семь. За девять минут добежать до «Пароходного товарищества» – это не шутка. Разумеется, мосоловский агент спешил: такая важная новость.

Маса, любитель эффектов, держал паузу.

– На кого вы бы поставили, господин? – спросил он. – Если не угадаете, ваши часы останутся у меня.

– Один шанс против четырех – это нечестно, – пожаловался Эраст Петрович. Лишаться «брегета» ему не хотелось.

Слуга неумолимо оторвал от оберточной бумаги пять клочков, написал на них: «Маринованная Слива», «Кицунэ», «Кривой Рот», «Белый Ус», «Красавица». Разложил перед господином.

– Выбирайте.

Коллежский асессор закрыл глаза, попытавшись представить каждого из пятерых шепчущимся с господином Мосоловым; подсыпающим в чайник яду; крадущимся по темной улице с револьвером в руке.

Ничего не получилось. То есть по отдельности – пожалуйста, но на все три действия сразу не годился никто.

Тогда Фандорин вздохнул, скомкал бумажки, перемешал и вынул первую попавшуюся:

– Эта.

Маса развернул, пошевелил губами и сердито отодвинул от себя «брегет».

– Я сам виноват. Кличка, которую я придумал этому человеку, слишком очевидна.

На бумажке был написан иероглиф «кицунэ» – оборотень, который может запросто превращаться из человека в лису и обратно.

– Тасенька? Не может быть! – прошептал Эраст Петрович. Впрочем, про любого другого из пяти подозреваемых он, наверное, сказал бы то же самое.

– Кицунэ появился возле кабинета в семь часов девять минут, весь красный и потный, – уже безо всяких эффектных пауз, деловито доложил Маса. – Пошептался с секретарем Мосорофу-доно и был немедленно пропущен внутрь.