Нефритовые четки - Акунин Борис. Страница 78
Звон разбитого стекла, плеск, что-то тяжелое покатилось по земле. Старейшины отскочили в стороны.
В зловещей тишине раздался тоскливый голос Уоша:
– Уронили башку Расколотого Камня, идиоты? Ну, будет вам теперь. Вождь, ты знаешь, я не при чем. Я, наоборот, привез то, что ты ищешь!
Апостол взял себя в руки.
– Спокойно! Банку все равно пришлось бы разбить. Дайте какую-нибудь тряпку. И принесите, во что положить. Корзину, что ли. Нет! В часовне есть серебряное блюдо, так будет почтительней!
Кто-то со всех ног побежал за ворота, кто-то поднял и стал вытирать голову. Остальные запели псалом.
– Эй, черный! За сколько возьмешься отнести голову к Змеиному каньону? – вкрадчиво спросил Разис. – Хочешь триста… нет, пятьсот долларов? Золотом, а?
Рид тронул лошадь, та с неожиданной резвостью прыгнула с места и отбежала шагов на двадцать.
– Ишь какие хитрые! – крикнул он с безопасного расстояния. – А если Безголовый меня признает? Я ведь там один черный был, когда его вешали. Хоть и в сторонке стоял, а все равно… Не соглашусь за все золото мира! Вам надо, вы и несите.
– Тысяча! – отчаянно воззвали старейшины, но Рид вместо ответа отъехал еще на десять шагов и почти растворился во мраке.
Эраст Петрович заколебался. Нечасто можно заработать тысячу долларов золотом столь необременительным образом: всего лишь совершить небольшую прогулку (правда, не с самой аппетитной ношей). Но допустимо ли наживаться на страхе суеверных людей? Вероятно, благородный муж этого бы не сделал.
Но тут ему пришла в голову идея получше – сам Конфуций вряд ли нашел бы в ней что-нибудь предосудительное.
– Господа, если вы накроете этот п-предмет какой-нибудь салфеткой, я могу отнести его к Змеиному каньону. Денег мне не нужно, но услуга за услугу. Утром я отправляюсь в экспедицию против бандитов. Мне понадобится солидное посси — люди, хорошо владеющие оружием. Если бы выдали мне человек пятнадцать-двадцать…
– Нас двадцать восемь – взрослых мужчин! – вскричал Разис. – Все пойдем!
Другой поддержал его:
– Можно взять и мальчишек, кому больше пятнадцати, им это пойдет на пользу. Тогда наберется почти сорок всадников!
И можно будет одним выстрелом уложить двух зайцев, подумал Фандорин. Даже трех. Спасти девушку, изгнать из долины разбойников, да еще и наладить отношения между соседями. Полковник Стар будет доволен.
Но единодушия между старейшинами не было.
– Так ничего не выйдет, – сказал отец молодого человека, погубленного призраком. – Расколотый Камень к безбожнику не явится. Да еще озлится. А расплачиваться придется нам.
Конец спору положил сам Мороний.
– Мафусаил прав. Негоже нам, людям веры, прибегать к помощи безбожника. Прав и негр. Нам надо, мы и отнесем.
Перечить апостолу никто не осмелился. Решение было принято.
– Но кто из нас сделает это? – спросил Разис.
И все со страхом посмотрели на голову, лежавшую на большом серебряном блюде, края которого зловеще поблескивали в отсветах пламени кровавыми бликами.
– Я, – коротко сказал Мороний и перекрестился. – Кто ж еще?
Эраст Петрович посмотрел на него с уважением. Видно, не зря селестианцы признали этого седобородого коротышку апостолом и ушли с ним из обжитых мест за тридевять земель. Так и должен поступать настоящий вождь.
– Если я… если я не вернусь… – Мороний изо всех сил старался говорить твердо. – Кормило примешь ты, Разис. А вы, братья, поклянитесь слушаться его, как слушались меня.
Остальные смотрели на него с благоговением и лишь низко поклонились в знак повиновения.
Все вместе они дошли до небольшой дубравы, за которой простиралось поле, обрывавшееся каньоном. С противоположной его стороны громоздились скалы, но их вершины терялись в сером полумраке. Рассвет еще не наступил, но был близок.
– Вон оно, сухое дерево, – показал Уошингтон Рид. Шагах в трехстах чернел какой-то силуэт – там, очевидно, и находился край каньона.
Бледный и торжественный Мороний стоял навытяжку, держа перед собою блюдо, на котором темнела оторванная голова. Будто приветственная депутация с караваем, подумал Фандорин. Только солонки не хватает.
– Главное – молитв не читать и не поминать Имени Христова, – инструктировал апостола Рид. – Не то он сгинет, не забрав головы, и назавтра придется все сызнова. Донесете, положите прямо под деревом и дуйте назад. Можно бегом, это ничего. Ах да, не забудьте сказать: «Брали не мы, но мы возвращаем».
Мороний рукой отстранил советчика.
– Братья, ружье! Если что, без боя я не дамся.
Ему подали старинный мушкетон с раструбом на конце дула, и апостол загнал в ствол огромную серебряную пулю. Руки у него ходили ходуном. Фандорин лишний раз признал справедливость максимы, гласящей: истинная храбрость – не бесстрашие, а сопротивление страху.
– Не надо ружья! – взмолился Уош. – Только хуже будет!
Но апостол его не слушал.
– Сейчас не молитесь, – сказал он братьям на прощанье. – После помолитесь.
И пошел в одиночку через поле. Стелющийся над травой туман поднялся ему сначала до колен, потом до пояса, и казалось, будто он переходит вброд молочную реку.
– Половину прошел, – сказал Рид. – Еще пять минут, и все…
– А-а-а! – вскинулся один из старейшин, показывая куда-то в сторону. – Вон он! Вон он!
Все разом обернулись, раздался общий судорожный вдох.
Сбоку, из темноты, куда отступала ночь, вынесся черный всадник в развевающемся плаще. Он был на могучем пятнистом коне, сам неестественно огромен, а над широченными плечами ничего – пустота!
Даже Фандорину от такого зрелища стало не по себе, селестианцы же с воплями и стонами бросились наутек. Рядом с Эрастом Петровичем остался лишь Уошингтон Рид.
– Бросай голову, бросай! – заорал он Моронию. – Бросай, не то пропадешь!
Апостол обернулся то ли на крик, то ли на топот копыт. Увидел скачущего прямо на него призрака и замер.
– Не стой! Кинь блюдо и беги! – надрывался Уош.
Апостол метнулся было назад, но безголовый уже отрезал ему путь к дубраве. Тогда Мороний побежал вперед, но блюдо по-прежнему держал перед собой. Про мушкетон с серебряной пулей он, должно быть, забыл.
Эраст Петрович бросился к лошади и рванул из чехла винтовку.
Негр повис у него на руках:
– Вы что?! О ума сошли?!
Да и не было уже времени целиться.
Мороний добежал до дерева, опередив Безголового всего на несколько мгновений. Обернулся, поднял над головой блюдо, но не выдержал страшного зрелища – попятился назад, качнулся и вместе со своей ношей опрокинулся в пропасть.
Фандорин и Рид вскрикнули.
У кромки каньона жуткий всадник поднял чубарого коня на дыбы и развернулся. Мелькнул черной тенью вдоль обрыва, растворился в тумане.
– За головой поскакал, – пролепетал Рид. – А если б вы в него пальнули – конец нам.
Эраст Петрович оттолкнул его, побежал вперед, к дереву.
Из-за края гор заструился розоватый свет, туман рассеивался прямо на глазах.
Но недра каньона еще были окутаны мраком. Фандорин, нагнувшись, долго вглядывался в темноту, но тела несчастного Морония так и не разглядел. Лишь где-то далеко внизу шумела быстрая вода.
Уош стоял поодаль. Подойти к дереву не осмеливался.
– Что вы скажете про эти следы? – спросил у него Эраст Петрович, показывая на отчетливые отпечатки подков.
Осторожно приблизившись и для верности поплевав через плечо, негр сказал:
– Гвозди с четырехугольными шляпками? Так подковывали коней воины племени лакота. Идемте отсюда, а?
– Разве индейцы подковывали своих лошадей? – удивился Фандорин.
Впрочем, старожилу лучше знать.
Следы подков вели вдоль каньона, но на камнях пропали. Если б рядом находился Мелвин Скотт, он, наверное, смог бы продолжить поиск, но от Уоша Рида проку было мало. Он тащился сзади на своей Пегги и все уговаривал поворачивать восвояси.
В конец концов пришлось сдаться.