Вереск и бархат - Медейрос Тереза. Страница 39

Себастьян собрал ее волосы на макушке в пышный хвост и расчесывал его плавными, медлительными движениями. Слабый стон удовольствия вырвался из горла Пруденс, и она закрыла глаза.

Низкий бархатный голос Себастьяна, соблазняя, ласкал слух, грозя смять ее оборону.

– Итак, ты знаешь, кто я. Могу я рассказать, кто ты?

Пруденс нервно рассмеялась, не открывая глаз.

– В этом нет никакой тайны. Я не состою в родстве с разбойниками или французами, ждущими своего часа. Я всего-навсего Пруденс Уолкер, незамужняя племянница и бедная родственница Триции де Пьерлон.

Себастьян перекинул массу ее волос на одно плечо, открывая миниатюрное ушко, и жарко зашептал:

– Ты стала жить с Трицией после того, как умер твой отец. Тетя печально покачала головой, гляди на маленькое невзрачное существо, каким ты была, и сказала, что у тебя слишком много мозгов, чтобы когда-нибудь ты составила приличную партию.

Девушка вздрогнула. Она хотела отстраниться, но Себастьян крепко удерживал ее за волосы, зажатые в его кулаке. Пруденс была вынуждена выслушать беспощадную правду о себе из его уст.

– За годы, которые ты прожила рядом с тетей, она выводила перед тобой нескончаемую вереницу ухмыляющихся молодых сынков напыщенных пасторов и пожилых сквайров. С каждым выходом в гостиную на встречу со своими поклонниками ты становилась все умнее, – Себастьян намотал волосы на руку, туго скручивая их, – и невзрачнее.

Слезы щипали ей глаза. Как он может быть таким жестоким? Себастьян отпустил ее волосы и они рассыпались по спине и плечам. И от жгучего унижения, которому он с наслаждением подверг ее, Пруденс спряталась за их плотной завесой.

Но Себастьян был неумолим. Он обошел кресло и присел на корточки перед ней.

– Что говорила тебе Триция? Она говорила, что твой нос слишком тонок, а зубы выступают вперед, поэтому тебе не стоит слишком часто улыбаться?

Пруденс закусила нижнюю губу и отвернула лицо от его жадного взгляда. Мужчина обхватил ее лицо ладонями и повернул голову девушки к себе. Его большие пальцы погладили черные крылья ее бровей.

– Она выражала тебе свое сочувствие по поводу твоих густых бровей, бледной кожи?

– Прекрати!

Девушка больше не могла вынести то, что он видел ее унижение, и подняла руки, чтобы отстранить его ладони от своего лица. Себастьян поймал оба запястья в одну руку и снял с нее очки. Она отвернулась, пытаясь смахнуть слезы.

– Ты не устала прятаться, Пруденс? За этими очками? За книгами? За Трицией? Тебе не было одиноко все эти годы?

Она пыталась вырваться, не в силах остановить слезы, щекочущие ей щеки.

– Я не была одинока. У меня была счастливая жизнь, пока не появился ты.

– Счастливая жизнь? Сидеть целыми днями, уткнувшись в книги? Жить жизнями других людей, потому что нет своей собственной? Счастливая жизнь без единого события, способного расшевелить, всколыхнуть ее?

– Значит, ты думаешь, что я за этим пришла сюда?

Девушка, наконец, вырвалась из рук Себастьяна и вскочила с кресла. Она стояла спиной к нему, прислонившись к столбику кровати.

Себастьян медленно выпрямился.

– Зачем ты пришла сюда, Пруденс?

– Я думала, что небезразлична тебе. – Она добавила чуть слышно. – Я бы оставила тебя в покое. Тебе незачем было напоминать мне, что я уродлива.

Веселый смех Себастьяна разрушил гнетущую тишину спальни. Пруденс бросилась к двери. Одним прыжком он оказался перед ней и загородил выход. Девушка отпрянула от него, но мужчина обнял ее и крепко прижал к себе, делая сопротивление бессмысленным. Пруденс спрятала лицо на его груди, прижавшись щекой к мягким завиткам, не в силах отказать себе в последнем удовольствии: почувствовать сладость его объятий.

Себастьян потерся щекой о ее волосы.

– Скажите мне, мисс Уолкер, если вы так чертовски умны, как вы могли поверить лживым заверениям завистливой женщины, давно оставившей в прошлом расцвет своей юности?

Его сердце колотилось под ее губами. Долгое время Пруденс не могла постичь значения произнесенных им слов.

– Разве ты не видишь, что сделала с тобой зависть Триции? – Себастьян снова взял ее лицо в свои ладони, отводя назад волосы. – Ты самая необычная и самая красивая женщина из всех, которых я видел. Я хочу тебя с той самой секунды, когда ты навалилась на мою сломанную лодыжку. Глаза девушки расширились в изумлении, и Себастьян засмеялся.

– Когда ты на меня так смотришь, все, чего я хочу, – это положить тебя под себя и вкушать каждый дюйм твоей чудесной белой кожи.

– Ты, конечно же, несерьезно это говоришь?

– Давай снимем вот это, хорошо? И я покажу тебе, как я серьезен.

Себастьян сжал рукой мягкую ткань и потянул вверх. Пруденс прильнула к его плечам.

– Но ты даже не поцеловал меня. Язык мужчины прошелся по краю ее уха.

– Я это сделаю, – прошептал он. – Везде.

Руки Себастьяна поднялись по ее бедрам, потянув за собой рубашку.

– Свеча, – сказала Пруденс с отчаянием.

– Я знаю. Одной свечи недостаточно. Я бы хотел отнести тебя в бальный зал и любить под канделябром. – Его пальцы слегка коснулись ее живота. – Интересно, что подумал бы об этом старик Фиш?

Пруденс изогнулась в его руках.

– Себастьян! Ты говоришь ужасные вещи. Я имела в виду, чтобы ты погасил свечу.

Он слегка отстранился от девушки, нежно улыбнувшись.

– Больше никакого прятания, любимая. Никаких масок. – Себастьян прижался ртом к ее уху. – Пожалуйста, дорогая, будь обнаженной для меня.

Пруденс никогда не представляла себя адресатом такой необычной просьбы. Но любящая улыбка Себастьяна была неотразима, и она подняла руки, подчиняясь. Горячий румянец пополз вверх по ее коже, и девушка зажмурила глаза, веря, как ребенок, что если она не видит его, то и он ее не видит. Тихий стон мужчины доказал, что она ошибалась.

Пруденс инстинктивно вскинула руки, чтобы прикрыться, отчаянно желая скрыть изъяны: слишком длинные ноги; груди, чересчур тяжелые для такой тонкой фигуры. Себастьян поймал руки девушки, переплетя ее пальцы со своими, и отвел назад, прижимая их к двери над головой. Даже с закрытыми глазами она чувствовала на себе его жаркий, восхищенный взгляд.

Себастьян упивался ее красотой. Ее волосы, поглощая свет свечи, приобрели густой оттенок старого вина. Вид их, растекающихся по ее алебастровой груди, воспламенял его страсть и, в то же время, усмирял ее странным желанием защитить. Под холодной чопорностью и упрямой гордостью Пруденс скрывался редкой прелести цветок, хрупкий и нежный.

Она спрятала лицо в своих волосах.

– Пожалуйста. Я так стесняюсь.

– Чего? Совершенства?

Девушка решилась открыть глаза. Себастьян опустил их переплетенные руки, чтобы коснуться кремовой кожи между ее грудей. Даже следа не осталось от его насмешливости.

– Все стоящее, что я когда-либо имел, я украл. Ты – единственный дар, который мне преподнесли.

Он поднял ее ладони к своим губам. Пруденс шагнула от двери и растворилась в его объятиях, зная, что Себастьян никогда не забудет безумную чувственность ее обнаженного тела, прижимающегося к накрахмаленным складкам его одежды. Рот мужчины прильнул к ее губам с болезненной нежностью.

Себастьян не мог поверить в чудо того, что прижимал к себе податливое тело девушки. Слишком часто он мечтал об этом, чтобы принять как должное. Чувство вины перед ней несколько омрачало его радость, и Себастьян поспешил отогнать его. Пруденс пришла к нему на его условиях и не ставила своих.

Девушка захватила губами язык Себастьяна, приглашая его исследовать свой рот. Соски ее затвердели и приподнялись, и он ощутил приятную тяжесть в паху. Себастьян чувствовал свое возбуждение, жаждущее освобождения, жаждущее позволить его рукам и рту бродить по этому чудесному и щедрому телу. Но он пока не мог позволить себе этого удовольствия.

Пруденс погрузила руки в его волосы и прижала голову мужчины к себе, когда он наклонился и ласково взял в рот ее грудь. Его язык закружил по темному соску, и Себастьян почувствовал ее дрожь от этих прикосновений.