Энергоблок - Медведев Григорий Устинович. Страница 13
– Ну и что? – Торбин смотрел на него строго, во все глаза. И вдруг взвился: – Что это вы из себя юродивого строите?! Говорите, куда будете девать дебалансную воду?! Кто будет «варить» воду?
– Не знаю… – Шаронкин усиленно вертел головой, явно вызывая раздражение Торбина. – Блок монтажом не готов, и этим все сказано.
– Почему так непозволительно затянулся монтаж? – обратился Торбин к Алимову и Мошкину, но Шаронкин, перестав вдруг вертеть головой, упредил ответ главного инженера:
– Поздно, слишком поздно поставлено оборудование, Сергей Михайлович…
– Кто виноват?
Шаронкин перешел в наступление:
– Кстати сказать, ваш предшественник, замминистра Мармонов, вплотную занимался этим вопросом… И на этом самом стуле… умер, ведя, как и вы сейчас, заседание штаба…
На мгновение в конференц-зале наступила тягостная тишина.
– Что вы мне зубы заговариваете?! – Торбин впервые покраснел, но нашелся. – Я умирать не собираюсь… А вы ведете себя нагловато… Хотите показать, что никого и ничего не боитесь? Анархист?.. Не советую… – И обратился к Мошкину: – Что сделано для организации слива дебалансных вод?
Мошкин повернул голову к Алимову. Тот вскочил как ужаленный.
– Сергей Михайлович, все предусмотрено, все предусмотрено… От блока к морю протянули трубу-четырехсотку. И от насосной техводоснабжения тоже. Будем разбавлять активные сбросы до минус девятой и в море… Все предусмотрено…
Торбин, подперев рукой подбородок, навалившись грудью на стол и несколько запрокинув голову, внимательно и с интересом смотрел на Алимова. В глазах его попеременно сквозили то сочувствие, то легкое недоверие.
– Скажите, – прервал он Алимова, – а согласующая подпись саннадзора на сброс есть?
– Нет, – ответил Алимов, – но будет. По телефону договоренность имеется…
– Оказывается, вопрос решен, – повернулся Торбин к Шаронкину. И хотел еще что-то сказать, но Палин прервал его:
– Нет! Вопрос не решен. – Палин встал, громко отодвинув стул. Сердце колотилось. От волнения острее ощутил неприятный запах паласа.
Теперь стояли двое: Алимов и Палин. Торбин снова небрежно помахал туда-сюда ладонью и ехидно спросил, почти пропел:
– Может, кто-нибудь один?..
Палин стоял и удивлялся себе, своему состоянию. Еще каких-нибудь несколько дней назад он с известной робостью входил в кабинет к Алимову или Мошкину. Теперь же стоит перед начальником главного управления, полный решимости высказаться до конца. И ничего… Вот ведь как вышло… Черная труба все перевернула в душе. И впервые в нем появилось чувство хозяина. Чувство ответственности не только за порученный участок работы, но и за всю родную землю, и за людей, живущих на этой земле… И так должно быть в каждом человеке…
Серые глаза его возбужденно блестели. Светлый чуб съехал на лоб. Волна волос на затылке, над воротником, вздыбилась. Он ощутил легкую стесненность дыхания и, в упор глядя Торбину в самое дно глаз, твердо, даже с угрозой сказал:
– Говорить буду я!
Алимов сделал какой-то протестующий дугообразный нырок головой и, налившись багровой кровью, сел, возмущенно глядя на Палина.
Палин еще некоторое время открыто смотрел в глаза Торбину, пытаясь уловить и в глазах, и в лице его хотя бы малейшую мимолетную тень или движение мускула от узнавания его, Палина. Вместе ведь работали в одной смене и на одном заводе целых два года. Но тщетно… Глаза и лицо Торбина мертво застыли…
«Ничего… – зло подумал Палин. – Сдеру я с твоей морды маску…»
– Я вас слушаю, – холодно сказал Торбин. На лице не дрогнул ни один мускул. – Слушаю…
– С точки зрения радиационной безопасности, блок АЭС к пуску не готов! – твердо сказал Палин, следя за выражением лица начальника главка. – Во-первых, я категорически против слива радиоактивной воды в море! Категорически…
Алимов наклонился к Мошкину и, усиленно нюхая воздух, подобострастно, это было видно по его лицу, что-то сказал тому.
Лицо Торбина словно бы слегка обрюзгло и потемнело.
– Это во-первых, – продолжал Палин. – Никаких сливов в море! Необходимо подналечь и форсированно завершить подготовку блока спецхимии к пуску. Иного пути нет… Во-вторых. – Палин ощутил в груди легкость и свободу, будто скинул с себя тяжкий груз. – Не готовы монтажом установка подавления активности выбросов и тоннель, связывающий радиоактивный выхлоп от эжекторов турбин с венттрубой. Стало быть, сброс радиоактивных газов будем производить на «конек» крыши… Факел радиоактивных благородных газов, аэрозолей и прочего накроет территорию промплощадки и создаст неблагоприятную радиационную обстановку на близлежащих пространствах… В-третьих… К слову, и как упрек проектировщикам – роза ветров в сторону жилпоселка… Что касается отдела радиационной безопасности, то личный состав службы обучен и к пуску готов. По оборудованию все отлажено и в работе, кроме установки «Брусника», которую до сих пор никак не могут отладить шеф-монтеры и наладчики. Установка крайне необходима, ибо должна обеспечивать непрерывный контроль активности выбросов. В случае, если установку к готовности блока не отладят, придется проводить замер примитивным способом посредством ручного отбора проб газа после эжекторов…
Палин замолчал и, переведя дух, отметил, что глаза Торбина и все лицо его набухли кровью по-настоящему впервые за все время совещания.
«Ну, ну… – мысленно подбодрил его Палин. – Сергуня…»
Так Торбина называли в смене, но он не терпел уже тогда подобной фамильярности и при этом сердито пыжился.
«Не признаешься, значит». – Палин ожидал, что Торбин вот-вот взорвется. Но Торбин не закричал, нет. Он как-то весь расслабился вдруг и выразительно вздохнул. Видимо, наглость Палина ошеломила его и заставила затаить дыхание.
«И про бомбашку не спрашивает, стервец. – У Палина закипало в груди. – Ну, вали же, чего скис?»
Палин выразительно, не скрываясь и даже с некоторой насмешкой, глядел ему прямо в глаза.
Торбин заговорил тихо, принужденно спокойно, но в дыхании и голосе его затаилась ярость.
– Скажите, товарищ… – Мошкин с готовностью подсказал. – …Товарищ Палин… С каких это пор вы стали чистоплюйчиком?
«Прикидывается, что не знает… Эх, Сергуня…» – Глаза Палина смеялись.
– Вы, что – не работали на таежных «самоварах»?
– Работал.
– Не знаю… Значит, нет… Вы коммунист?
– Коммунист.
– Так какое же вы имеете право расхолаживать коллектив, проникнутый готовностью к пуску? – Голос Торбина был еще тих, но мало-помалу обретал металлический оттенок. – Какого черта?! – вдруг рявкнул он. – Кого вы пугаете?! Вы не туда попали, товарищ Палин. Грязью вы тут никого не испугаете!..
– Знаю. Но тем более…
– Ничего вы не знаете! – Глаза Торбина метали молнии. – Я запрещаю, слышите, запрещаю вам деморализовывать персонал! Вы меня поняли?!
– Вполне.
– Как коммунист вы должны знать, сколь важен стране ваш миллион. И я требую от вас… – Торбин постучал указательным пальцем по столу. – …Требую от вас дисциплины и полной отдачи сил… – Начальник главного управления быстро и пытливо посмотрел на Палина, будто пытаясь понять, сколь серьезны его намерения стоять на своем.
– И тем не менее, – сказал Палин, – мы, атомщики, несем ответственность перед людьми, перед Природой…
– Ну и никто тебе не запрещает. Неси, ради бога, но пускай станцию. Все… – Торбин пристукнул ладонью по столу. – За работу! Прошу остаться директора, главного инженера и его замов…
«Каков циник… – подумал Палин и усмехнулся. – Ладно, поживем, увидим».
4
Позвонил Абдулхаков. Кричит, запыхался, голос гортанный. Говорит: вскрыли все три главных циркуляционных насоса. Сильно парит. По аэрозолям три нормы, работают в «лепестках». Выемные части насосов спустили в транспортный коридор, и Пряхин дал команду везти их без дезактивации в блок вспомогательных цехов. Я, говорит, ругаюсь, запрещаю… Пусть поднимает назад в насосный зал, дезактивирует смесью лимонной и щавелевой кислот. А он говорит: «Я тебе сейчас клизму из лимонной кислоты сделаю…»