Иллюзионист - Мейсон Анита. Страница 55

Начались волнения. Негодующие паломники требовали, чтобы солдат был немедленно наказан. Куман, вместо того чтобы удовлетворить их требование, велел им успокоиться и продолжить празднества. В ответ он получил град камней.

Так как бунт был неотвратим, губернатор позвал подкрепление из форта, расположенного на северной стороне Храма. От этого форта шли ступени к колоннаде, окружавшей внешний двор, — единственное место на территории Храма, куда допускались язычники. (Непосредственная близость гарнизона оккупационных войск к главной местной святыне сама по себе давно вызывала у иудеев недовольство.) Храм, соседствующий с ним форт и царский дворец были самыми выдающимися архитектурными памятниками времен Ирода и занимали большую территорию; но в тот момент там собрались несколько тысяч мужчин, женщин и детей и возбужденная когорта войск.

Свежие войска поднимались по ступеням, ведущим во внешний двор. Люди потеряли голову, началась давка. В панике они натыкались друг на друга в узком пространстве колоннады и не могли выбраться наружу. Те, кому удалось выбраться, попадали в окружающий Храм лабиринт узких, запутанных улочек. Солдатам не понадобилось даже обнажать оружие. Сотни людей были задавлены или задохнулись в толчее.

Вскоре после этого на горной дороге за городом напали на государственного чиновника и ограбили его. В качестве ответной меры Куман послал солдат в ближайшие деревни. Один из солдат зашел слишком далеко. Найдя свиток, содержащий часть Закона, он порвал его и бросил в огонь.

Разъяренная толпа предстала перед Куманом в его уютной резиденции в Кесарии. На этот раз он хорошо запомнил урок. Виновному солдату отрубили голову.

Куман так и не понял народа, которым он был послан править. Он не понимал ни их страстного стремления к справедливости, ни его причину — их ощущение колоссальной несправедливости истории. Отсутствие у него воображения предопределило его крах.

Ближе к концу его правления паломник, направлявшийся в Святой город на праздник, был убит, будучи проездом в Самарии. Куман ничего не предпринял. Ходили слухи, что он получил взятку от самаритян. Друзья убитого взяли дело в свои руки и под предводительством нескольких зелотов предприняли карательный налет на самаритянские деревни. Куман разгромил налетчиков с помощью кавалерии.

Самаритяне обратились к легату Сирии, непосредственному начальнику Кумана, и потребовали возмещения за опустошение их земли. Одновременно прибыла иудейская депутация с жалобой на убийство паломника и на тот факт, что преступление осталось безнаказанным. Легат постановил распять на кресте взятых Куманом в плен зелотов и направил руководителей обеих сторон, а также и самого губернатора в Рим. Император приговорил к смертной казни самаритян, которые начали конфликт, и с позором уволил Кумана с занимаемой должности.

Неспособность Кумана урегулировать этот братоубийственный конфликт имела несколько последствий. Во-первых, место Кумана занял прокуратор, который еще в меньшей степени подходил на эту должность, чем все его предшественники. Во-вторых, религия и война в тот момент стали одним понятием. Торжество, испытанное в тот пьянящий миг, не забылось. Некоторые из зелотов, бежавших от кавалерии Кумана, не вернулись домой. Они остались в горах, на этой суровой, неприступной земле со множеством утесов и обрывов, которая на протяжении многих веков считалась оплотом их нации. Постепенно они снова сделали ее своей. Это была земля разбойников, и также это была святая земля. Кроме того, она идеально подходила для партизанской войны.

Молодой человек внимательно наблюдал за Кефой, пока тот ел. Кефа, которому было неприятно такое пристальное внимание, успокаивал себя тем, что, видимо, в этих местах такое поведение обычно. Совершенно никакой сдержанности.

Он прожевал последнюю оливу, выплюнул косточку, собрал остатки пищи с тарелки куском хлеба, отправил хлеб в рот и, удовлетворенный, откинулся назад, потянувшись за вином. Это была его первая настоящая еда за пять дней.

Молодой человек поднялся со скамьи, на которой сидел, подошел с непринужденной грацией и уселся за стол напротив Кефы. У него были лучистые карие глаза, волосы — завиты, напомажены и надушены, пальцы — тонкие и хорошо ухоженные.

Кефа отодвинулся подальше.

— Вы не из этих мест? — спросил молодой человек, тщательно подбирая слова на арамейском.

— Да, — сказал Кефа.

— Добро пожаловать в Триполис.

— Спасибо.

— Вам нравится наш город?

— Я здесь всего два часа, — раздраженно сказал Кефа.

— Тогда вы ничего не видели. Я вам покажу город.

— Вы очень добры, но я здесь по делу, — сказал Кефа.

— Прошу вас. У вас есть время. Вы — мой гость.

— У меня нет времени, — сказал Кефа. — Мое дело не терпит отлагательства.

— Какое дело не может подождать несколько часов?

— Я ищу одного человека, — сказал Кефа.

— Ну тогда я могу вам помочь. Я знаю всех в Триполисе.

Кефа подумал, что это скорее всего правда. Он хотел бы поскорее избавиться от надушенного грека, но было глупо упускать случай.

— Я ищу человека по имени Симон из Гитты, или Симон Волхв.

Что-то блеснуло в лучистых карих глазах, и они затуманились. Возможно, это было разочарование.

— А где Гитта? — спросил молодой человек.

— В Самарии.

— А… Это далеко.

— Не важно, где Гитта, — сказал Симон. — Мне важно знать, где Симон. Мне сказали, он в Триполисе.

— Это Триполис.

— Я знаю, — сказал Кефа сквозь зубы. Молодой человек долго изучал стол, потом поднял свои карие глаза на Кефу и широко улыбнулся.

— Я его не знаю, — сказал он и встал. — А теперь я покажу вам город.

Время от времени, после своей первой встречи с Иешуа на Озере, Кефа испытывал моменты потрясающего умственного просветления. Они наступали неожиданно, врываясь в путаницу его мыслей подобно волнам света, чистые, как свежий ветер в знойный день. В такие моменты он понимал все, что обычно озадачивало его. В такие моменты он точно знал, что должен делать, и был способен сделать это. В такие моменты он даже мог читать чужие мысли.

Кефа взглянул на молодого человека и понял, что он лжет.

— Сядь, — сказал он.

Он попросил еще вина. Когда вино принесли, он разлил его в два кубка.

— Ты потом покажешь мне город, — сказал он. — Я с удовольствием составлю тебе компанию. Но сначала ты выпьешь со мной.

Они подняли тост друг за друга. Молодой человек вымученно улыбался.

— Извини, если я был невежлив, — сказал Кефа.

— Вы вовсе не были невежливы.

— Я долго был в пути и устал. Если мне не удастся найти моего друга, я напрасно потрачу время, а моему другу может грозить опасность.

— Опасность?

— У него есть враги. Есть люди, которые хотят его убить. Один из них, — Кефа едва сдерживался, чтобы не засмеяться, — сейчас его ищет.

— Неужели? — Глаза грека заблестели от волнения. — Должно быть, вы близкий друг, если взяли на себя такой труд.

— О да, — соврал Кефа с легкостью, которая была отвратительна. — Мы с Симоном дружим с детства. Мы почти как братья.

— Удивительно, но вы даже похожи друг на друга.

Наступила пауза, подобная той, когда тяжелый предмет падает на землю. Кефа взял себя в руки:

— Так ты его знаешь?

Грек застенчиво улыбнулся:

— Простите, вы не похожи на его друга, точнее, вы не одеваетесь как его друг. Понимаете, он не хочет, чтобы знали, где он останавливается.

— Ты можешь мне сказать, где он остановился?

— Я не знаю. Но я могу отвести вас к человеку, который знает. Симон и Елена остановились у родственника моего друга, в нескольких милях от побережья.

Кефа едва удержался, чтобы не сорваться с места. Он налил еще вина.

— Мне повезло, что я тебя встретил, — сказал он. — Почему ты подошел ко мне и заговорил?

— Мой кузен содержит бордель. Когда удается, я привожу новых клиентов.

Кефа не сводил глаз с кувшина с вином. Молодой грек вдруг сказал: