Рассказы - Мелихан Константин Семенович. Страница 27
– Семь тысяч!
– Семь тысяч – раз! Семь тысяч – два!
– Пять тысяч!
Иду мимо метро, стоят два мужика. У одного на груди – табличка: «Куплю ваучер». У другого – «Продам ваучер».
В конце дня иду обратно, они все стоят. Только табличками поменялись.
В другом месте читаю объявление: «Пропал ваучер, сука. Нашедшему – хорошее вознаграждение».
В нашей стране что ни делается, все к худшему.
Сейчас всех волнует только один вопрос: что будет дальше? Не волнуйтесь: дальше будет лучше, потому что хуже некуда!
И я там был Непутевые заметки о Дании
Большое видится на расстоянье…
Я люблю ругать своё правительство и свой народ, но не люблю, когда это делает иностранец.
Самая дешевая гордость – гордость национальная.
Прелесть каждого путешествия – в возвращении.
Что я знал о Дании перед поездкой?
Знал, что есть такая страна.
Уже – хорошо.
Что находится она недалеко от Ленинграда.
И что похожа на Ленинград: тоже на севере, тоже 5 миллионов и тоже много каналов.
Туманная такая страна.
Капли датского короля зачем-то вспомнил. Когда я был маленьким, я думал, что это – капли, которые падают с короля.
Ещё что-то такое из тумана выплыло: Снежная Королева, Дюймовочка, Русалочка…
Это – детский датский писатель Андерсен, любимый писатель Хрущева и Фурцевой, потому что рассказывал сказки.
Художник Херлуф Бидструп, любимый художник Хрущева и Фурцевой, потому что обличал буржуазный строй.
Шахматист Бент Ларсен, любимый шахматист Хрущева и Фурцевой, потому что проигрывал советским шахматистам.
Философ Серен Кьеркьегор, нелюбимый философ Хрущева и Фурцевой, потому что слишком хорошо отзывался о боге.
Ну, и Владимир Иванович Даль, создатель толкового словаря ЖИВАГО ВЕЛИКОРУСКАГО ЯЗЫКА. Правда, Даль был датчанином лишь наполовину, а точней, полудатчанином-полунемцем-полуфранцузом. Здесь не могу сказать ничего плохого о Хрущеве и Фурцевой, потому что не знаю, приходилось ли им заглядывать в этот словарь.
О том, что я еду в Данию, мне сообщили за 3 дня до отъезда. Я понял, что пришло время начинать учиться английскому языку, и позвонил по телефону своёму знакомому профессору:
– Можно ли изучить английский за три дня?
– Можно, – сказал профессор. – Но для этого надо сначала изучить греческий, латинский, итальянский, испанский, португальский, немецкий и французский.
Поскольку времени у меня было мало, я успел выучить только одну фразу: «Я говорю по-английски». Да и то – по-русски.
Что касается других языков, то я довольно свободно говорил по-французски. Хоть и не понимал, что говорю.
Вообще, изучение языков мне давалось всегда легко, особенно на ранней стадии, благодаря некоторым закономерностям, которые я заметил в произношении. Я заметил, что каждый язык что-то напомиает:
Английский – жевательную резинку.
Испанский – дуэль на рапирах.
Французский – полоскание горла. И носа.
Немецкий – марширующих солдат.
Польский – жарющуюся картошку.
Арабский – кашель.
Китайский – мяуканье.
Японский – сюсюканье с ребёнком.
А русский – не напоминает ничего. Свой язык – как воздух: не замечаешь, какой он, потому что только им и дышишь.
В Дании с вами говорят на том языке, на каком вам удобней. Каждый датчанин знает несколько языков: английский, немецкий, датский и остальные скандинавские – обязательно. Некоторые знают французский. Плюс для разнообразия – итальянский или испанский. Ну, и для развлечения – какой-нибудь экзотический: например, русский.
– Вы говорите по-немецки? – спрашивают они меня по-немецки.
– Чего? – отвечаю я.
– По-немецки говорите? – спрашивают они по-английски.
– Ась?
– По-немецки могешь? – спрашивают они уже по-русски.
– А, по-немецки! – восклицаю я на ломаном русском. – Я, я! Я учил немецкий в школе номер пятьсот пятнадцать и могу говорить по-немецки с любым, кто учил его в той же школе.
Перед поездкой в Данию мне велели заполнить анкету. В графе «Были ли вы за границей и, если были, то где?» я написал: «Нет», – и перечислил страны, в которых не был. То есть все страны мира.
За границу я поехал не для того, чтобы лучше узнать их, а для того, чтобы лучше узнать нас.
В одном поезде со мной в Данию ехала группа ленинградских школьников. Они ехали аж на неделю, а я – только на 6 дней. Поэтому каждому школьнику обменяли по 28 рублей, а мне – только 24.
Не удивительно, что иностранцы о нас говорят: «Русский человек – самый культурный. Всегда скажет „спасибо“ вместо того, чтобы заплатить деньгами».
Конечно, и у них есть свои проблемы. Например – где лучше провести отпуск: в Монако или на Гавайских островах? Или – что подарить жене? Потому что у нее все есть. И даже больше, чем думает муж.
На финской границе в вагон входит служащий: «Валюта, порнография, наркотики, водка?..»
«Нет, чашечку кофе, пожалуйста», – шутит сидящая рядом со мной дама.
Действительно, зачем нам их наркотики, когда у нас вся пища – наркотики?!
После проверки мы вздохнули и, облегченные (наполовину), двинулись дальше.
Пейзаж за окном не изменился. Изменилось только его название.
Проглядели Финляндию.
Проспали Швецию.
Проснулись в Дании.
Почти все датчане – тонкие и длинные. Это мы растем вширь, а они растут вверх. Чем больше у человека денег, тем менее калорийную пищу он ест.
Помню, я спросил у польского крестьянина:
– Почему вы так много выращиваете картошки?
Он ответил:
– Чтобы и мужику было, с кого драть шкуру!
На дверях комиссионного магазина в Копенгагене я увидел табличку: «Русские и польские вещи не принимаются».
Но это не страшно. Главное – чтобы можно было купить. А купить можно все, что хочешь. В отличие от наших магазинов, где покупаешь то, что есть. Говорят, когда Маргарет Тэтчер посетила один из наших магазинов, она удивилась, почему такая жуткая очередь. «Сапоги выбросили», – объяснили ей. Тэтчер взглянула на эти сапоги и сказала: «У нас такие тоже выбрасывают».
Они нас не понимают. Даже если мы говорим на их языке В Копенгагене я жил на квартире мэра. О том, что Том мэр, я узнал только через несколько дней. На приеме в мэрии.
Небритый, в джинсах, тридцати лет, любитель рок-музыки, на работу ездит на велосипеде. Не знаю, сопровождает ли его кортеж полицейских на самокатах со звонками и сиренами, но в мэрии Тома охраняет полиция. Но только в мэрии.
Вообще большинство жителей Копенгагена ездит на велосипедах, хотя все обочины забиты машинами. Но на машинах, как правило, ездят только за границу или в пригород.
– Зачем загрязнять свой город?
И конечно, воздух в Копенгагене – как в лесу. Вдобавок на всех машинах – фильтры. Если бы наша машина появилась в Копенгагене, её водителя сразу бы оштрафовали за отравление окружающей среды. Или загнули бы выхлопную трубу в салон.
Часть своей зарплаты Том жертвует на благотворительные нужды. Хотя он не миллионер. Он социалист. Оказывается, Дания – не капиталистическая страна, а социалистическая.
– Мы строим социализм, – скромно говорит Том.
– А мы – коммунизм, – гордо говорю я. – Мы по мелочам не разбрасываемся. Строить – так строить! Если не получится, скажем: так мы ж не что-нибудь строили, а коммунизм!
И сроки – соответственно. И затраты.
Чем умней пророк, тем дальше он смотрит. Легче предсказать то, что будет через сто лет, чем то, что будет завтра.