Рассказы - Мелихан Константин Семенович. Страница 27

– Семь тысяч!

– Семь тысяч – раз! Семь тысяч – два!

– Пять тысяч!

Иду мимо метро, стоят два мужика. У одного на груди – табличка: «Куплю ваучер». У другого – «Продам ваучер».

В конце дня иду обратно, они все стоят. Только табличками поменялись.

В другом месте читаю объявление: «Пропал ваучер, сука. Нашедшему – хорошее вознаграждение».

В нашей стране что ни делается, все к худшему.

Сейчас всех волнует только один вопрос: что будет дальше? Не волнуйтесь: дальше будет лучше, потому что хуже некуда!

И я там был Непутевые заметки о Дании

Большое видится на расстоянье…

С. Есенин

Я люблю ругать своё правительство и свой народ, но не люблю, когда это делает иностранец.

Приписывается А. Пушкину

Самая дешевая гордость – гордость национальная.

А. Шопенгауэр

Прелесть каждого путешествия – в возвращении.

Ф. Нансен

Что я знал о Дании перед поездкой?

Знал, что есть такая страна.

Уже – хорошо.

Что находится она недалеко от Ленинграда.

И что похожа на Ленинград: тоже на севере, тоже 5 миллионов и тоже много каналов.

Туманная такая страна.

Капли датского короля зачем-то вспомнил. Когда я был маленьким, я думал, что это – капли, которые падают с короля.

Ещё что-то такое из тумана выплыло: Снежная Королева, Дюймовочка, Русалочка…

Это – детский датский писатель Андерсен, любимый писатель Хрущева и Фурцевой, потому что рассказывал сказки.

Художник Херлуф Бидструп, любимый художник Хрущева и Фурцевой, потому что обличал буржуазный строй.

Шахматист Бент Ларсен, любимый шахматист Хрущева и Фурцевой, потому что проигрывал советским шахматистам.

Философ Серен Кьеркьегор, нелюбимый философ Хрущева и Фурцевой, потому что слишком хорошо отзывался о боге.

Ну, и Владимир Иванович Даль, создатель толкового словаря ЖИВАГО ВЕЛИКОРУСКАГО ЯЗЫКА. Правда, Даль был датчанином лишь наполовину, а точней, полудатчанином-полунемцем-полуфранцузом. Здесь не могу сказать ничего плохого о Хрущеве и Фурцевой, потому что не знаю, приходилось ли им заглядывать в этот словарь.

О том, что я еду в Данию, мне сообщили за 3 дня до отъезда. Я понял, что пришло время начинать учиться английскому языку, и позвонил по телефону своёму знакомому профессору:

– Можно ли изучить английский за три дня?

– Можно, – сказал профессор. – Но для этого надо сначала изучить греческий, латинский, итальянский, испанский, португальский, немецкий и французский.

Поскольку времени у меня было мало, я успел выучить только одну фразу: «Я говорю по-английски». Да и то – по-русски.

Что касается других языков, то я довольно свободно говорил по-французски. Хоть и не понимал, что говорю.

Вообще, изучение языков мне давалось всегда легко, особенно на ранней стадии, благодаря некоторым закономерностям, которые я заметил в произношении. Я заметил, что каждый язык что-то напомиает:

Английский – жевательную резинку.

Испанский – дуэль на рапирах.

Французский – полоскание горла. И носа.

Немецкий – марширующих солдат.

Польский – жарющуюся картошку.

Арабский – кашель.

Китайский – мяуканье.

Японский – сюсюканье с ребёнком.

А русский – не напоминает ничего. Свой язык – как воздух: не замечаешь, какой он, потому что только им и дышишь.

В Дании с вами говорят на том языке, на каком вам удобней. Каждый датчанин знает несколько языков: английский, немецкий, датский и остальные скандинавские – обязательно. Некоторые знают французский. Плюс для разнообразия – итальянский или испанский. Ну, и для развлечения – какой-нибудь экзотический: например, русский.

– Вы говорите по-немецки? – спрашивают они меня по-немецки.

– Чего? – отвечаю я.

– По-немецки говорите? – спрашивают они по-английски.

– Ась?

– По-немецки могешь? – спрашивают они уже по-русски.

– А, по-немецки! – восклицаю я на ломаном русском. – Я, я! Я учил немецкий в школе номер пятьсот пятнадцать и могу говорить по-немецки с любым, кто учил его в той же школе.

* * *

Перед поездкой в Данию мне велели заполнить анкету. В графе «Были ли вы за границей и, если были, то где?» я написал: «Нет», – и перечислил страны, в которых не был. То есть все страны мира.

* * *

За границу я поехал не для того, чтобы лучше узнать их, а для того, чтобы лучше узнать нас.

В одном поезде со мной в Данию ехала группа ленинградских школьников. Они ехали аж на неделю, а я – только на 6 дней. Поэтому каждому школьнику обменяли по 28 рублей, а мне – только 24.

Не удивительно, что иностранцы о нас говорят: «Русский человек – самый культурный. Всегда скажет „спасибо“ вместо того, чтобы заплатить деньгами».

Конечно, и у них есть свои проблемы. Например – где лучше провести отпуск: в Монако или на Гавайских островах? Или – что подарить жене? Потому что у нее все есть. И даже больше, чем думает муж.

На финской границе в вагон входит служащий: «Валюта, порнография, наркотики, водка?..»

«Нет, чашечку кофе, пожалуйста», – шутит сидящая рядом со мной дама.

Действительно, зачем нам их наркотики, когда у нас вся пища – наркотики?!

После проверки мы вздохнули и, облегченные (наполовину), двинулись дальше.

Пейзаж за окном не изменился. Изменилось только его название.

Проглядели Финляндию.

Проспали Швецию.

Проснулись в Дании.

* * *

Почти все датчане – тонкие и длинные. Это мы растем вширь, а они растут вверх. Чем больше у человека денег, тем менее калорийную пищу он ест.

Помню, я спросил у польского крестьянина:

– Почему вы так много выращиваете картошки?

Он ответил:

– Чтобы и мужику было, с кого драть шкуру!

На дверях комиссионного магазина в Копенгагене я увидел табличку: «Русские и польские вещи не принимаются».

Но это не страшно. Главное – чтобы можно было купить. А купить можно все, что хочешь. В отличие от наших магазинов, где покупаешь то, что есть. Говорят, когда Маргарет Тэтчер посетила один из наших магазинов, она удивилась, почему такая жуткая очередь. «Сапоги выбросили», – объяснили ей. Тэтчер взглянула на эти сапоги и сказала: «У нас такие тоже выбрасывают».

Они нас не понимают. Даже если мы говорим на их языке В Копенгагене я жил на квартире мэра. О том, что Том мэр, я узнал только через несколько дней. На приеме в мэрии.

Небритый, в джинсах, тридцати лет, любитель рок-музыки, на работу ездит на велосипеде. Не знаю, сопровождает ли его кортеж полицейских на самокатах со звонками и сиренами, но в мэрии Тома охраняет полиция. Но только в мэрии.

Вообще большинство жителей Копенгагена ездит на велосипедах, хотя все обочины забиты машинами. Но на машинах, как правило, ездят только за границу или в пригород.

– Зачем загрязнять свой город?

И конечно, воздух в Копенгагене – как в лесу. Вдобавок на всех машинах – фильтры. Если бы наша машина появилась в Копенгагене, её водителя сразу бы оштрафовали за отравление окружающей среды. Или загнули бы выхлопную трубу в салон.

Часть своей зарплаты Том жертвует на благотворительные нужды. Хотя он не миллионер. Он социалист. Оказывается, Дания – не капиталистическая страна, а социалистическая.

– Мы строим социализм, – скромно говорит Том.

– А мы – коммунизм, – гордо говорю я. – Мы по мелочам не разбрасываемся. Строить – так строить! Если не получится, скажем: так мы ж не что-нибудь строили, а коммунизм!

И сроки – соответственно. И затраты.

Чем умней пророк, тем дальше он смотрит. Легче предсказать то, что будет через сто лет, чем то, что будет завтра.