Магиер Лебиус - Мельников Руслан. Страница 40
– Не хочу, – буркнул Дипольд.
– Не хотите? – изумился Мартин. – Совсем?!
Сосед аж подавился недожеванным куском, закашлялся. А с противоположной стороны, слева, вдруг послышалась возня. В совсем уж слабом, не лунном даже – звездном свете, скупо просачивающемся в окошко, Дипольд едва-едва различил знакомую картину. Тощие руки, тянувшиеся из-за решетки. Только не из внешней – из разделительной. Руки сейчас тянулись не к коридору, а в его, Дипольда Славного, клетку.
ГЛАВА 33
Клетка слева оказалась в числе обделенных – туда не была брошена ни одна лепешка, ни одна черствая горбушка, туда не попала ни единая мятая фляга. Возможно, поэтому ее обитатели и забыли так быстро о печальной участи Сипатого. Оголодавшие, ослабевшие, потерявшие человеческий облик, лишившиеся в унизительном заточении остатков гордости и самоуважения, утратившие изрядную толику разума, они не думали сейчас о том, что Дипольд в гневе может, как палки, как сухие хворостины, переломать и их исхудавшие руки о толстые железные прутья. Все они сейчас надеялись на лучшее. На милосердие неопытного новичка. На его неразумность.
– Ваша светлость! Сюда! Пожалуйста! Умоляем! Коли вы сами не хотите! Хотя бы кусочек! Один! Хотя бы! Мне! Мне! Мне!..
Стоя на коленях и лежа на животах, они тянули к нему раскрытые ладони, как нищие с паперти. Стонали – заискивающе-плаксиво-умоляюще. Но при этом настойчиво, громко.
Дипольд бросил в ту сторону кусок хлеба, кусок сыра, кусок мяса. Лишь бы умолкли, заткнулись лишь бы. Но щедрый подарок только раззадорил, только вызвал новый приступ жалостливо-настырных просьб в соседней клетке. И волну яростного негодования в прочих, удаленных, растворенных во мраке клетках.
Ближние соседи умоляли и просили еще. Дальние слышали и осознавали, что им-то ничего не перепадет. А потому поносили и «светлость», и облагодетельствованных «светлостью» последними словами.
А Дипольд…
– Нате! Жрите! – в ярости, звеня цепью, Дипольд Славный пинал и швырял ногами (руками прикасаться было мерзко!) вывалянную в грязи пищу. Перепачканные куски летели за прутья разделительной решетки. В растопыренные пальцы, в раззявленные рты.
– Жри-те!!!
Они жрали. Жадно, вырывая друг у друга, дерясь, чавкая. Роняя и вновь подхватывая оброненное с пола, покрытого грязью и нечистотами.
Все!
Кончилось!
Нет больше!
Ни кусочка!
Пфальцграф обессиленно рухнул на солому, на грязное вонючее одеяло. А вокруг выла, бесновалась, изрыгала ругательства и проклятия тьма.
– Напрасно вы так, ваша светлость, – неодобрительно покачал головой Мартин. – Пока кормят, лучше ешьте сами. А то ведь могут и перестать кормить. А силы тут нужны, как нигде. К тому же чем больше вы будете делиться с другими, тем меньше у вас будет покоя. Если вы хотите здесь…
– Не хочу, – глухо процедил Дипольд. – Здесь я не хочу ничего. Потому что мне здесь не место, Мартин! И я здесь не останусь!
Мартин вздохнул с сочувствием:
– Такое бывает. Со многими на первых порах такое случается. Но, к великому сожалению, кому оставаться в клетке, а кому нет, сейчас решаем не мы, ваша све…
Руки пфальцграфа метнулись меж железных прутьев. Поймали, схватили, сдавили горло мастера, дернули на себя, припечатали голову соседа изуродованным лицом к решетке.
– Я! Здесь! Не! Останусь! – тихо, но отчетливо произнес Дипольд в сожженную половину лица, в немигающий глаз, лишенный века, в изрезанное, искромсанное ухо. – Ты меня понял, Мартин? Если нет, я сломаю тебе шею, как сломал руку тому непонятливому мерзавцу, который не пожелал заткнуть пасть, когда его об этом просили. Ты понял? Отвечай?!
– Правильно, светлость, убей Вареного!
Тьма вокруг вновь всколыхнулась и загомонила…
– Давно пора!
Ожившая узилищная тьма все видела и все примечала без света…
– Раздави его!
И чуткая тьма, не разобрав слов, все же расслышала в шепоте-крике Дипольда неконтролируемую… почти неконтролируемую ярость.
– Порви!
И быстро смекнула, в чем суть происходящего…
– Поломай!
Правильно смекнула тьма, что один одиночка, ненавистный всем обитателям общих клеток, готов придушить другого – такого же ненавидимого. И тьма подбадривала, подталкивала, подначивала…
А Дипольд – да, он действительно был готов. В таком состоянии – запросто. И придушить, и раздавить, и порвать, и сломать. Кого угодно. За что угодно. Дипольд по новой жег горящим безумным взглядом вареную образину соседа из клетки справа. А с той стороны решетки, с обезображенного лица, на него тупо и водянисто пялился глаз без века.
– От-ве-чай! Ты по-нял?
– А-а-а! – с превеликим трудом выпихнул из себя Мартин. – Да-а-а!
Не слово – хриплый стон.
– Все понял? – не унимался Дипольд.
– О-о-о! Все-о-о! Все-все-все! – быстро-быстро, испуганно-испуганно хрипел Мартин, безуспешно пытаясь кивнуть, но лишь двигая верх-вниз шершавой щекой-шрамом по шершавой рже толстого железного прута.
Пфальцграф ослабил хватку. Чуть-чуть.
Сразу – кашель. И сквозь него – натужное:
– Понял… к-хе… Вы здесь… к-хе… не останетесь, ваша светлость… к-хе… чего ж тут не понять-то? К-хе-к-хе! По-о-онял… отпустите…
– Это еще не все, – в самое ухо Мартина, мятое и искромсанное, прошептал Дипольд. – Ты мне поможешь бежать, как только представится случай!
– Я? – пискнул Мартин. – Вам?
– По-мо-жешь!
Пальцы Дипольда сжались на шее мастера, еще сильнее, чем прежде, стальной големовой клешней сжались. Руки пфальцграфа за малым не втискивали голову Мартина в решетку. Несколько секунд такой хватки – и…
– Поможешь или подохнешь!
– А… а… – силился и не мог выговорить Мартин. – А…а…у. По-мо-гу-у-у…
Дипольд отпустил, отпихнул жертву. Заставил себя. Не без труда заставил. Пригодится потому как. Еще может пригодиться ему этот Мартин-мастер. Значит, Мартин должен жить. Но до чего же хотелось сломать его тонкую цыплячью шею, трепетавшую под пальцами!
До чего же велик был соблазн!
Мартин упал на спину, попытался откатиться, отползти. Подальше от разделительной решетки, от рассвирепевшего соседа. Да только натянувшаяся цепь далеко не пускала.
Бывший часовщик Мартин-мастер, ныне известный как Вареный, держался за горло, заходился в кашле и похожем на кашель плаче.
Дипольд медленно приходил в себя. С удивлением смотрел на свои подрагивающие руки. На пальцы, что нехотя, через силу выпустили горло полузадушенного Мартина. А чего он, собственно, так взъярился на соседа? Что на него опять нашло? А впрочем, неважно. Что нашло, то и отпустило. Отпускало. Отпустит…
Просто обстановка. Просто не спал. Перенервничал просто. Ему просто-напросто не повезло: угодил в лапы Чернокнижника и очутился здесь, в маркграфской темнице. И вареному Мартину не повезло тоже – в том, что бывший часовщик оказался рядом с плененным пфальцграфом. Что попал под горячую руку.
Вот и все.
Все просто.
Все ясно.
Все понятно…
И хватит думать. Хватит гадать. Без того голова трещит и руки трясутся.
Дипольд снова полез под одеяло.
Спать!
Спать…
ГЛАВА 34
Все же выспаться как следует не получилось. Всю ночь светили факелы и смрадный воздух темницы сотрясала раздраженная солдатская ругань. Несколько изможденных слуг, понукаемых стражниками, таскали из-под клеток бочки с нечистотами. Судя по тому, что зловонные посудины довольно быстро возвращались на место, опорожняли их где-то неподалеку, совсем близко. Скорее всего, прямо со стен, под скалы. Но не исключено… – и об этом ворочающийся под грязным тюремным одеялом Дипольд думал не без злорадстрва, – вовсе ведь не исключено, что содержимое бочек уносят в пресловутые мастератории Лебиуса. В самом деле… Мало ли что может понадобиться черному колдуну для магиерских изысканий. Мало ли какая мерзость может вариться в его котлах.
И под утро снова не было покоя: еще до рассвета тюремная стража пришла за тем, что точно, вне всякого сомнения, отправится в магилабор-залы, – за трупами. На этот раз по подземелью прогромыхал сапогами целый отряд. Темницу обходила добрая дюжина вооруженных до зубов латников и полдесятка факельщиков. Этих ни о чем не просили и рук из клеток к ним не тянули. Этих, похоже, здесь боялись больше, чем других.