Бесы Черного Городища - Мельникова Ирина Александровна. Страница 57

– Ничего себе накопал! – поразился Алексей. – Неужто горничная так много знает?

– При чем тут горничная? – улыбнулся Иван. – Но она мне и впрямь кое-что более интересное преподнесла, чем история пустячного кольца. Но сначала о бриллианте. Вот здесь-то горничная как раз не знает, откуда он появился у Бучилиной. Признаться, я подозреваю, что он достался гадалке не слишком честным путем.

– У тебя есть основания это подозревать?

– Вполне, и очень обоснованные. Не такой дар был у нашей прорицательницы, чтобы ей дарили столь ценные презенты. Вайтенс тоже про бриллиант ничего не слышал. Выходит, Бучилина или знала его настоящую ценность, или предпочитала держать в секрете, что у нее хранится подобная редкость.

– Редкость?

– Ну да! Вайтенс объяснил, что такие камни встречаются редко, и если это не подделка, то стоят целое состояние. Практически они все известны под своими особенными именами. Знаешь, когда я ему сказал, что у Бучилиной имелся редкостный бриллиант, ювелир необычайно возбудился. Мне показалось, что Вайтенс знает, о каком камне идет речь. Но сам он это категорически отрицает.

– Ты прав, это уже кое-что! А Сыроваров как? По-прежнему запирается?

– Михалыч велел привезти его из тюрьмы. Сам долго с ним разговаривал. Я сидел за ширмой, поэтому в курсе, что к чему. Сыроваров явно собрался с мыслями. Отвечал на вопросы очень любезно, не нервничал. Сказал, что крайне удивлен и опечален, что у Федора Михайловича, человека весьма им уважаемого, могла появиться хоть на минуту мысль, что он убил и ограбил свою покровительницу. Называл мадам милейшей и умнейшей женщиной, но вместе с тем с прежним упорством отказался давать объяснения своего времяпрепровождения вечером накануне ее убийства. Как Михалыч ни бился, как ни доказывал ему необходимость установления алиби, как ни уверял, что все сказанное Сыроваровым не выйдет за пределы его кабинета, что ни одно имя, особенно женское, которое он назовет, не будет скомпрометировано, – все напрасно! Сыроваров уперся как бык и все твердил: «Я готов идти на всякие печальные последствия своего отказа, но решительно не желаю отвечать на ваши вопросы!» – Иван скорчил гримасу и очень похоже передразнил Сыроварова.

– И что? Так ничего и не сказал?

– Конечно! По правде, я его зауважал! И даже стал сомневаться, виновен ли он на самом деле. Когда человек пытается замести следы, он цепляется за всякую мало-мальски важную закорючку, чтобы обеспечить себе алиби. А тут сам себя топит в угоду ничем не объяснимым понятиям о чести и достоинстве.

– А Федор Михайлович как отнесся к его заверениям?

– Отдал его в руки судебного следователя Карнаухова, а он, сам знаешь, еще тот типус. Ухватился за известный всем факт, что Сыроваров на несколько часов скрывался из дома, и снова законопатил его в тюрьму. А Михалыч потом оправдывался, объяснял, почему не может следовать своим внутренним убеждениям и не считаться с конкретными фактами, и поэтому, дескать, вынужден передать его дело судебному следователю. Сроки уголовного дознания истекли, теперь Карнаухов возьмется за Сыроварова, но не думаю, что ему удастся нас обойти! – Иван окинул Алексея победным взглядом, довольно улыбнулся и принялся хлопать себя по карманам, упустив из виду, что оставил свои часы на подоконнике.

Алексей, не уточняя, что ищет его приятель, взял брегет и протянул его Ивану.

– Как я понимаю, ты уже разузнал, где находился в означенное время Сыроваров?

Иван окинул его самодовольным взглядом.

– А я что говорю? Горничная поначалу мялась, отвечала уклончиво, мол, по этому поводу ничего определенного показать не может, а потом все-таки я ее уломал, призналась, что знает, к кому Сыроваров ездил на свидание.

– Все-таки женщина?

– Если бы! – вздохнул Иван и достал из кармана портсигар. – Пускай бы даже замужняя! Но тут один срам, да и только! Оказался наш милейший Сыроваров самым обыкновенным бугром, [11] и ездил он на свиданку с актером Марципановым. С тем самым, что романсы поет в Зеленом театре. Такой патлатый господинчик с вечно мокрыми губами и испуганными глазками. Я его уже допросил, он признался мгновенно, но потом полчаса уливался горькими слезами и заламывал руки. Еле угомонил его. Сказал, что заставлю клозет в управлении чистить.

– Вот оно что! – покачал головой Алексей. – А мы-то уши развесили: благородный человек, соображения рыцарской чести...

– Так бы он и повинился в содомском грехе! Жди! – хмыкнул Иван.

– Теперь понятно, почему Сыроваров не проявлял интереса к Бучилиной как к женщине. И с новым помощником ссорился не потому, что ревновал его к прорицательнице, а по какой-то другой причине.

– Скорее он помощника к хозяйке ревновал, – расхохотался Иван. – Откуда нам знать, может, у них сладилось?

– Интересно, – сменил тему Алексей, – горничная знала о бриллианте, а Сыроваров не знал. Причем знаком был с Бучилиной еще с Иркутска, а горничную она наняла здесь. Выходит, Клементина ему не слишком доверяла?

– Возможно, потому и не доверяла, что прослышала о его связях, – опять ухмыльнулся Иван.

– Теперь, я думаю, тебе не составит труда разговорить Сыроварова, – сказал Алексей, – но если будешь язвить по поводу его привязанностей, то ничего не добьешься.

– А ты меня не учи! – неожиданно рассердился Иван. – Меня Михалыч полдня по голове долбил, вся черепушка в дырках. Сегодня сообщение пришло о неизвестной банде. Скрывается в лесах вблизи Каинска. Человек пять или семь. Все в синих армяках, бородатые, высокие, крепкие. На них наткнулся в тайге близ Бритого Лба фельдшер земской больницы. Он выезжал на эстонский хутор. Там батрака медведь чуть не задрал. Возвращался под вечер, а они его перехватили у брода через реку. Самого фельдшера не тронули, если не считать, что с седла не слишком почтительно сдернули. Лошадь прихватили да еще саквояж с медицинскими причиндалами. Через десяток шагов бросили его прямо на тропе. Забрали хирургические инструменты, бинты, вату, спирт и снова ушли в тайгу.

– С чего вы решили, что это банда? О крупных грабежах и разбоях сообщений не поступало...

– Не поступало, так поступят, – насупился Иван. – Тебе мало, что Капку и дурачка внаглую увели?

– Ты считаешь, что это одна и та же банда?

– Считай, не считай, а многое сходится. И район, в котором их обнаружили, и количество человек. Вспомни, сколько их дожидалось в засаде?

– Для банды они как-то мелочно действуют. Девку беременную и дурачка украсть, великая ли в том нажива? Или фельдшерский саквояж распотрошить? По-моему, здесь единственный вывод напрашивается: у страха глаза велики!

– Ладно, ладно! – скривился Иван. – Тоже мне знаток банд выискался. Откуда нам знать, может, кража мальчонки и убийство гадалки – тоже их рук дело!

– А ты им гувернантку из пруда припи... – Алексей замолчал на полуслове и с интересом посмотрел на Вавилова. – Тебе не кажется, что банда как-то очень кстати появилась? Почти в одно и то же время со всеми этими темными убийствами?

Иван прищурился.

– А я что говорю? Сама по себе новая банда для наших краев не редкость. Думаю, не составит труда собрать о ней сведения и прищучить. Конечно, если это не гастролеры. Уж как-то внезапно они появились. И если тот, кого мы ищем – убийца гувернантки и гадалки, – действительно одно лицо, то его связь с шайкой просматривается однозначно.

– Абсолютно с тобой согласен. – Алексей подошел к окну и распахнул его. Затем пристроился на подоконнике и закурил. – Давай соберем все в кучку и обмозгуем. Понятно, что Капитолина нагуляла ребенка от работника. Ее и дурачка увели из-под моего носа в районе сопки Бритый Лоб, где видели предполагаемую банду. Вполне возможно, похитители девки и те, кто напал на фельдшера, – одни и те же жулики. Получается, что разыскиваемый нами работник, он же предположительный помощник убитой Бучилиной, связан с этими людьми в синих армяках?