Финита ля комедиа - Мельникова Ирина Александровна. Страница 53

– О боже! – вскрикнул Желтовский и попытался прорваться в комнату первым.

Но Тартищев оттеснил его плечом и предупредил:

– Без паники!

Он нагнулся над девушкой. Наташа лежала правой щекой на ковре, левая рука – под грудью, правая – вдоль тела ладонью вверх. На левом виске виднелся багровый кровоподтек, изо рта стекала свежая струйка крови. Федор Михайлович нагнулся и отыскал пальцами сонную артерию. И с облегчением вздохнул, ощутив биение пульса. Девушка была жива, но без сознания. Он повернул голову и снизу вверх посмотрел на газетчика.

Желтовский с выражением неимоверного ужаса уставился на распростертое перед ним тело.

– О-она ж-жива? – произнес он, заикаясь.

– Жива, жива, – улыбнулся Тартищев и быстро обследовал голову девушки. Переломов не наблюдалось, а ссадина хотя и зловещая на вид, но была всего лишь ссадиной. Вероятно, удар пришелся по касательной или девушка успела вовремя отскочить. Тут же валялось орудие нападения – металлическая, завернутая в тряпку гирька. Прихожая была слишком узкой, что не позволило преступнику размахнуться как следует. Иначе эта встреча могла закончиться и более плачевно. На полу валялись ключи, очевидно, от входной двери, которую, судя по всему, запер преступник.

– Подними и положи ее на кровать, – приказал Тартищев Желтовскому, и тот незамедлительно исполнил его приказание, подхватив худенькое девичье тело на руки.

Тартищев прошел в гостиную. Желтовский с Наташей на руках последовал за ним. Оказывается, гостиная совмещала в себе и спальню, и столовую. Широкая деревянная кровать была небрежно накрыта пестрым пледом, а на небольшом столике рядом с керосинкой виднелись несколько грязных тарелок, салфетка, усыпанная хлебными крошками, раскрытая масленка с остатками масла. Тут же стоял кофейник с коричневыми потеками, от которого несло горелой тряпкой.

– Сегодня Наташе было не до уборки, – произнес смущенно репортер. Он уложил девушку на постель и прикрыл ей ноги пледом. Достал из комода простыню, разорвал ее на полоски и перевязал голову невесты, затем вытер носовым платком сбегающую из уголка ее рта кровь и встревоженно посмотрел на Тартищева. – Кто ее так?

– А ты еще не догадался? – справился тот, окидывая взглядом комнату, затем подошел к окну, распахнул створки и посмотрел вниз. До земли было недалеко. Человек вполне мог приземлиться, не причинив себе повреждений. Окно смотрело на параллельную улицу. И она была гораздо оживленнее той, на которую выходил фасад дома. Вовсю сновали извозчики, по тротуарам взад-вперед прохаживались люди, шныряли мальчишки с пачками вечерних газет и лоточники со своим дешевым, на все случаи жизни, товаром.

Тартищев неодобрительно крякнул, но что он мог поделать? По такой улице ничего не стоит улизнуть незамеченным. Даже если кто и видел выпрыгнувшего из окна человека, ищи-свищи теперь этого свидетеля. Он и сам уже, наверное, за тридевять земель от этих мест.

Девушка на кровати застонала, заворочалась и позвала едва слышно:

– Максим!

Тартищев оглянулся. Желтовский склонился над очнувшейся невестой. Взяв Наташу за руку, он нежно сжал ее пальцы и успокаивающе прошептал:

– Я здесь! С тобой! Не волнуйся!

Тартищев подошел к ним и тоже склонился над раненой, отметив, что она и впрямь недурна собой, а бледность ей даже к лицу, потому что глаза от этого кажутся еще ярче.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

Девушка испуганно посмотрела на него и перевела взгляд на жениха.

Желтовский улыбнулся:

– Это Федор Михайлович Тартищев. Главный сыщик губернии. Он пришел, чтобы помочь нам. Он спрашивает, как ты себя чувствуешь?

Девушка поморщилась и ответила:

– Хорошо! Лишь в голове немного гудит... и слабость...

– Вы помните, кто вас ударил?

– Н-нет, – прошептала Наташа и вновь посмотрела на жениха, словно ждала от него совета.

Тот ласково погладил ее по руке.

– Почему ты открыла дверь? Я ведь просил, чтобы ты без меня никому не открывала. Только Любаше.

– Он постучал и сказал, что принес записку от Любаши. Я приоткрыла дверь и... – Девушка прикусила губу и беспомощно посмотрела на Тартищева. – ...и я больше ничего не помню!

– Господи, ну что за сволочь! – почти простонал Желтовский. – Наташа-то чем ему помешала? Она ведь даже его не видела!

«Хорошо бы вдобавок узнать, чем этому мерзавцу остальные жертвы помешали? – подумал про себя Тартищев. – В том числе и дети?» – Но вслух произнес другое:

– Давайте поступим следующим образом. Сейчас вы, Максим, возьмете мою коляску и доставите Наташу в губернскую больницу. Я передам записку главному врачу и надзирателям, которые охраняют Сергея Зараева. Вашу невесту тоже станем охранять, пока она будет находиться в больнице. Думаю, за это время убийцу мы схватим, иначе эти обязанности мне придется переложить на вас, сударь мой!

– Я не против! – усмехнулся Желтовский.

– Еще бы он был против! – с шутливой угрозой в голосе произнес Тартищев и подмигнул девушке. Она едва заметно улыбнулась в ответ, а он продолжал наставлять ее жениха: – После заедете в управление полиции. Постарайтесь, чтобы немедленно отыскали агентов Вавилова и Полякова. Передайте им мой устный приказ: Полякову мчаться сюда на всех парах, а Вавилову – ехать по адресу, где проживает Любовь Казанкина, сестрица вашей милой невесты. Наташенька, – повернулся он к девушке, – вы помните адрес сестры?

– Конечно! – Она приподнялась на локте. – 2-я Конюшенная, собственный дом Ярлыкова, десятая квартира.

– Прекрасно, – потер ладони Тартищев, – а вы случайно имя и фамилию ее кавалера не назовете? А то ваш жених все запамятовал...

Наташа растерянно посмотрела на Желтовского, потом перевела взгляд на Тартищева.

– Н-но я не знаю! Любаша его все Жако, да Жако называла... Я еще смеялась, что ты его как пуделя какого кличешь? Она обижалась, а потом опять за свое: Жако то, Жако это...

– Он что ж, француз? – изумился Федор Михайлович.

– Да нет, – вместо невесты ответил Желтовский, – наверняка наш ванька, российский, но, похоже, с фанабериями. Одеколон она ему покупала непременно французский, зонт – английский...

– А он ее чем же одаривал? – не преминул полюбопытствовать Тартищев.

– А об этом российская история умалчивает, – развел руками Желтовский. – С фанабериями-то он с фанабериями, а пробавляться за счет женщины не стеснялся, как самый примитивный жиголо.

– Я еще помню, Любаша рассказывала, как они встретились в первый раз, – подала голос Наташа. – Она спешила куда-то вечером и почти бежала по тротуару. И налетела на Жако. У него в руках была коробка с шахматами. Коробка отлетела на мостовую, и шахматы рассыпались. Уже смеркалось, и они едва не ползали на коленях по мостовой, чтобы собрать фигурки. Любаша вспоминала: извозчики их объезжали, свистели и смеялись над ними. И сначала они с Жако крепко поругались, а потом помирились. Вот так и познакомились. И еще она говорила, что он, хотя и в возрасте, но сто очков форы любому молодому даст... Вот и все, что я знаю.

– Да уж! – пробурчал себе под нос Тартищев и посмотрел на девушку. – Вы до коляски дойти сможете?

– Я донесу ее на руках, – произнес торопливо Желтовский.

– Нет, нет, – смутилась Наташа, – я хорошо себя чувствую! Только чуть-чуть голова кружится. Вполне достаточно, если ты поддержишь меня под руку, – и улыбнулась жениху.

Пока молодые люди ворковали в спальне, собираясь для поездки в больницу, Тартищев окинул взглядом комнату и спросил Желтовского:

– В квартире ничего не пропало?

– Нет, все на своих местах! – Он подошел к комоду и подергал его за ручки. – Замки не взломаны! А входную дверь он изнутри закрыл.

– Видно, не успел негодяй развернуться! – вздохнул Тартищев. – Вовремя мы с вами, Максим, появились! Думаю, когда вы стучали в дверь, он был еще в комнате. Помните, мы вошли, и прямо-таки пахнуло одеколоном «Дункан»? Уж не его ли Любаша дарила своему кавалеру?

– Да, да, – изумленно посмотрел на него Желтовский, – я тоже запах почувствовал, но все из головы вылетело, когда Наташу на полу увидел.