Три дня без чародея - Мерцалов Игорь. Страница 30

Одеваться они предпочитали неброско, но по-городскому прилично, знаков рода, понятно, не носили. Однако донельзя небрежное облачение Хэка не вызывало удивления: ну, поймаешь, бродяга, недавно до города добрался, оботрется, бросит это рванье, подзаработает денег, приоденется… Куда больше внимания на улице привлекал бодро шагавший рядом с «недольным» оборотень. Вот у кого не было забот с человеческим обличьем — рослый красавец, кровь с молоком, копна огненно-рыжих волос, а глаза зеленые, мечтательные. Девки встречные аж вспыхивали, едва заметив его. Щечки зарумянятся, глазки скромно долу опустятся, косу сразу же хлясть на грудь — и давай пальчиками ее перебирать. Иные, правда, спотыкались, заметив, что взоры их с удовольствием перехватывает отнюдь не красавчик, а его безобразный спутник.

Когда прошли Лотошную и свернули в закоулки, Хэк проговорил:

— Княжна-то ему на что сдалась, троллья гниль? Не пойму.

— Мы на улице, оставь готское наречие, — заметил оборотень. — Лучше по-валашски.

— Да по-каковски ни спроси, ясней не будет. Что нам девчонка? Ты вон с Хозяином про дело какое-то болтал — поди, стоящее?

— Кровавое, если, ты это имеешь в виду, — усмехнулся оборотень.

— А то! Вот это дело! А мне из-за девчонки бегать… Без уважения Хозяин ко мне.

— Вот потому он тебя и не позвал, — помолчав, ответил оборотень. — Возьми в толк; великие дела малыми движениями делаются, если знать: где, когда и как взяться за них. Хозяин это умеет. Он, к примеру, отлично знает, что если хочешь иметь наемников, вовсе не обязательно тратить на них деньги.

— Как это?

Оборотень искренне рассмеялся, глядя на удивленную морду Хэка.

— А очень просто, Полковник! Надо найти того, кто готов заплатить! Скажем, в бывших ваших землях, куда вы все равно, так или иначе, вернетесь…

— Вернемся! Это цель жизни, — клятвенно заверил Хэк

— Вот именно. И все это знают, но только Хозяин догадывается, кому какой кусочек надо предложить.

— Ты хочешь сказать, что я работаю на человека, который мне не заплатил? — начал соображать орк.

— Ни единой копейки из своего кармана, Полковник.

Сами по себе эти соображения не слишком расстроили Хэка. Одно досадно: он, признанный гений своих племен, даже не попытался подумать, почему с ним расплачиваются именно монетами бургундской чеканки. Теперь, после толкования славянского оборотня, все становилось на свои места, но мог бы и сам додуматься.

Однако было бы еще лучше, если бы Хозяин соизволил с самого начала хоть что-то объяснить.

— А с тобой кто рассчитывается? — спросил он.

— Наум, — сказал оборотень вроде бы спокойно, но что-то глубокое и неудержимое отразилось в его голосе.

— Как? — ошарашенно спросил Хэк.

Ну и денек… сколько раз он за сегодня удивлялся?

— Его шкура — моя плата, — пояснил оборотень, глядя вперед. — Счет у меня к нему. Так что я его и за так порву, коли встречу. А не встречу — все сделаю, чтоб другим это удалось.

— Вот как… Немалый счет, да?

— В дюжину шкур. Я тогда щенком малым был, жили мы в лесу. Людей только за едой видел, ничему еще не обучен был… Наум всю стаю перебил, я чудом спасся…

Оборотень замолчал. Пришел и его черед удивиться самому себе. Он никогда еще не делился воспоминаниями о страшных годах, когда он блуждал по лесам, никому не нужный оборванец, жил по звериному образу, но неосознанно тянулся к человеческому жилью. Он и вообще-то не любил говорить о прошлом. Почему же теперь язык развязался? Наверное, потому что Хэк — готская бестолочь и ничтожество, и его жалость, если он вообще способен ее испытывать к кому-то, кроме себя, не будет оскорбительной.

— Ясно. Тоже, значит, бесплатно ты ему достался, — понимающе кивнул орк. — Хитер Хозяин, нечего сказать.

— Он умен, — поправил оборотень, отгоняя воспоминания. — Замысел его слишком сложен, чтобы кто-то ведал все тонкости, так зачем тебе понимать? Выполняй, что велено, не отступай ни на шаг — потом увидишь, что все было правильно.

Хэк страдальчески поморщился:

— Оставь! У нас в Готии бароны любят этак вот народишко увещевать: вы, мол, поменьше думайте, побольше трудитесь. Я тебе не смерд людской, я, троллья гниль, Хэк Полководец! Я знаю, что такое коварство, хитрость, а ты меня, ровно мытарь, увещеваешь…

— Но ведь тебе даже не верится, что девчонка может быть важна. Не думаешь, что перед князем сейчас тот героем будет, кто ему дочь вернет.

— Все равно глупо, — упрямился Хэк. — Ну, приласкает конис Хозяина — нам, оркам, разницы нет. Нас, орков, призвали крушить и убивать.

— Вас призвали помочь вендам в обмен на… — оборотень прервал себя и быстро оглянулся.

Орк тотчас напрягся, нащупав под хламидой рукоять меча, однако врагов не увидел.

— Давай-ка оставим разговоры, — тихо произнес оборотень. — У меня опять чувство слежки… Идем.

Южные ворота по случаю ярмарки держали открытыми настежь. Болеславичи стояли на страже, но скорее для вида. Остановить поток людей было бы невозможно, так что здесь мало кого задерживали вопросами. Едва ли не главной работой стражи Южных ворот было предотвращать заторы и столпотворение. Орк прошел мимо нее спокойно.

Ярмарка начиналась в городе, но не мог вместить Дивный и десятой доли ее — и выплескивался торг на Бугры, обнесенные забором, стянутые мостками, одетые помостами и срубами, цветущие сотнями и сотнями палаток, сделанных наподобие булгарских юрт.

— Ты сказал «опять», — напомнил Хэк, убедившись, что его спутник перестал высматривать неведомого соглядатая в толпе. — Когда же еще за нами следили?

— Ночью, — тихо ответил тот. — Когда нам пришлось бежать из башни. Была погоня, но отстала, и только этот, я продолжал чуять его. Потому и свернул в сторону, чтоб становище не выдавать. Повезло: преследователь за мной устремился, но дальше везение кончилось. До самого утра я петлял по зарослям, пытался выйти на него, хоть глазком взглянуть — все без толку.

— Кто же он?

Оборотень помолчал, потом вздохнул:

— Не знаю. Дух в нем вроде бы человеческий, но человека я всегда учую, кто таков: молод ли, стар, испуган ли, смел… за мной ли охотится… А тут — ничего. Просто ощущение слежки.

— И сейчас?

— Да. Я надеялся, в толпе он подойдет поближе… Ошибся. Ладно, идем.

Они миновали Колонный ряд, где нахваливали диковинный товар вязантские негоцианты из причерноморских колоний, и вышли к ряду Волшебному, огороженному невысоким плетнем. По закону магический торг открывался завтра, и пока здесь было тихо, только суетились рабочие, устанавливавшие палатки и выгружавшие товар. Посетителей ждали только в шатрах предсказателей.

Мальчик и девочка лет восьми, продававшие пряники из корзин, указали оборотню палатку Сайгулы.

— Твой черед, иди к ней, — сказал он Хэку, а сам присел в сторонке.

— Добрый человек, купи пряничек, — подступила к нему девочка.

Оборотень окинул ее веселым взором:

— А почему ты думаешь, будто я добрый?

— Мама говорит, надо всех так называть, иначе не купят, — чистосердечно призналась девочка.

Ростом невысокая, ясноглазая, пухленькая. Наверняка очень вкусная…

Едва подумав это, оборотень сразу ощутил, как изменилось восприятие преследователя. Будто туманной дымкой все подернулось, и среди тумана ярким огоньком — он, оборотень, зло замысливший, смерти повинный злодей в глазах соглядатая. Вот это да, славное чутье у него! Самого не видать, а угадал же, ясно увидел настроение оборотня. Не человеческое это чутье…

— Купи, угостись, — не отставала девочка, — Пряничек сахарный, сладенький, сама бы съела, да полушка нужна. Угостись, добрый человек, тебе понравится.

— Полушка, говоришь? Хорошо, на тебе полушку, — сказал оборотень и протянул девочке монетку.

— Спасибо, добрый человек, кушай на здоровье! — заулыбалась маленькая продавщица и побежала догонять брата.

Глядя ей вслед, оборотень уже нарочно подумал о том, как славно было бы выдернуть ее ночью из кроватки, ворвавшись в окно, и утащить в чащобу. Однако чувства преследователя уловить не сумел — то ли тот уже удалился, то ли разгадал, что не случайно оборотень сам себя заводит, и сохранил хладнокровие.