Потерянное прошлое - Мэрфи Уоррен. Страница 28

— А какие отрицательные силы препятствуют осуществлению вашей фантазии? — спросила девушка, проводившая анализ.

— Моя жена и ее адвокат, который может пустить кровь даже дохлой кости.

— Итак, вы боитесь своей жены? А хотели бы вы быть свободным от своего страха?

— Конечно. А вы?

— Я тоже, — ответила та, которая задавала вопросы.

— Ага. Но вам восемнадцать, а мне пятьдесят три.

— Вы чувствуете, что возраст служит вам помехой?

— Нет. Просто есть некоторые ограничения, вот и все.

— Связанные с вашей работой?

— Нет. Я люблю свою работу.

— Какие положительные силы вступают в действие, чтобы заставить вас любить свою работу?

— Правду сказать, я не могу вдаваться в подробности.

— Вас беспокоит ваша работа?

— Нет. Я просто не могу вдаваться в подробности.

— Ощущаете ли вы какие-нибудь отрицательные силы, которые не дают вам возможности рассказать о своей работе. Видите ли, мы, члены “Братства Сильных” знаем, что человек есть то, что он делает. Не то, что он ест, а то, что он делает. Понимаете, что я имею в виду?

— Не говорить о том, что я делаю, входит в мои служебные обязанности. И никаких отрицательных препятствий.

— Давайте вернемся к тем препятствиям, которые стоят на пути осуществления ваших романтических мечтаний. Расскажите нам конкретно, о чем вы мечтаете, потому что вы можете иметь все, о чем только мечтаете. Все, что вам надо сделать, — подумать об этом. Мир создан не для того, чтобы вы в нем потерпели неудачу. Этот мир, эта Вселенная создана для того, чтобы вы могли сполна воспользоваться своими подлинными возможностями.

Полковник в течение двадцати минут описывал, какую бы любовную связь он хотел иметь, и очень удивился, насколько понимающей оказалась девушка, задающая вопросы. Она ему очень понравилась. Он даже подумал, а не вступить ли ему, потому что эти люди обещали так много, что если бы даже они предоставили лишь часть того, что обещали, то он все равно получил бы за свои деньги гораздо больше, чем они стоят.

— Послушайте, простите меня, — сказал он наконец. — Я не могу вступить в ваше Братство или в какую-то подобную организацию, потому что это плохо отразится на моей работе. Я должен быт абсолютно чист. Я даже не имею права говорить вам, чем я занимаюсь, но вы дали мне испытать такие прекрасные положительные ощущения, что я чувствую, что должен объяснить вам, почему, привести свои доводы.

— Любые доводы можно опровергнуть. Доводы — это лишь другое название страха, как сказал один из величайших умов Запада, Рубин Доломо. Вы когда-нибудь читали книги Рубина Доломо?

— Я не читаю. Я вожу самолеты.

— Так почему же вы не можете вступить и освободиться от разочарований, сомнении, несчастья? Позвольте нам снять с вашей души все заботы.

— Причиной тому самолет, на котором я летаю.

— Что может быть такого важного в самолете, что мешало бы вам полностью насладиться собственной жизнью?

— Дело не в самом самолете. Дело в том, что я в нем вожу.

— Если вы возите атомные бомбы, то значит, вы возите самую могучую отрицательную силу. Вы знаете это? Знаете ли вы, что Рубин Доломо сказал, что ядерное оружие — это наилучший пример того, как сила готова разрушить саму себя через свои отрицательные воплощения? Знаете ли вы, что Рубин Доломо был первым, кто понял природу атомной энергии и понял, что она означает для человечества?

— Это не атомная бомба. Это что-то более важное, — сказал тогда полковник Армбрустер. А потом он наклонился к самому уху девушки и прошептал:

— Я летаю на “ВВС-1”.

— Президент?!

— Тс-с-с, — прошептал полковник Армбрустер.

— Я не скажу об этом ни одной живой душе. Я забуду об этом прямо сейчас. Я верю исключительно в добро.

Что девушка не сказала полковнику Армбрустеру, так это то, что суть добра воплощена в “Братстве Сильных”, следовательно, все, что делается во имя “Братства”, делается во имя добра. Поэтому обещание, данное кому-то, кто не является частью “Братства Сильных”, а следовательно, не является частью вселенского добра, перестает быть обещанием. Она также не упомянула о том, что храм “Братства Сильных” в Вашингтоне собирает путем тестов именно такую информацию.

Чего девушка не знала и сама, так это того, что все подобные крупицы информации, если они представляют достаточную ценность, становятся товаром, который местное отделение продает в центральный штаб “Братства” в Калифорнии, где Беатрис заносит их в память компьютера для последующего использования.

А чего не знал полковник Армбрустер, так это того, что через два года эта информация будет использована против него, что его сокровенная мечта, заигрывающая сейчас с ним в его любимом кафе в Вашингтоне, явилась прямиком из его собственных фантазий. Груди как дыни, светлые волосы цвета соломы и нежная до раболепия. Все как надо.

— Мне и в самом деле пора домой к жене, — заметил Армбрустер. В кафе было темно. Выпивка была хорошая, музыка — тихая и мелодичная, и Дейл Армбрустер полной грудью вдохнул запах ее духов.

— Это сирень? — спросил он.

— Специально для вас, — ответила она.

— А как тебя зовут? — спросил он.

— Я никогда не называю своего имени, когда я одета, — ответила она.

Дейл Армбрустер взглянул на дверь. Если он сейчас встанет и убежит из кафе, то тихо-мирно и безопасно доберется до дому и останется верным жене и ее мстительному адвокату. Разумеется, если он сейчас убежит, то никогда потом себе этого не простит. Он всегда будет вспоминать, какое сокровище проплыло мимо него.

— Я бы хотел услышать твое имя, — сказал он, задыхаясь.

— Я бы хотела его назвать.

— Ты и правда думаешь, что я выдающийся и вовсе не старый?

Она кивнула.

— И я хочу услышать твое имя больше всего на свете. Я бы даже хотел завтра не просыпаться.

Дейл Армбрустер услышал ее имя в маленьком номере мотеля, который он снял на ночь. Он увидел все совершенство восемнадцатилетнего тела: груди как дыни и нежную кожу бедер, и такую сладострастную улыбку в обрамлении соломенных волос, о какой он всегда мечтал.

Она сказала, что ее зовут Джоан.

— Какое прекрасное имя, — сказал он, глядя ей прямо в грудь.

Как и всегда бывает с самыми лучшими фантазиями, реальность оказалась не столь хороша. Но будь она хуже даже в семь раз — все равно это было лучшее, что полковнику Армбрустеру довелось испытать когда-либо в жизни. Уже через полчаса он точно знал, что не хочет, чтобы Джоан ушла из его жизни, знал, что сделает почти все, лишь бы она была рядом.

Но — к его полному удивлению — ей не было нужно ничего из ряда вон выходящего.

— Я всегда мечтала о таком мужчине, как ты. Я мечтала о таком мужчине, который будет относиться ко мне по-особенному, Дейл.

— Ты — особенная, Джоан, — сказал он.

— Мне бы хотелось так думать, — произнесла она. — Мне бы хотелось думать, что ты думаешь обо мне в особенные моменты. Не просто в постели. Не только о моем теле.

— Нет, не только тело, — солгал он, — мне нужна ты вся.

— Нет, правда?

— Правда, — ответил полковник Армбрустер, чувствуя себя как изголодавшийся человек, которого оставили без присмотра в лавке с экзотическими фруктами.

— Тогда, может быть, ты прочитаешь любовное письмо, которое я написала в особенное мгновение моей жизни?

— Конечно, — сказал он. — Вне всякого сомнения. Девушка по имени Джоан выскользнула из постели, а полковник Армбрустер потянулся за ней.

— Я скоро вернусь, глупый, — улыбнулась она. Она сунула руку под юбку, лежавшую поверх стопки одежды на стуле номера в мотеле, и вытащила розовое письмо, держа его за уголок. Письмо было упаковано в пластиковый пакет, застегнутый на “молнию”.

— Что это такое? Зачем пакет?

— Понимаешь, Дейл, я хочу, чтобы ты прочитал письмо там, где ты работаешь. Письмо надушено моими духами, теми же, которые ты нюхал, прикасаясь к самым нежным местам моего тела. Письмо тоже там побывало, Дейл.