Сатанинский взгляд - Мэрфи Уоррен. Страница 40

— Мисс Эшфорд, прежде вы никогда не употребляли таких выражений.

— Времена изменились. Харолд. Мы должны помогать друг другу. Я прошу тебя помочь милому и доброму господину Рабиновичу.

Смит пытался рассказать ей, чем занимался после окончания школы в Путни, как оказался во главе организации под названием КЮРЕ и что сейчас он пытается спасти страну. Однако в глубине души он чувствовал, что его занесло куда-то не туда.

Мисс Эшфорд, которой он верил более, чем кому бы то ни было, удалось убедить его в том, что если он действительно печется о благе Америки, то должен всеми силами способствовать успеху наступления армии Рабиновича, должен действовать заодно с Чиуном, уважать старших, быть честным, почитать Бога и никогда не лгать, если, конечно, этого не требуют интересы победы.

Харолд Смит взялся за работу с радостью и энтузиазмом, которых не испытывал со времен своего ученичества. Он чувствовал, что поступает правильно. Никогда в жизни он еще не ощущал такой уверенности в себе, и это радовало его после стольких лет однообразного изнурительного труда во имя спасения Америки.

Первым делом Смит позаботился о том, чтобы компьютерная сеть КЮРЕ не была уничтожена. Он добрался до линии международной связи на побережье и передал зашифрованную инструкцию: сохранить все обличающие свидетельства двадцатилетней деятельности КЮРЕ. Теперь доступ к этой богатейшей информации получил человек, которому Смит верил больше, чем самому себе, — мисс Эшфорд. Та самая мисс Эшфорд, которая служила воплощением самых лучших человеческих качеств.

В ней была безукоризненная честность, которой Смит всегда старался подражать. В ней были цельность и прямота, которые Смит навсегда запечатлел в своем сердце. И поэтому ему вовсе не казалось странным, что он видит свою учительницу такой, какой она была шестьдесят лет назад в Путни.

Смиту и в голову не приходило, что сейчас мисс Эшфорд было бы не менее ста лег. Он забыл, что ее давно уже нет на свете. Та, чьим нравственным принципам он следовал всю жизнь, была для него такой же живой и реальной на забитых танками дорогах Сорники, как и в классной комнате в Путни шестьдесят лет назад.

Благодаря ей он сбросил с себя всяческие оковы. Они подолгу беседовали, и всякий раз, когда Смит объяснял ей, как с помощью созданной им компьютерной сети проникнуть в секреты того или иного правительственного учреждения, мисс Эшфорд одобрительно кивала и говорила:

— Так. Так. Прекрасно.

Вот так, шаг за шагом, громада информации, собранной КЮРЕ, перешла в руки заклятого врага России.

— Значит, ты хочешь сказать, что можешь залезть в компьютерные файлы любой правительственной организации в Америке, а они ничего не заметят? — спросила мисс Эшфорд.

— Я делаю это уже много лет! — с гордостью произнес Харолд.

— Ну что ж, может быть, мы этим еще займемся. Когда выиграем войну. А пока мне нужно горючее. Горючее, полцарства за горючее! — воскликнула мисс Эшфорд.

Глава двенадцатая

Ван протянул Римо телефонную трубку:

— Спрашивают тебя.

Римо махнул рукой, показывая, что не собирается подходить к телефону:

— Я уезжаю.

— Ты не можешь уехать. Для этого человеку нужно точно знать, откуда и куда он направляется. А ты сейчас переживаешь переходный момент, последний переходный момент в твоей жизни. Подойди к телефону Это твой руководитель Харолд Смит.

— Передай, что я больше не работаю на него. Я уже выполнил его последнее бессмысленное задание.

— А, ты считаешь, что в каждом убийстве должен быть заключен некий особый смысл? Знакомая песня! Чиун спасает от гибели Дом Синанджу, а ты спасаешь от гибели человечество. Вы оба — неисправимые тупицы!

Ван швырнул ему телефонный аппарат, и Римо подхватил его с такой грацией, словно этот смеющийся толстяк и рассерженный молодой человек были слаженным дуэтом, исполняющим какой-то неведомый танец.

— Мы же уже попрощались, Смитти, — сказал Римо в трубку.

— Вы были совершенно правы, покинув нашу организацию, — откликнулся Смит.

На том конце провода слышались звуки артиллерийской стрельбы. У Смита был радостный голос. Это показалось Римо странным: прежде голос Смита никогда не бывал радостным.

— Послушайте, Римо, — продолжал Смит, — все эти годы мы боролись с гнилью, разъедавшей нашу страну. В результате сами мы становились лучше и сильнее, а страна — все слабее и хуже. Но я наконец нашел средство, способное возродить Америку. Тот самый дух, благодаря которому наша страна вернет себе былое величие.

— Рад за вас, — сказал Римо и повесил трубку.

— Разве можно так разговаривать с императором? — покачал головой Ван, пряча лукавую усмешку.

— Я не намерен лгать ему, как Чиун. Он вешает Смиту лапшу на уши, а потом поступает по-своему. Вот в чем разница между нами. Я всегда прямо говорю то, что думаю, а не пою оды в честь «великого императора».

— Ну и ну! — воскликнул Ван. — Меня поражает, как серьезно вы относитесь к своему работодателю. Просто чудеса. Чиун курит ему фимиам, а ты беспощадно рубишь правду. До чего же вы похожи!

— Если правда и ложь — одно и то же, то вы правы. Но в таком случае все в мире похоже друг на друга. Наконец-то я вас подловил. Впрочем, наверное, вы, как и Чиун, не захотите признавать свое поражение. Возможно, такова традиция Синанджу. Что ж, играйте в свои игры, а для меня тема закрыта.

— Ну, раз уж тема закрыта, я позволю себе одно последнее замечание. Тот, кто считает необходимым выкладывать своему работодателю чистую правду, и тот, кто предпочитает услаждать его лживыми речами, на самом деле поступают сходно. Казалось бы, и тот, и другой делают это из уважения к своему начальнику, а в действительности выходит, что они не особенно его уважают, не так ли?

— Вы можете сколько угодно заниматься софистикой, — сказал Римо. — Я пошел.

— Нет, ты останешься, — молвил Ван. — Знаешь, от чего ты пытаешься убежать? От правды. А это невозможно, даже если будешь бегать от нее целую вечность!

— Разве в моем распоряжении есть целая вечность? Кстати, я хотел спросить, сколько живут Мастера Синанджу? Сейчас мне на двадцать лет больше, чем тогда, когда я приступил к тренировкам, но внешне я даже помолодел года на два. Не знаю, сколько лет Чиуну, но его движения совершенны.

— Неужто ты и впрямь так считаешь? Неужто тебе кажется, что Чиун в совершенстве владеет всеми приемами? Разве ты не слышал моих слов о Мастерах Синанджу?

— Вы сказали, что у нас с Чиуном самый чистый удар из всех Мастеров Синанджу. Кстати, с чего вы взяли, что мы оба относимся к своему работодателю с чрезвычайной серьезностью?

— Я знаю только одну страну, которая существовала в мое время и дожила до сегодняшнего дня. Это Египет. Но поверь мне, теперь это совершенно другая страна. Я не могу назвать ни одной древней династии, которая бы сохранилась поныне. Где те границы, ради которых люди умирали и убивали себе подобных? Все исчезает, Римо. Со временем исчезнет и Америка, как и все остальное.

— Только Синанджу будет жить вечно. Так утверждает Чиун.

— Он имеет в виду мастерство Синанджу. Почему оно уцелело в веках? Потому что остались люди, им владеющие. Мастерство Синанджу не просто выжило, но стало более совершенным...

Телефон зазвонил снова.

— Римо, выслушайте меня, — взмолился Смит на том конце провода. — Выслушайте ради всего, что нас связывало все эти двадцать лет.

— Ну что вы ко мне пристали, черт побери?!

— Ах, какая беспощадная прямота! — хихикнул Ван. — Чиун завел бы медоточивые речи, но ты не такой. Ты рубишь правду.

Римо прикрыл трубку ладонью:

— Дайте мне разобраться со Смитом.

— Ах, как вы близко принимаете все к сердцу — ты и Чиун!

— Слушаю вас, Смитти, — сказал Римо в трубку.

— Должно быть, вы слышали о войне, которая идет в Сорнике? — спросил Смит.

— Нет, — ответил Римо.

Он жестом попросил Вана бросить ему апельсин. Пухлая ладонь Вана опустилась на розовое блюдо с апельсинами. Вонзив ноготь большого пальца в один из них, Ван крученым ударом послал его Римо. Пока апельсин летел к нему, шкурка аккуратной волнистой ленточкой отделялась от мякоти, точно под ножом искусного повара. Очищенный плод приземлился на ладони у Римо, а шкурка упала ему под ноги.