У последней черты - Мэрфи Уоррен. Страница 26

В полумрак его «Чайки» прокрался холод. От этого правый глаз под повязкой разболелся. Врачи провели операцию на поврежденной роговице, но восстановится ли зрение, можно будет сказать с определенностью только по прошествии нескольких недель.

Полковник Дитко дрожал от холода в своей шинели, тихонько проклиная Сэмми Ки. Он не решался включить печку, боясь истратить остатки бензина.

В Северной Корее бензин был в изрядном дефиците, да и автомобили являлись привилегией избранных, а заправочных станций не существовало в природе. Полковник Дитко не мог себе позволить рыскать в поисках казенной нефтебазы, поскольку это немедленно вызвало бы вопросы о причинах его появления в этом районе, так далеко от Пхеньяна, места его службы.

Дитко оставалось только гадать, не удрал ли Сэмми Ки. Но вряд ли тот решится на такое безрассудство. В Северной Корее бежать абсолютно некуда. У Сэмми Ки была только одна возможность унести ноги из этой страны при содействии полковника Дитко. И Дитко продолжал ежиться на стылом сиденье автомобиля, ожидая, что Сэмми вот-вот покажется на дороге.

Но Сэмми все не появлялся. Дорога оставалась совершенно безлюдной.

Складывалось впечатление, что парень сгинул в Синанджу, как в пасти голодного медведя.

Ночь уже близилась к рассвету, когда полковник Дитко наконец сделал единственно возможный в сложившейся ситуации вывод. Сэмми Ки был схвачен или убит жителями Синанджу.

В своей карьере полковник Дитко уже не раз изведал провал. По сути дела, вся его служба в КГБ была, как вехами, отмечена провалами. Именно по этой причине начальники то и дело перебрасывали его с одного бесперспективного поста на другой. Полковник Дитко уже как-то свыкся с неудачами, и они больше не вызывали у него болезненной реакции.

Но только не в этот раз. Сейчас он пожертвовал ради успеха собственным глазом. Поклялся в успехе операции самому Генеральному секретарю. Он мог бы признаться в неудаче своим непосредственным начальникам — другого они от него и не ждали, — но Генсеку! Его расстреляют. Или, что еще хуже, зашлют на самую безнадежную должность во всей системе КГБ. Например, опять в Индию. На сей раз — навсегда.

Нет, сказал себе полковник Дитко и решительно встал. В этот раз я не сдамся!

Он шагал по дороге в Синанджу, и луна освещала его подтянутую фигуру.

В руке он сжимал пистолет ТТ. Это был самый трудный путь из всех, что ему приходилось проделать. Ибо чтобы войти в Синанджу, надо было преодолеть стену. Пускай невидимую.

Сэмми Ки лежал в хижине, куда его бросили вечером. Было темно. Сейчас он немного воспрянул духом. Какое-то время назад дверь оставалась открыта, чтобы селяне могли прийти и взглянуть на детоубийцу. Некоторые плевали на него. Другие не ленились войти и пинали его ногами до тех пор, пока он не начал харкать кровью.

Но хуже всего было появление той женщины. Она прямо кипела от ярости.

Это была молодая женщина, но лицо ее было в морщинах. Она осыпала Сэмми бранью. Плюнула в лицо. Вцепилась в него своими острыми когтями. Хорошо еще, ее успели оттащить, пока она не содрала с его лица всю кожу.

Сэмми догадался, что это была мать того мальчика, и ему опять стало тошно.

С наступлением ночи дверь закрыли на замок, оставив Сэмми наедине с его страхами. Руки у него действовали, но ноги отказали напрочь. Все тело ниже пояса совершенно потеряло чувствительность. Он пытался массировать ноги в тщетной попытке восстановить кровообращение и чувствительность нервных окончаний, но в результате у него только открылось недержание и он обмочился.

Отчаявшись, Сэмми подполз к видеокамере, которую швырнули в хижину как ненужное барахло, и положил ее под голову, используя резиновую рукоятку в качестве импровизированной подушки. Его одолевал сон.

Вот идиоты, подумал, засыпая, Сэмми: перед ними величайший журналист современности, а они обращаются со мной, как с дохлым котом. И тут его сморил сон.

Сэмми и сам не знал, отчего вдруг проснулся.

Дверь осторожно открылась. Лунный свет выхватил из темноты пару очков, отчего линзы стали казаться двумя кружками матового стекла.

Сэмми узнал стоявшую в дверях поджарую фигуру.

— Полковник, — выдохнул он.

— Тише! — зашипел Дитко. Он закрыл за собой дверь и присел. — Что произошло?

— Они меня застукали, — ответил Сэмми, задыхаясь от волнения. — Хотят убить! Вы должны помочь мне бежать.

— У тебя ничего не вышло?! — прохрипел Дитко.

— Нет, нет! Я все сделал! Вот. Снял целую пленку. Там все.

Полковник Дитко сгреб видеокамеру.

— Просмотрите через видоискатель, — с готовностью предложил Сэмми. — Сами увидите.

Дитко последовал совету. От нетерпения он сначала приложил видоискатель к правому глазу, потом в раздражении передвинул к здоровому левому.

Он просмотрел часть пленки без звука.

— Кто это? — спросил он.

— Это Мастер Синанджу. Он вернулся в селение. И привез с собой американского агента, которого обучил искусству Синанджу. Они сами обо этом рассказали. Они американские наемные убийцы. На пленке все это есть.

У полковника Дитко словно камень с плеч свалился.

— Значит, ты справился!

— Теперь вы помогите мне!

— Ну, идем. Надо убраться отсюда до рассвета!

— Вы должны мне помочь! У меня ноги не работают.

— А что с ними такое?

— Этот тип по имени Римо, американский ученик Мастера Синанджу, что-то такое сделал, что я больше не чувствую ног. Но вы ведь можете меня перенести!

Полковник Дитко вынул из видеокамеры отснятую пленку.

— Я не могу нести и то и другое.

— Но не можете же вы меня здесь бросить! Они уготовили мне страшную смерть!

— Зато я буду милосерден. Ты ничего не почувствуешь.

С этими словами Дитко вложил пистолет в рот Сэмми и спустил курок.

Звук выстрела потонул в глубине гортани Сэмми Ки. Вместе с пулей.

Голова Сэмми жутко, словно в замедленной съемке, разлетелась на несколько частей, как расколовшийся арбуз.

Полковник Дитко вытер забрызганную кровью руку о рубаху Сэмми Ки.

— Прощай, Сэмми Ки, — сказал он. — Я буду вспоминать тебя, когда получу теплое и непыльное местечко в Москве.

И Виктор Дитко скользнул обратно в ночь. Он был уверен, что на этот раз преодолеет невидимую стену гораздо легче.

С первыми лучами холодного ноябрьского солнца к Чиуну явился хранитель Пульян.

— Пленный мертв, — доложил он.

— Страх гнева Синанджу сильнее желания жить, — мудро прокомментировал Чиун.

— У него не голова, а каша.

— Это мать, — предположил Чиун. — Ее нельзя винить за жажду мести.

— Да нет, камнем так голову не разбить, — стоял на своем Пульян.

— Тогда чем ты это объясняешь?

— Он убит из оружия западного производства, — сказал Пульян. — Из пистолета.

— Кто осмелился осквернить святыню Синанджу жалким орудием для метания пулек? — вознегодовал Чиун.

Вместо ответа Пульян еще ниже склонил голову.

— Ты еще что-то хочешь сказать?

— Прости меня, Мастер Синанджу, ибо я совершил страшный проступок.

— Как я могу простить тебя, если не понимаю, о чем идет речь?

— Этот американец уже был здесь однажды. Неделю назад. Он о многом расспрашивал, и я, будучи горд за свое селение, поведал ему немало историй о величии Синанджу.

— Реклама обычно себя оправдывает, — сказал Чиун. — В этом нет ничего дурного.

— У американца с собой был аппарат — тот же самый, что и вчера. Когда я говорил, он держал его нацеленным на меня.

— Принести его сюда.

Когда Пульян вернулся с видеокамерой, Мастер Синанджу брезгливо взял ее в руки, как если бы это был нечистый идол.

— Вместилище слов и образов отсутствует, — заметил Чиун. — Вчера оно было здесь.

— Да, Мастер Синанджу.

Чиун опустил взор и призадумался. Неделю назад этот человек записал на пленку разглагольствования хранителя Пульяна. Сейчас он вернулся, чтобы доснять что-то еще. Но на этот раз он заснял Мастера Синанджу и его ученика, ибо теперь Чиун не сомневался, что вчерашний танцор в маске дракона на празднике был не кто иной, как Сэмми Ки.