В объятиях Кали - Мэрфи Уоррен. Страница 35

— Миссис Каннингэм, я разыскиваю О.Х. Бейнса, — сказал Смит.

Женщина закатила глаза.

— Пожалуйста не упоминайте это имя.

— Почему?

— Я сама запретила произносить его как председатель Комитета самоуправления района.

— Чтобы лишний раз не вспомнить печальные обстоятельства смерти его жены?

— Боже, конечно нет. Это лучшее, что Эвелин сделала за последние месяцы. Жаль только, что Палмеры были с ней. Хорошие люди.

— А что случилось с миссис Бейнс? — спросил Смит.

— Умерла в Париже.

— А до этого?

— Они впутались в одно темное дело, оно и погубило их репутацию, — ответила дама.

— Что за дело? Мой вопрос не праздный, я задаю его как государственный служащий.

— В таком случае... — начала она и, наклонившись к нему, продолжала: — Они поселились в какой-то религиозной общине. — Миссис Каннингэм отступила назад, глаза ее пылали, руки яростно уперлись в бедра. — Вы не поверите. Это совсем не то, что закатывать банкеты для революционеров. Этим мы бросаем вызов существующему порядку. А разве религии такое под силу? Даже в Южной Калифорнии им это не удается.

— А эта община по соседству с вами? — спросил Смит.

— Надеюсь, нет. У епископальной церкви не бывает общин. В моей церкви нет даже служб. Тут как раз и нашла коса на камень. Бейнсы хотели устроить коммуну в наших краях. Но мы совсем не хотели, чтобы какой-нибудь лохматый старик из Китая или еще откуда-нибудь устраивал на наших лужайках религиозные сексуальные оргии. И поэтому заявили Бейнсам, что мы — против.

— А вы давно видели мистера Бейнса?

— Очень давно. Он даже на похоронах не присутствовал. Впрочем, он всегда был со странностями. Представьте, не любит играть в теннис.

— А вы не знаете, где находится та община, к которой они примкнули?

— Понятия не имею. А если вы выясните, не утруждайте себя и не сообщайте мне. Я хочу думать только о прекрасном.

Смит сидел в автомобиле, размышляя, что еще можно предпринять, когда из атташе-кейса, лежащего на переднем сидении, послышалось глухое жужжание. Открыв кейс, Смит поднял трубку вмонтированного в него телефонного аппарата.

— Слушаю, — сказал он.

— Это... Римо.

— Где вы? — воскликнул Смит.

Голос Римо звучал необычно, в нем слышалась боль.

— В Нью-Орлеане... не знаю названия улицы... в мотеле...

— Римо. — В голосе Смита слышался приказ. — Не вешайте трубку.

— Она хочет меня. Я не могу долго говорить.

— Соберите всю свою волю.

— Слишком поздно... Я должен идти... должен...

Раздался грохот, похоже Римо уронил аппарат. Смит слышал, как стукались о стенку висевшая на шнуре трубка.

Смит несколько раз выкрикнул имя Римо в трубку, затем по другому аппарату передал приказ компьютерам в “Фолкрофте” определить, откуда был звонок.

Римо направился к двери, продолжая сопротивляться как мог, этой властной, зовущей его на улицу тяге, и в последний момент опрометью бросился в ванную, захлопнув за собой дверь.

Однако запах и здесь преследовал его. Он властно звал за собой. Римо пытался укрыться от него, даже запихнул под дверь желтое полотенце, но запах не пропадал, он настойчиво лез в его ноздри и сознание. Тогда Римо зарылся лицом в полотенце, но и это не помогло.

Не в силах больше сопротивляться, Римо поднялся, сунув в карман желтое полотенце, открыл дверь и вышел в холл.

Тяжелое предчувствие сжало его сердце, когда он распахнул дверь в комнату.

Он вытащил из кармана желтый мелок, с которым не расставался с самого Денвера.

Больше тот ему не понадобится.

Это находилось совсем рядом, — следующая остановка будет уже там.

Римо швырнул мел на пол. На другом конце комнаты телефонная трубка мерно раскачивалась на шнуре.

Глава восемнадцатая

Бен Cap Дин слышал доносившийся с другой стороны улицы шум из заполнявшегося ашрама. Поднявшись с застеленного парчой резинового матраса, он сладко потянулся.

Итак, этот день наступил.

Сегодня душители собрались на свою первую встречу после того, как О.Х. Бейнс послал их в Париж на самолете “Эйр Юуроп”, и он, Бен Сар Дин, готовился к серьезному разговору с юнцами.

Он скажет им, что они погрязли в грехах. Что нельзя пускать в ашрам посторонних. Что подлинную пищу для духа может доставить только истинный вождь, и такому человеку надо оказывать уважение и всяческие почести. Он скажет им, что вера в Кали — путь к вечному блаженству.

Вот что скажет им Бен Cap Дин. Он будет говорить, а ученики благоговейно внимать ему, и он опять займет место главы секты, поклоняющейся Кали.

Он пересек улицу, пройдя мимо своего “Порше”, и вошел в здание через обитую железом дверь, прямиком зашагав в ашрам. Рев учеников оглушил его еще на пороге.

Бен Cap Дин остановился, осмотрелся и увидел у подножья статуи четыре больших корзины, обмотанные желтыми румалами, изрядно уже засаленными и помятыми.

— Убивай! — вскричали ученики, увидев его.

— Убивай из любви к Кали!

Бен Сар Дин ступил на помост перед статуей и воздел руки.

— Слушайте, слушайте! — вскричал он.

Но толпа безумствовала.

— Я ваш святой и хочу вразумить вас: вы живете неправильно.

Голос его дрожал от волнения, и он тревожно оглядывался по сторонам, боясь, как бы сосуд для благовоний не полетел ему в голову. Видя, что опасения не подтвердились, Бен Сар Дин продолжал более уверенно:

— Кали не желает, чтобы вы постоянно убивали. Не количество ей нужно, а качество. Особенно сейчас, когда каждый день сообщения о новых смертях украшают первые страницы газет. Очень скоро гнев властей падет на ваши головы.

Но стоящая перед ним толпа продолжала скандировать все те же призывы. Некоторые ученики выступили вперед — Бен Cap Дин дрогнул и попятился, но те всего лишь направились к огромным корзинам перед статуей и сняли покрывала.

— Я ваш Святой, — прокричал Бен Сар Дин, — внимайте же мне.

Толпа примолкла.

Краем глаза Бен Cap Дин уловил голубовато-серебристый блеск, излучаемый содержимым корзин. Те были доверху наполнены драгоценностями, а фоном служили зелененькие доллары.

— Конечно, Святой, — сказала Холли Роден, — мы внимаем твоим мудрым речам.

— Ну, гм...

Бен Сар Дин взял в руки бриллиантовый кулон. Не меньше пяти каратов, прикинул он.

— Говори, Святой. — Зал сотрясался от их крика. Среди прочего в корзинах было примерно с полдюжины отличных сапфиров.

— Я... гм... — И рубины тоже есть, отмечал он, роясь в корзинах. Цена их стремительно росла. Рубин в два карата подчас стоил больше, чем бриллиант в два карата. — Я... Гм...

— Мне кажется, я могу сказать несколько слов от имени Святого, — произнес О.Х. Бейнс, выходя из-за перегородки, отделяющей молельный зал от офиса. Большими пальцами он оттянул подтяжки и широко улыбнулся, обнажая зубы. Улыбка светилась искренностью и радушием. — Наша старая добрая Сардинка всего лишь хочет сказать, что вы, черт возьми, отличные ребята.

Собравшиеся весело зашумели.

— И маленькая леди с большим количеством ручек не может не оценить этого.

— Да здравствует Главный фанзигар!

— Убивай для Кали!

— Как-то я сказал нашей старой доброй Сардинке... — начал было О.Х. Бейнс, но ему помешали.

— Он здесь! Он пришел!

Бен Сар Дин, не понимая, что происходит, сунул на всякий случай в карман несколько крупных драгоценностей.

— Кто? — вскричал он. — Где?

— Здесь! — вопила Холли. — Он пришел. Возлюбленный Кали. Он пришел.

— Ах, вот оно что, — уже спокойнее проговорил Бен Сар Дин, глядя на двери ашрама и одновременно запихивая в другой карман еще несколько драгоценностей, а также доллары.

В дверях стоял высокий худощавый молодой человек в черной спортивной рубашке. Запястья у него были на диво мощные. Измученное лицо, в глазах — безнадежное отчаяние. Спроси сейчас, как его имя, он ответил бы, что раньше его звали Римо Уильямсом.