Уик-энд на берегу океана - Мерль Робер. Страница 40

– Вы не покинете меня сейчас?

Он взглянул на Жанну. Она стояла перед ним, прямая, вся напряженная, в разорванной кофточке, и смотрела на него испуганными глазами.

– Как так не покину? Конечно, покину. А что мне прикажете здесь делать?

Она задрожала с головы до ног, будто он ударил ее по лицу.

– Но почему? – проговорила она сдавленным голосом.

– Как почему?

– После всего, что произошло, я не могу оставаться здесь одна, – сказала она глухим голосом.

Глаза ее были прикованы к еще влажному пятну посреди комнаты.

– Мне все кажется, что я их вижу. Особенно того низенького, знаете, как он злобно на меня глядел там внизу, на кухне! Ох, Жюльен, если бы вы только знали! Ужас какой! Тот высокий пил вино и молчал. Вид у него был скорее даже сконфуженный. А другой, низенький, как уставился на меня, глаза у него злые, странные такие, потом он подошел ближе, и вдруг как рванет на мне кофточку, а потом скрутил мне за спиной руки и толкнул меня к тому, а сам ругается. Какой ужас! Жюльен, меня всю трясло, но я так перепугалась, что даже кричать не смогла. А тот длинный глядит молча, а глазки у него крошечные. А низенький скрутил мне руки и толкает к тому, а сам чертыхается. Ох, Жюльен! Вы бы послушали, как он ругался, как ругался!

– Хватит! – резко сказал Майа.

Он в молчании прошелся по комнате, потом проговорил уже более спокойным тоном:

– Если вы не хотите жить здесь, идите к вашим друзьям, у которых живет Антуанетта. Там вы будете в безопасности.

Жанна подняла на него глаза:

– А дом? Если я уйду, дом разграбят. А на что мы тогда будем жить после войны?

– После войны! – сказал Майа, пожав плечами. – Еще когда эта война кончится! И неужели вам не все равно, где вы будете жить после войны?

– Это наш дом.

– Его наверняка разбомбят, ваш дом.

– Нет, – страстно возразила она, – нет, пока я здесь живу, его не разбомбят.

– Останетесь вы здесь или нет, ничего от этого не изменится.

– Нет, изменится! – сказала Жанна.

– Как вам будет угодно, – сказал, пожав плечами, Майа, – но я…

Она подняла на него глаза, полные ужаса.

– О, Жюльен! Умоляю вас, не уходите. Не можете же вы бросить меня теперь!

– Что значит теперь?

– Ох, – проговорила она, пропустив его вопрос мимо ушей, – они мне все время будут мерещиться. Начну подыматься по лестнице, и мне все время будет казаться, что они крадутся за мной.

– Какая глупость, мертвых вы боитесь, а бомб не боитесь. А ведь мертвые вам ничего дурного не сделают.

– Мне страшно, – глухо сказала она.

– Но, черт побери, если уж вы так боитесь, уходите отсюда и живите вместе с Антуанеттой.

– Нет, – твердо сказала Жанна, – я останусь здесь.

Майа закурил и молча уставился на кончик сигареты.

– В конце концов, – холодно сказал он, – вы хотите остаться здесь, чтобы сторожить дом, а я должен остаться здесь, чтобы сторожить вас.

– А что вам стоит остаться, раз я вас прошу?

– Мне это не подходит, вот и все.

Наступило молчание.

– А на самом деле, – сказала Жанна свистящим шепотом, – а на самом деле вы не хотите здесь оставаться потому, что бомбежек боитесь. Вы трус!

Майа улыбнулся.

– Жалкая сучка! – сказал он, но как-то вяло.

Жанна удивленно захлопала ресницами, но ничего не ответила, не шевельнулась.

– Впрочем, – добавил он, – вы правы – я боюсь бомбежек. А вы зато боитесь покойников! Каждый своего боится.

– Я не боюсь.

– Раз так, значит, все в порядке.

Жанна кинула на него сверкнувший яростью взгляд.

– Если вы все равно решили уходить, так не мешали бы им тогда!

– Я и сам уже начинаю так думать.

– Жюльен, – сказала она, – как вы смеете говорить такие вещи?

– Но, черт возьми, вы сами это сказали, а вовсе не я! Ладно, давайте кончать, пойдете вы к Антуанетте или нет?

– Нет, – сказала, топнув ногой, Жанна, – нет, слышите, нет и нет! Я дом не брошу.

– Чудесно, – сказал он, – в таком случае я ухожу, прощайте!

Он протянул Жанне руку, но она не пожала ее, а только пристально посмотрела на него глазами, полными слез.

– Послушайте, – наконец сказала она, – значит, вы меня совсем не любите?

Майа тупо взглянул на Жанну.

– Господи! Но об этом, по-моему, у нас и разговору не было.

– Скажите, Жюльен, ну скажите же, значит, вы меня совсем, совсем не любите? Ну, хоть чуточку?

– При чем здесь это?

– Скажите, Жюльен, – молила она, – скажите, неужели вы меня совсем, совсем не любите, ну хоть самую чуточку?

– Если хотите знать, я вас уважаю, потому что вы храбрая девушка… То есть храбрая в определенном смысле слова. А так как вы еще и хорошенькая, я безусловно мог бы почувствовать к вам физическое влечение… Не понимаю, зачем я все это говорю, – гневно добавил он, – вы сами это отлично знаете. Впрочем, это здесь ни при чем.

– Да, – плаксиво протянула она, – я отлично вижу, что вы меня не любите. Ничуть, даже капельку. И знаете, мне даже кажется, что вы на меня сердитесь. Не пойму за что, но сердитесь.

– Я сержусь? На вас?

– Да, вы на меня сердитесь и бросаете меня здесь совсем одну.

– Только от вас зависит не быть здесь одной, – устало сказал Майа. – Идите к Антуанетте.

– Ой, Жюльен, – сказала Жанна, – мне так страшно. А вы собираетесь уходить! Вы просто не хотите признаться, что сердитесь на меня.

– Да не сержусь я на вас! – крикнул Майа.

Столько раз их спор заходил в тупик, столько раз все начиналось с самого начала, что теперь Майа уже окончательно запутался. Он чувствовал себя взволнованным, смущенным, выходил из себя.

– Да, да, сердитесь! – сказала Жанна, ломая руки. – Сердитесь потому, что убили из-за меня двух человек.

– Нет, – сказал Майа. – У, черт! – неожиданно крикнул он, не сдержав налетевшего гнева. – Да замолчите же!

– Жюльен!…

– Нет! – крикнул Жюльен. – Я ухожу, слышите, ухожу!

Он шагнул к двери. И сразу же Жанна очутилась возле него, обвила руками его шею, прижалась к нему всем телом. Она покрывала короткими быстрыми поцелуями все его лицо. Он видел совсем близко ее розовые, свежие, неловкие губы, тыкавшиеся в его лицо с щенячьей неуклюжестью.

– Жюльен!

– Оставьте меня!

– Нет, – сказала она, и голос ее дрогнул, – нет. Я ведь вас люблю! Люблю вас!

Он попытался вырваться из ее объятий, но она держала его с неестественной силой. И продолжала покрывать его лицо беглыми поцелуями. Она жалась к нему всем телом, вцеплялась в него изо всех сил.

– Жюльен, – вдруг глухо шепнула она, – Жюльен, возьми меня!

Они боролись, чуть не сталкиваясь головами. Жанна сплела руки вокруг его шеи и прижимала к себе с неженской силой. Он яростно рвался из ее рук и, должно быть, причинил ей боль. Но она упорно продолжала осыпать его лицо поцелуями. На своих губах он чувствовал ее горячее дыхание.

– Сейчас же, Жюльен, сейчас же, сейчас!…

– Грязная сучка, – прошипел он сквозь стиснутые губы, – на все готова, лишь бы сохранить свой дом!

– Нет, Жюльен, нет, не из-за дома, я тебя люблю.

– Оставь меня! – яростно крикнул он.

Жанна искала его губы. На своем лице он ощущал прикосновение ее горячего влажного рта. Тело ее крепко прижималось к его телу. Он чувствовал, что она дрожит с головы до ног. Он поносил ее, чуть не касаясь губами ее губ, но она не слушала, она все сильнее жалась к нему. И вдруг в висках у него застучало.

– Шлюха! – пробормотал он злым голосом, – Если тебе этого надо было, так пусть бы они и сделали свое дело.

Объятия Жанны сразу разжались. Она отстранилась от Майа. Она молчала. Только глядела на него, и он не мог вынести ее взгляда.

– Ну, – сказал он, – надеюсь, спектакль окончен!

– Убирайтесь!

– Значит, великой любви пришел конец? – спросил он развязным до вульгарности тоном.

– Да. Убирайтесь!

– Я и ухожу.

Но сам не пошевелился. Пристальный взгляд Жанны буквально жег его. Он не мог уйти, не потушив этого взгляда.