Хрустальный горизонт - Месснер Райнхольд. Страница 11

С другой стороны, меня все время мучит мысль о моем одиночном восхождении. Я весь поглощен мыслью во что бы то ни стало попытать счастья в 1980 году.

Во время завтрака за мой столик сел один немецкий турист. Примерно сорока лет с небольшим, среднего роста, тучноватый. Из тех людей, которые никогда ни на одну гору не поднимались, но инстинктивно настроены против тех, кто путешествует не так добропорядочно, как они. Мы разговорились.

«Почему вы ездите именно в Гималаи?»

«Вероятно, потому, что Гималаи существуют».

«Я видел вас в фильме об экспедиции на К-2. Подъемы и подъемы. Шаг за шагом вверх. Вдох. Выдох. Все время одно и то же. Взвалить на плечи тяжесть и, стеная от усталости, все идти и идти вверх, рискуя свалиться. И, по-видимому, большую часть вашего писательского гонорара отдаете на альпинизм. На это бессмысленное занятие».

Я не ответил.

«И родителей мне ваших жаль. Они вас учили, а теперь вынуждены смотреть, как их сын только и делает, что лазит по горам. К тому же вы еще и разведены. Не так ли?»

«Это нравоучение?» – спрашиваю я.

«Нет, я хочу вам помочь. Посмотрите на вашу жизнь. Все выше и выше, все дальше от людей. Никто не может вас понять. К чему все это приведет?»

Спешу закончить завтрак. Этот человек чувствует себя гораздо уютнее в суете толпы, где можно забыть о своей изолированности. Как объяснишь ему очарование высотного альпинизма? Как вообще человек, ценящий благополучие и чувство безопасности, может понять, что я только тогда ощущаю себя полноценным, когда мне удается через лишения и крайнее напряжение сил подойти к границе возможной для человека нагрузки? И что я пытаюсь эту границу отодвинуть? Или то, что свое одиночество я переношу лучше, когда нахожусь вдали от других людей?

Вечером мы с Быком встретились в старом городе, чтобы пойти поесть. Вот с кем можно говорить на любую тему.

Пока ждали заказанное мясо, вошла Йена, американка. Мы с ней встречались на тропе при спуске в Тьянгбоче, а до этого в нашем базовом лагере под Ама Даблангом, когда мы спустили туда с Западной стены Петера Хиллари и его новозеландского партнера. Теперь она уезжает в Канаду, чтобы искать там работу. Внезапно мне приходит в голову пригласить ее в качестве ассистентки в мое турне по Европе. Тут же обращаюсь к ней с этим предложением. Объясняю суть работы, и точно так же внезапно она соглашается. Нена так описала нашу встречу в своем дневнике:

«Я была подавлена разрывом с Петером Хиллари и более чем когда-либо готова изменить свою жизнь. Нужно было снова жить, смеяться. 7 ноября 1979 года я попрощалась с Петером на аэродроме в Катманду. Для меня это было окончательное расставание, от наших отношений почти ничего не осталось. Когда я обдумала все, что произошло, я поняла, что печальный инцидент на Ама Дабланге в то же время сослужил ему большую службу в познании самого себя. А в этом он нуждается гораздо больше, чем во мне. Когда самолет оторвался от земли, я ощутила боль и счастье снова жить и любить.

Вечером я говорю «good bye» моим подругам Мерв и Ариан, с которыми неделю уже живу в «Гималайском обществе». У меня нет никаких определенных планов. Я иду в город. Кто знает, может быть, найду что-нибудь, что перевернет мою жизнь.

Вид на вершинную пирамиду Эвереста с юга

В 19 часов подхожу к простой харчевне. Она полна, ни одного свободного места. Собираюсь повернуться и выйти, и тут замечаю пару направленных на меня глаз. Человек дружелюбно улыбается, и я внезапно ощущаю то же чувство, что и тогда, в базовом лагере под Ама Даблангом. Помню, я тогда подумала: «Сколько сил и энергии заключено в этом человеке». Он спас моих друзей, когда положение было уже безнадежным. Тогда я подошла к нему, поцеловала, он обнял меня. И вот теперь снова встретились. Он говорит: «Иди, садись, поужинай с нами». С ним Бык и две канадки. Я не успеваю сказать обычные слова приветствия, как он уже освободил место рядом с собой. Да я и не могла бы отказаться, непреодолимая сила влекла меня к этому человеку. Мы проговорили далеко за полночь. Я рассказала, что возвращаюсь в Канаду, чтобы найти себе работу на зиму. Райнхольд вместо этого предложил поехать в Европу и сопровождать его в деловом турне. Лихорадочно думаю. Взвешиваю положительные и отрицательные моменты. Мне нечего терять, я решаю ехать. Не знаю, был ли Райнхольд шокирован моим быстрым решением, но мне кажется, что нет. Это совершенно свободный от комплексов человек. Я получила поцелуй в щечку, и мы расстались. В час ночи прихожу к себе. Сижу, сбитая с толку, взволнованная. Хочется разбудить Ариан, рассказать ей о происшедшем. Но вместо этого ложусь в постель и, прежде чем заснуть, благодарю бога за то, что я пока еще принадлежу к типу людей, которые подчиняются своим порывам. Думаю о матери. Она так мечтала о приключениях. Но молодость ее пришлась на тяжелые времена. Еще ребенком она вынуждена была работать и кормить семью.

На следующий день готовлюсь к путешествию. Вечером бродим по красочному базару, потом едем ужинать. В такси по дороге в ресторан испытала неловкость. Райнхольд привлек меня к себе и сказал: «Я люблю тебя». «Странно, – думаю я, – ты же меня совершенно не знаешь».

Через два дня летим из Катманду, в Мюнхен. Я мало говорю с Неной о моих новых замыслах. Лишь иногда кое-что проскальзывает об одиночном восхождении на Эверест. Мысли об ожидавшей меня работе, о Европе, новое знакомство отодвинули эверестские дела на задний план. Мое воодушевление еще не достигло крайних пределов. Со времени вылета оно даже несколько угасло. В часы одиночества подступают сомнения. Идея должна отстояться. Энергия медленно накапливается в сердце альпиниста-одиночки. Она будет расти, пока не начнет распирать меня, она будет расти, как любовь. До той поры, пока эта сила не достигнет степени страсти, поведением двигает расчет, решения основываются на рассудке. А что рассудок может противопоставить смертельному риску попасть в лавины, ледниковые трещины или умереть от истощения? Практически ничего. Жесткость, крайняя жесткость по отношению к себе самому вырабатывается не за один день. Энергия накапливается только в течение длительного времени ожидания и надежд. Только тогда, когда идея превратится в страсть, когда она утвердится, – она найдет себе выход, неважно – какой. Однако вся страсть растрачивается впустую без силы воли. Сила воли формирует выдержку, стойкость, которую не сможет победить высота.

Канчунг – тайны и табу

В Европе

Неоновые лампы зажглись и снова погасли. Небо над ночным Цюрихом полыхало красным пламенем. Бык затосковал. Так всегда бывает, когда он возвращается с гор и оказывается среди людей. На этот раз вид ночного города вызвал в нем просто физическую боль. А меня уже сегодня вечером ждет напряженная работа в Мюнхене. Хотя со мной сейчас Нена, но сорок докладов без единого дня передышки, одновременно редактирование книги – слишком много после шести недель в Непале. В горах мы с Быком вместе. Теперь каждый идет своей дорогой. Что знаю я о его личной жизни, что вижу за пределами нашего путешествия? Совсем мало. Знаю только, что, любя свою работу не меньше альпинизма, он приступает к ней с тайной мыслью как можно скорее отправиться в следующую экспедицию. Тот, кто вырос в горах, может годами жить в городе, но когда он видит солнце, пробивающееся сквозь облака, и ветер дует ему в лицо, он, как мальчишка, мечтает о приключениях, о горах.