Крысиный король - Мьевиль Чайна. Страница 45

Фрагменты челюсти, которые удалось собрать, похоже, также принадлежали Кею.

Никакой определенности, разорванное тело могло быть как телом Кея, так и – с одинаковой долей вероятности – телом другого человека. Но Краули с уверенностью мог сказать, кого они опознают в конце концов.

И он все еще, все еще не мог поверить, что им нужен именно Сол. Но он никому не мог сказать об этом.

Он ни с кем не мог разделить свою жалость, жалость, которая переполняла его все больше с каждым днем, жалость, которая могла вытеснить его ужас, его злость, его отвращение, его страх и замешательство. Огромная жалость к Солу. Потому что, если он прав, если Сол был невменяем и не мог отвечать за все то, что видел Краули, тогда парень попал в беду, вертясь в ужасном калейдоскопе изобретательных и жестоких убийств. Краули чувствовал себя изолированным, полностью обособленным от окружающих, но если он был прав, тогда именно Сол… Сол был по-настоящему одинок.

Фабиан вернулся в свою комнату и тотчас же снова почувствовал себя скверно. Его не угнетало одиночество, только когда он садился на велосипед и ездил по Лондону. В эти дни он проводил все больше и больше времени в седле, сжигая лишние калории, что накапливались от разной дряни, которой он питался. Он и так был не склонен к полноте, а за долгие часы на дороге с него окончательно сошли последние капли лишнего жира. Остались только мышцы и кожа.

Кожа покраснела от долгого пребывания на холоде. Фабиан вспотел от напряжения, и от липкой влаги становилось еще холоднее.

Он держал путь прямо на юг, к Брикстон-Хилл, мимо тюрьмы, через Стритэм, вниз, к Митчему. Здесь начинались предместья, дома были ниже, магазины становились более и более мелкими и безликими. Он катил то вверх, то вниз, то в потоке транспорта, то по боковым улочкам: нужно было дождаться разрешающего сигнала и проехать перекресток, сначала посмотреть назад, кратко выразив благодарность тому, кто его пропустил, а главное, вовремя тронуться перед этим «порше» и не думать о том, как его все достало…

В этом и заключалась теперь вся светская жизнь Фабиана. Он шуршал по бетонке и общался с теми, кто проезжал мимо в автомобилях. Более тесных отношений он не заводил ни с кем. Он не мог себе этого объяснить.

Он ездил и ездил, останавливался купить чипсов и шоколадку, иногда апельсинового сока, ел не слезая с седла, прислонившись к щиту полинявшей рекламы мороженого или дешевого ксерокса, у входа в убогую бакалейную лавку или у газетного киоска, – он теперь зачастил в такие места. Потом опять возвращался на дорогу, к мимолетным встречам на проезжей части, к небезопасным заигрываниям с легковушками и грузовиками. Общества для Фабиана больше не существовало. Контакты с людьми сводились теперь к обмену элементарными сигналами, такими как гудки клаксонов и вспышки тормозных огней, что означало соответственно грубость и вежливость на языке транспорта. Теперь только здесь на него хоть кто-то обращал внимание и приноравливал свое поведение к его собственному.

Фабиан был бесконечно одинок и невероятно страдал от этого.

Мигал автоответчик. Он нажал клавишу и услышал голос полицейского Краули. Казалось, Краули был в отчаянии, и не похоже, что он пытался разыграть Фабиана. Фабиан слушал с выражением презрения и злобы, как и обычно, когда приходилось иметь дело с полицией.

«…пектор Краули, мистер Моррис. Э… Я только хотел узнать, не могли бы вы мне помочь еще раз, у меня есть пара вопросов. Я хотел поговорить с вами о вашем друге Кее и… да… возможно, вы смогли бы перезвонить мне?».

Пауза.

«Мистер Моррис, а вы не играете на флейте? Не знаете ли вы или Сол кого-нибудь, кто играл бы на флейте?»

Фабиан застыл. Он не слышал, что еще говорил Краули.

Голос звучал еще около минуты и потом смолк. По телу побежали мурашки. Он судорожно тыкал в кнопку перемотки.

«…гли бы перезвонить мне. Мистер Моррис, а вы не играете на флейте?»

Назад.

«Мистер Моррис, а вы не играете на флейте?»

Дрожащими от волнения пальцами Фабиан торопливо отыскал номер, что оставлял ему Краули. Буквально вбил его в телефон. Почему он хочет знать это? Почему это? Мозги плавились.

В ухо – короткие гудки, и приятный женский голос сообщил, что его поставили в очередь.

– Твою мать! – завопил Фабиан и швырнул трубку на рычаг. Она отскочила и повисла на шнуре, ответив длинным гудком.

Фабиана била дрожь. Он бросился к своему велосипеду, с трудом протащил его через узкий коридор к выходу и вышвырнул на улицу. Захлопнул за собой дверь. От ужаса и хлынувшего в кровь адреналина подкатила тошнота. Пошатываясь, он выехал на дорогу и припустил к Наташиному дому.

На этот раз никаких реверансов. Он безоглядно нырял между машинами, не обращая внимания на яростную какофонию клаксонов и ругань водителей, что неслась ему вслед. Он так круто поворачивал, что пешеходы едва успевали выпрыгнуть из-под колес.

«Господи, господи, – думал он, – почему он хочет это знать? Что он выяснил? Что сделал человек, играющий на флейте?»

Бог знает как оказавшись у реки, Фабиан вдруг осознал, что каждую секунду рисковал жизнью. Его сознание на время куда-то провалилось, и теперь, когда оно вернулось, он совсем не помнил, по каким улицам ехал к мосту.

Кровь пульсировала в висках. Голова кружилась. От холодного встречного ветра Фабиан немного пришел в себя.

Перед глазами все время мигал диод автоответчика. Фабиан вдруг снова остро ощутил свое одиночество. Он дал по тормозам, резко остановился, соскочил с велосипеда и пустился бежать. Велосипед упал, колеса продолжали вращаться. Ближайший автомат оказался свободным, Фабиан пошарил по карманам и вытащил пятьдесят пенсов. Он набрал номер Краули.

«Набери девятьсот девяносто девять, идиот!» – резко осадил он себя. На этот раз Краули взял трубку.

– Краули.

– Краули, это Фабиан. – Он едва мог говорить и спешил сказать самое главное, от волнения глотая слова. – Краули, поезжайте прямо сейчас к дому Наташи. Встретимся там.

– Погодите, Фабиан. Что все это значит?

– Просто поезжайте туда, вашу мать! Флейта, гребаная флейта! – Он повесил трубку.

«Что он делает с ней?» – думал Фабиан, бегом возвращаясь к велосипеду. Тот так и лежал, педали еще крутились. Боже, это он, этот странный придурок, который не пойми откуда нарисовался! Он-то решил, что у Наташи роман с этим Питом, поэтому она ведет себя так странно, но сомнения на его счет никогда не покидали Фабиана. Но что, если… что, если за этим кроется что-то еще? Что знает Краули?

Он был почти у цели, скоро уже Наташин дом. В городе зажигались огни. Фабиан совсем не слышал шума уличного движения, полагаясь только на свои глаза, чтобы не угодить в аварию.

Еще один резкий поворот – и он на Лэдброук-Гроув. Он вдруг почувствовал, как взмок от пота. День был хмурый и холодный, и, вспотев, Фабиан сразу замерз. Ему хотелось плакать. Возникло острое чувство собственной невостребованности, будто он ни на что не мог повлиять.

Он свернул на Наташину улицу – безлюдную, как всегда. Звон в ушах прекратился, и саундтреком к Наташиному дому зазвучал драм-энд-бейс. Мечтательная, тихая, очень грустная мелодия. Фабиан чувствовал, как она заползает внутрь помимо его воли.

Он соскочил на землю, бросив велосипед у двери.

Затем принялся трезвонить. Нажал пальцем кнопку звонка и не отпускал ее, пока не увидел за матовым стеклом приближающийся силуэт.

Наташа открыла ему.

На минуту Фабиан задумался, не под кайфом ли она: вид страшно рассеянный, глаза мутные. Но разглядев, какая она бледная и изможденная, он понял, что это хуже наркоты.

Увидев его, девушка улыбнулась и подняла на него туманные глаза.

– А, Фаб, привет, как дела? – Голос был усталым, но она подняла руку, чтобы стукнуться кулаками.

Фабиан взял ее за руку. Наташа посмотрела на него с легким удивлением. Он зашептал ей в самое ухо. Голос его дрожал.