Стрела архата - Михайлов Сергей. Страница 20

— Я в охотничьи дела своего мужа не вмешиваюсь. К сожалению, — добавила она тихо.

— Да, к сожалению, — согласился Щеглов. — Вспомните, во сколько ваш муж вернулся домой двадцать седьмого июня. Позавчера.

Женщина на минуту задумалась; видно было, что от волнения она не может сосредоточиться.

— Как обычно, — наконец ответила она, — в начале восьмого. А вы что, подозреваете Михаила в этом… убийстве? — Голос ее задрожал, когда она произносила последнее слово.

Щеглов развел руками.

— Факты — упрямая вещь, — сказал он, — и пока что они свидетельствуют не в пользу вашего супруга. Но мы далеки от мысли считать его сопричастным к преступлению, пока не будут собраны все улики, вплоть до самых мельчайших.

— Улики против Михаила? — упавшим голосом спросила Боброва.

— Улики, изобличающие преступника, — поправил ее Щеглов. — А кто им окажется — это определит следствие. Вернее, определит суд, а следствие лишь предоставит необходимые материалы. Пока же, повторяю, против вашего супруга есть одна очень серьезная улика: ружье, из которого стреляли в человека… Всего вам хорошего. Если вы не возражаете, ружье мы возьмем с собой.

— Боброва надо брать, — убежденно сказал Мокроусов, когда они вышли на улицу. — Чует мое сердце — он был в Снегирях двадцать седьмого июня.

— А вот это мы как раз сейчас и выясним, — ответил Щеглов. — Если, конечно, застанем его в магазине.

Мебельный магазин, в котором Бобров работал грузчиком, размещался на соседней улице и еще издали привлек внимание сыщиков многочисленными кучками людей, жаждущих приобрести мебельный дефицит и терпеливо топтавшихся у стен неприступного торгового заведения. Магазин еще не открылся, но жизнь в нем уже кипела вовсю.

В кабинете директора работников уголовного розыска встретил маленький юркий человечек с хитрым взглядом прищуренных глаз и подобострастной улыбкой.

— Директор магазина Мормышкин Степан Ильич. Чем могу служить? — прощебетал он после того, как Щеглов представился.

Из беседы с директором выяснилось, что весь день двадцать седьмого июня Бобров находился на работе и ушел домой около семи вечера.

— А вы не могли бы нам его показать? — попросил Щеглов.

— К сожалению, сейчас Бобров отсутствует. Вы ведь понимаете, товарищи, что, помимо работ непосредственно в магазине, наши грузчики должны разгружать мебель при доставке ее населению. — Директор, казалось, извинялся перед товарищами из МУРа.

— Вот как? — Щеглов весь напрягся. — И как длительны бывают эти отлучки?

— Бывают весьма длительны, — уклончиво ответил директор Мормышкин.

— Так, значит, и двадцать седьмого Бобров отлучался? — с надеждой спросил следователь.

— Нет, — на этот раз уверенно ответил директор. — Я могу совершенно точно сказать, что тот день Бобров, как ни странно, безвыездно провел на работе и в развозке мебели не участвовал.

— Странно? Почему же?

— Понимаете ли, — директор замялся, — обычно грузчики рвутся в такие поездки — подкалымить можно где-нибудь на стороне, да и с клиента лишний червонец взять никто не помешает. Но в тот день Бобров сидел в магазине, это могут подтвердить многие из наших работников.

Щеглов в недоумении поскреб затылок. Выходит, у Боброва стопроцентное алиби. В профессора Красницкого стрелял не он. Но именно его безупречное алиби окончательно укрепило Щеглова в мысли, что Бобров, если и не принимал личного участия в преступлении, то, по крайней мере, активно помогал готовить его. Действительно, не слишком ли явно пытался Бобров подчеркнуть свое алиби, отказываясь от выгодных поездок? Ведь для создания алиби совсем не обязательно было сидеть в магазине у всех на виду, достаточно было заполучить в свидетели шофера или, в крайнем случае, клиента — и алиби было бы столь же безупречным, но куда менее броским. Да, здесь Бобров перегнул палку. Но если не Бобров, то кто же? Кому он передал храповское ружье?

— Разве вас не интересует, товарищ Мормышкин, причина нашего интереса? — спросил Щеглов, пристально разглядывая маленького директора. — В подобных случаях люди обычно сгорают от любопытства.

Директор хитро улыбнулся, сощурив свои маленькие глазки.

— Я, знаете ли, в дела органов не вмешиваюсь. Раз интересуетесь, значит, так надо. Если же вы сочтете возможным сообщить мне что-нибудь, то это вы сделаете сами. В таких случаях я предпочитаю придерживаться пассивной позиции.

— Разумный подход, — согласился Щеглов. — И часто у вас бывают такие случаи?

— Да бывают, — уклончиво ответил директор. — Только все больше по линии ОБХСС. Мебель, знаете ли… А вот и Бобров! — вдруг воскликнул он, тыча пальцем в окно.

Прямо перед окном остановилось грузовое такси. Из него вывалился здоровенный детина под два метра ростом и вперевалку направился к магазину. Щеглов невольно нащупал пистолет в кармане. «Вот так бугай! — с непонятным чувством подумал он. — Такому место как раз в порту».

— Вы разрешите нам побеседовать с ним? — попросил директора Щеглов. — И если можно, здесь, в вашем кабинете.

— Конечно, конечно! — вскочил Мормышкин. — О чем речь!

Он приоткрыл дверь и крикнул кому-то:

— Петрович! Скажи Боброву, что я его жду!

Через минуту вошел Бобров. Руки и плечевой пояс его были настолько развиты, что он вполне мог бы выступать на соревнованиях по культуризму — и наверняка вышел бы в лидеры. Но то, что возвышалось у него над плечами, производило впечатление совершенно потрясающее. Маленькая голова венчала толстую мускулистую шею, и все вместе это — то есть шея с головой — напоминало некий обрубок с торчащими в разные стороны ушами и коротким ежиком жестких, как проволока, волос.

— Вызывал, шеф? — неожиданным тенором спросил Бобров и настороженно покосился маленькими глазками на двух незнакомцев.

— Вызывал, Бобров, вызывал, — ответил директор магазина. — Вот эти два товарища из уголовного розыска желают с тобой побеседовать… Мне выйти? — обратился он к Щеглову.

— Если вас не затруднит.

— Конечно, конечно! Я же все понимаю…

Директор вышел, осторожно прикрыв за собой дверь, а Бобров, не дожидаясь приглашения, развалился в отчаянно заскрипевшем кресле шефа.

— Вы Бобров Михаил Павлович? — начал Щеглов.

— Да, я Бобров Михаил Павлович, — ответил тот, закуривая. — О чем же вы хотели со мной побеседовать, товарищ начальник?

Щеглов решил действовать напролом.

— Вы подозреваетесь, гражданин Бобров, — резко произнес он, — в убийстве некоего профессора Красницкого…

Щеглову показалось, что Бобров вздрогнул, но уже в следующий момент мебельный грузчик нагло ухмылялся и пускал дым в потолок.

— Продолжайте, — произнес он фамильярным тоном, — я люблю слушать про убийства и вообще всякую детективную дребедень. Особенно про Жеглова с Шараповым.

— Не паясничайте, Бобров, — строго сказал следователь Щеглов, — вам это не поможет. Если вы невиновны…

— А, так вы еще сомневаетесь! Нет уж, я сознаюсь сразу: да, я убил и этого вашего профессора, и еще с десяток других, а заодно трех академиков и четырех депутатов Верховного Совета. Нет, вру, — пятерых! Точно, пятерых!.. — Глаза Боброва постепенно наливались кровью; вдруг он вскочил и заревел: — Вы что, думаете, вам все позволено?! Не те сейчас времена! Честного трудового человека обвинять в убийстве! Пролетария, можно сказать! И в то время, когда враги перестройки снова поднимают головы, когда преступность растет не по дням, а по часам, когда мафия проникла во все сферы нашей жизни, а от рэкета нет покоя ни днем, ни ночью!.. Не позволю!!

Щеглов молча выслушал этот монолог оскорбленного достоинства и спокойно спросил:

— Вам знаком человек по имени Алфред Мартинес?

Бобров застыл на полуслове и вытаращился на Щеглова, забыв закрыть рот. Вся спесь с него слетела буквально на глазах. Вопрос следователя застал его врасплох. Он шумно выдохнул и рухнул в кресло.

— Впервые слышу, — ответил он тихо, но Щеглов все же уловил в его голосе некоторые нотки растерянности. — Нельзя же так, товарищи… — попытался было продолжить игру Бобров, но осекся и махнул рукой.