Шкура неубитого мужа - Михалева Анна Валентиновна. Страница 18

Молодому Доудсену оставалось лишь удивляться да наблюдать за тем, как рождается новая звезда. Он ни минуты не сомневался, что Боброву под силу сделать знаменитого артиста из кого угодно. Сам он подобных чувств к девушке не испытал. Пела она действительно хорошо, выглядела в своем красном, явно дешевом, платье неплохо, но чтоб мурашки по коже… Наверное, дело было в том, что он не меценат, а значит, с искусством не на короткой ноге. Короче говоря, ничего он в искусстве не понимает. Во всяком случае, Александр теперь в этом мнении окончательно утвердился. Понимал бы — трясся бы сейчас, как Серж, от предвкушения нового открытия и пил водку.

Однако скорая развязка обернулась большим разочарованием. Странно суетливый при своей долговязости тип, представившийся директором ресторана, приблизившись к столику, скорчил скорбную гримасу, моментально став похожим на кочергу. Он прошелестел, что певичка быстро собралась и смоталась вон, едва услышав, что требованию уважаемого Сергея Валентиновича немедленно подойти к нему отказать никак невозможно.

Посему дальнейшая музыкальная программа вечера сорвана. Разумеется, виновный в том коллектив понесет моральные, а что еще действеннее — материальные убытки.

— Да плевать я хотел на убытки! — взревел меценат. — Где мне ее найти?

— Ox… — Директор-кочерга закатил глаза и покачал головой:

— Они же паспорта нам с пропиской не показывают. Все, что я знаю, так это мобильный телефон руководителя. Геннадий Силин, тот, который на клавишах играл.

— Не заметил, — поморщился Бобров. — Ладно, давай хоть его телефон.

— Но они же в любом случае будут тут через неделю выступать.

— Как-то это нелогично… — тихо заметил Александр, когда вопрос с телефоном был решен и расстроенный директор удалился восвояси. — Зачем так убегать от потенциального продюсера…

— Много ты понимаешь, — проворчал Серж, — Откуда нам знать, что за плечами у этой девочки. Может быть", ее не раз в таких вот кабаках обижали всякие толстосумы.

Может, горы золотые сулили, а потом.., эх! — он досадливо махнул рукой. — Тяжела и незавидна жизнь эстрадного артиста. Тут душа чувствуется, тут без пряника не обойтись. Да уговаривать нужно, походить за ней недельку-другую, в доверие вползти на брюхе. Зато потом она раскроется, и потечет в карман золото, как из рога изобилия.

— Да вы поэт, — усмехнулся молодой аристократ.

— Я в искусстве всегда поэт. Дар у меня не слабее, чем у Пушкина, — не без гордости заявил меценат. — Только у Алексан Сергеича он в словах выражался, а у меня в предчувствии. Понимаешь, я вижу будущую славу. Точно знаю, из кого эта слава попрет, как вулканическая лава, а кто никакосовый. Вот и все. Ни разу еще не ошибся. И в любом искусстве, куда ни плюнь, везде мои детки. Хоть в театре, хоть в балете, хоть на эстраде. Я струну вижу в человеке. И слышу, как она звучит. А еще слышу, как на ней умелой рукой сыграть можно. Такой дар, братец, явление редкое. За то меня и уважают.

— Я второй раз за вечер убеждаюсь, что вы очень благородный человек! — с чувством выдохнул пораженный своим открытием Александр.

Маша не могла слышать этого разговора. Она о нем даже догадываться не могла. Она неслась сквозь холодный вечер, гонимая страхом и упреками своих коллег из группы.

— Слушай, это переходит всякие границы, — возмущался Вовка, меся осеннюю грязь за ее спиной. Грязь чавкала.

— И почему ты на машине ехать отказалась? — проворчал Генка, кутая горло в вязаный шарф. — Можно подумать, сейчас за тобой в погоню три «мерса» кинутся.

— В метро надежнее. — Маша повернулась и одарила их вымученной улыбкой. — Я вам страшно благодарна, что согласились меня проводить.

— Еще бы! — Вовка шумно вздохнул. — Ты так стремительно покинула хлебное место…

— Которое мы, кстати, потеряли.., скорее всего, — закончил за него Генка. — Говорил я, с девками всегда сложно. Нужно было парня солистом брать.

— Ну простите меня, — взмолилась Маша, краснея.

— Слушай, а чего ты его так испугалась-то?

— Ой, ребята, и не спрашивайте.

— Нет уж, разрешите полюбопытствовать, — съехидничал Генка. — Ты нам должна, помнишь?

— Конечно, — теперь Маша вздохнула. — Только тут словами не расскажешь. Ну.., в общем.., испугалась, и все.

Она очень хотела поделиться с кем-нибудь пережитым за последнюю неделю. Но толком не знала, чем и с кем.

Что рассказывать-то? Ну, подобрала она за кулисами кулон и мобильный телефон известной певицы. Пока собиралась вернуть, ту убили. А как обнаружили тело, набежало милиции полный коридор и началась общая сумятица.

А еще администраторы бегают, кричат, чтобы концерт продолжался. Чтобы для пользы следствия артисты сохраняли факт смерти Ирмы Бонд в тайне и ни-ни рассказать зрителям, а тем паче налетевшим откуда-то журналистам. Концерт кое-как продолжили, хотя выступления у всех вышли скомканными. Впрочем, всего этого Маша уже не увидела. Бес ее какой-то подхватил и потащил прочь, на улицу, подальше от всего этого кошмара. Очнулась, только когда в собственной комнатке оказалась.

Лицо горит, тело лихорадит, а рука все еще сжимает и кулон, и телефон несчастной певицы. Села на диван, заревела. Жаль было Ирму Бонд. Ужасно стыдно за себя, что думала о ней так плохо тогда, в фойе. И понятия Маша не имела, что ей делать теперь с чужими вещами. Никогда она не брала того, что ей не принадлежало. А теперь вот какая штука на коленях лежит — сокровище, словно из музея. Огромный камень переливается изнутри загадочным светом, весь в искусных золотых завитушках.

Господи! Куда же его нести?! В милицию? Так ведь кто знает, что ей за это будет. Страшно. Она в Москве чужая, даже регистрации нет. А если посадят в тюрьму по подозрению в убийстве? Продюсеру Ирминому отдать? А как его найти?

В конце концов решила: «Пусть полежит, пока не найдут убийцу, не докажут его вину стопроцентно, а уж потом отдам следователю, расскажу, как было дело. А может, судьба подкинет еще какое решение. Утро вечера мудренее».

Решить-то решила, только с этой самой ночи стало преследовать Машу чувство неотвратимой опасности. Словно кто-то занес над ее головой огромный меч и только ждет момента, чтобы отсечь ей голову. В каждом встречном она видела убийцу Ирмы Бонд, который теперь охотится за ней, Машей. Почему ей казалось, что она знает слишком много, чтобы убийца этот оставил ее в живых, она не могла ответить. Только чувствовала зло, и все.

Выступления в клубе теперь превратились в настоящую пытку. Три дня она пела с трудом, едва сдерживая дрожь во всем теле, которая и в голосе прорывалась. Правда, ребята тут же признали, что петь она стала более проникновенно. Но кому от этого легче?

Вчера немного успокоилась. Даже ночью ни разу не проснулась. И вот сегодня, пожалуйста. Двое мужиков к столику зовут. А один из них знакомый такой, словно она видела его уже где-то. Молодой, высокий, взгляд у него холодный, как у профессионального убийцы. Чего же ему не хватает, чтобы воскреснуть в ее памяти четким образом? Какой-то мелочи. Важной мелочи. Чего? Где она могла его встретить?

— Маш! Маш, а Маш! — Генка тряс ее за рукав пуховика. — Маш!

Она вздрогнула и оглянулась. Ехали в полупустом вагоне метро. Как она сюда попала, не помнит — провалы в памяти начались.

— Маш, а почему ты все-таки от Боброва-то шарахнулась? — Гена усмехнулся. — Может быть, это был твой шанс?

— Боброва? Кто это?

— Эх, ты! А еще звездой хочешь стать! — развеселившись, Вовка хлопнул ее по плечу. — Это ж известный кошелек. Многих артистов в люди вывел. У него денег — куры не клюют. И большую их часть он тратит на раскрутку неизвестных исполнителей. Многие опыты, кстати, у него удачными оказались.

— Да, вот хоть Ирма Бонд, упокой господь ее душу…

— Что?!

— Тихо ты! — Парни разом на нее навалились. — Чего ты глаза таращишь, как полоумная. Нас еще с тобой в психушку загребут.

— Ну что я такого сказал? — смутившись, промямлил Генка. — Ну, Бобров — теневой человек в шоу-бизнесе.