Закон крови - Микулов Олег. Страница 55
Вожаку не спалось. Ему было тревожно, как никогда прежде. Он сделал все правильно: одним из первых привел свой табун на новые пастбища, так, что им достались самые свежие, самые сочные корма. Так, что они первыми уходили на еще не тронутые поляны… Все правильно! И все же он чувствовал, что сделал самую страшную ошибку в своей жизни. Роковую ошибку!
Здесь, на новом пастбище, было сытно, спокойно, привольно. Все хорошо, кроме одного – ЗАПАХ ДВУНОГИХ! Он преследовал повсюду, им веяло из ольшаника, слева, от сосен, справа, снизу… Отовсюду! И, как всегда, к запаху двуногих примешивался раздражающий ноздри, ненавистный запах жгучего цветка. Вожак понимал: нужно уходить! Хотя бы и туда, где травы не так сочны, где…
То, что последние дни только щекотало и раздражало, вдруг заполнило собой ноздри, стало нестерпимым. Из ольшаника! И – крики, грохот…
Вожак всхрапнул, прокричал тревогу и первым ринулся вниз по склону, спасаясь из этого зловещего места.
Загон начали женщины. Самые молодые, обнаженные, в каждой руке – по горящему факелу. Они бежали, приплясывая, они размахивали факелами, они кричали:
Ой-ей-ей-ей!
Эй-ей-ей-ей!
Э-гей-гей-гей!
О-го-го-го!..
Они сами превратились в кобылиц – молодых, разгоряченных. И мчались за ними жеребцы – несколько молодых охотников, тоже голые, тоже с горящими факелами в руках.
Oй-eй-eй-eй!
Эй-eй-eй-eй!
Э-гей-гей-гей!
О-го-го-го!..
Табун стремительно летел вниз по склону. Вожак знал, где нужно свернуть направо, чтобы обогнуть ельник и вырваться наверх, туда, где сейчас слишком много их сородичей, но где простор и свобода!
Но свернуть не удалось. Началось самое ужасное: и справа, и слева местность взорвалась криками, смрадом двуногих и их ненавистного союзника! Жгучий цветок дышал своими черными, нестерпимо вонючими испарениями. И справа и слева полетели острые палки. С предсмертным визгом рухнула под копыта своих сородичей молодая кобылица.
Оставалось одно: вперед!
Загонщики сделали свое дело: табун мчался туда, куда нужно. Теперь факелы отброшены; двуногие жеребцы настигли своих двуногих кобылиц…
Сейчас нет никакого закона, кроме одного: настиг – твоя! Она тебе желанна и ты ей желанен! В этом нет преступления; это – часть самого закона! Никаких запретов не было и не могло быть: в этом последнем обряде люди перестали быть людьми, они стали жеребцами и кобылицами, возрождающими гибнущий табун к новой жизни. Двуногий жеребец настигал свою кобылицу, и та падала на колени на стоптанную траву, еще горячую от лошадиных копыт. Молодые тела исступленно бились, насыщались и не могли насытиться друг другом…
Вот что странно: никогда, ни единого раза, ни мужчины, ни женщины так и не могли вспомнить, кого и с кем сводили эти Большие охоты!
Дрого с нетерпением ждал, когда на него, стоящего в цепи, вылетит табун.
Главное – свалить вожака!
Металка и дротик – надежный, опробованный! – наготове.
(«Не стискивай металку; кисть, кисть расслабь. И помни: копье – часть тебя самого…»)
Вот они!.. Бросок!
Оперенный дротик не прошел мимо цели. Но долгогривый пегий вожак только всхрапнул и ускорил бег…
Бывший товарищ по играм победно взглянул на Дрого: короткий дротик не упал в траву, не отскочил – вонзился в бок кобылицы!
И тут крики со стороны Серых Сов взлетели на новую волну. В них слышался неподдельный ужас:
– Прорвались! ПРОРВАЛИСЬ!..
Вожак понял: он упустил возможность – прорываться следовало сразу! Сквозь двуногих, сквозь жгучий цветок и его черное дыхание – не важно!
Сейчас оставалась последняя возможность…
Он вздрогнул от удара и боли под левой лопаткой.
Не важно! Вперед!
Дротики летели и справа и слева. То одна, то другая лошадь с протяжным визгом падала под копыта табуна. Но вожак, казалось, был неуязвим. Только один, белоперый дротик возвышался над его левой лопаткой.
Вот оно – самое страшное! Опытный жеребец свернул направо и, презирая огонь и дым, крики и дротики, устремился прямо на северный заслон! Если табун прорвется…
Айон, сын Гарта, перепрыгнул через горящую канаву, не обращая внимания на пахнувший в лицо жар, на опаленные волосы… Если не получится, то – все равно! Пусть – смерть под копытами! На миг их глаза встретились: его, человека, сына вождя, – и жеребца, вожака, пытающегося спасти своих сородичей от неминуемой смерти…
Не дротик – тяжелое деревянное копье с острием, закаленным в огне костра, с неожиданной силой метнула человеческая рука.
Вожак вел свой табун на прорыв – в долину, откуда потом они найдут путь наверх, подальше от двуногих… Человечьи крики смешивались с предсмертным визгом лошадей.
Не важно! Вперед!
Вот один из них, ненавистных! Сейчас его кости захрустят под копытами…
Страшный удар в грудь бросил его наземь, под копыта тех, кого он вел за собой. Какой-то миг умирающему, затоптанному вожаку еще казалось, что он продолжает бежать…
Неуязвимый рухнул в последний момент, когда люди уже были уверены: все кончено! И дети Серой Совы, и дети Мамонта разразились неистовыми победными криками, и табун, лишенный предводителя, повернул туда, куда ему и было положено – к краю обрыва.
Над обрывом клубилась белая пыль, а снизу доносился визг гибнущих животных, заглушивший человеческие голоса. Охотники торопливо спускались по тропе, чтобы завершить свое дело. Лошади, упавшие первыми, – самые счастливые, погибли сразу. Последние безнадежно пытались подняться на сломанные ноги и кричали, кричали в предсмертной муке. Чудом уцелевший жеребенок жалобно звал на помощь свою мертвую мать. Арго метнул копье.
Айон, не отрываясь, пил кровь вожака – Неуязвимого. Напившись, не вставая с колен, он воздел к небу руки и запел. Такого коня следовало поблагодарить особо!
Айон долго пел о сильном, бесстрашном жеребце, сделавшем все, чтобы спасти своих сородичей. Он благодарил свою жертву за отданную жизнь и просил прощения за свой удар. Он просил Великую Серую Сову о помощи: пусть этот славный, могучий жеребец вернется в Средний Мир как можно скорее! Пусть он приведет с собой как можно больше кобылиц и жеребцов, таких же сильных и бесстрашных!
Героя окружили охотники обоих Родов. Окончив пение, Айон выдернул из тела вожака обломок дротика, оснащенного треугольным наконечником:
– Сыновья Мамонта! Чей это дротик?
– Мой! – пробормотал Дрого, все еще переживая свою оплошность – неверный удар.
– Твой?! – Айон посмотрел на Дрого, затем перевел взгляд на его отца: – Великий вождь детей Мамонта. У тебя – достойный сын! – И с почтением передал обломок дротика молодому охотнику: – Возьми! Такой наконечник еще пригодится! И не откажи мне в чести разделить на трапезе сердце и печень этого молодца! – Айон осторожно, почти нежно провел ладонью по остывающему телу жеребца-вожака.
После Большой охоты пировали в стойбище Серых Сов. Дрого был счастлив. Он сидел рядом с Айоном, и только им двоим были поданы сердце и печень того, кто чуть было не спас своих сородичей, чуть не смел все эти очаги и жилища. В песнях прославляли бесстрашного Айона, спасшего и людей, и свое стойбище. Но хвалили и его, Дрого, нанесшего вожаку лошадей первый, точный удар!
Несколько дней в обеих общинах кипела работа: разделывали туши лошадей, вялили мясо, сушили на распорках и выделывали шкуры, отбирали и делили кости, пригодные для поделок. И сухожилия шли в дело, и конский волос – хвосты и гривы: без ниток не сшить одежду.