Закон крови - Микулов Олег. Страница 63

Куница рассказывал в основном о средствах защиты: чеснок, белый цвет, появляющийся сейчас на колючем кустарнике, специальный оберег («Такой, как у моего старшего собрата», – заметил он), Огненный круг, Знак и Слово. Были и другие способы. Он надеялся, хотя и не был уверен, что при хорошей защите нежить, лишенная пищи («Как и живое, она не может существовать в этом Мире без пищи. Но ее еда – наша кровь, наша злоба и страх»), в конце концов или распадется («погибнет»), или удалится в иные края, или надолго затаится. Кое-что о защите было известно и старому Колдуну.

Об активных способах борьбы Куница знал очень мало. Многое в его словах казалось странным. Почему, например, против нежити бессильны даже духи-покровители, даже обращение к предкам почти бесполезно, – и все же человек может в одиночку победить нежить? Сам Куница не мог этого объяснить толком.

– В каждом человеке есть что-то большее, чем могущество самого сильного из известных тебе духов. Бот на это и нужно опереться! И потом… человеку тоже могут оказать помощь извне, но не оттуда, не из Тьмы… Не спрашивай, я и сам почти ничего не понимаю. Говорю то, что запомнил от своего наставника.

Что ж, наставника молодого Куницы Колдун детей Мамонта немного знал. Совсем немного, но достаточно для того, чтобы понимать: из его наставлений нельзя пропускать ни слова, даже если их смысл ускользает, кажется невнятным.

Да, нежить можно одолеть, но сделать это чрезвычайно трудно. За свою мнимую жизнь она цепляется с упорством и живому не ведомым. Днем нежить бессильна, но скрывается она так, что обнаружить ее практически невозможно, тем более что она способна менять свое обличье. Ночь – ее время; от заката до восхода солнца нежить в полном своем могуществе; в это время ее сила несопоставима с человеческой. Но и тогда она не выступит против многих, знающих, с кем имеют дело. Уйдет, скроется. Со своей жертвой встречается только один на один. И тогда… Нежить сильна не только физически. Порождение Тьмы, она способна обезоружить даже опытного, подготовленного бойца еще до того как сожмет его в своих когтях, как вонзит зубы в его горло. Потому-то и существуют правила: не призывай нежить, не смотри в глаза нежити, не отвечай нежити. Об этих правилах знают все. А вот помогли ли они хоть одному из тех, кто действительно с ней столкнулся? Как знать, – жертвы не расскажут…

В конце разговора оба колдуна согласились: к встрече нужно быть готовым, но искать врага бесполезно – зряшная трата времени и сил. Если бы они хотя бы знали, как именно нежить прорвется в их Мир!.. Согласились и в том, что сейчас ее появление связано с нарушением Закона крови и со всем тем, что случилось потом. Куница повторил свое прежнее предостережение:

– Пусть мой старший собрат смотрит в три глаза – за всем, что происходит! Его младший собрат-Куница думает: главная опасность угрожает Роду детей Мамонта!

Он мог бы и не предупреждать: старый Колдун уже и сам не сомневался в этом и делал все, что мог.

После той долгой беседы проходили дни и дни. Вновь стала просыпаться Одноглазая, вот уже и глаз ее полностью раскрыт, а Колдун по-прежнему не мог узнать ничего определенного ни о самой нежити, ни о грядущей судьбе своего Рода. Странная искрящаяся завеса, мешавшая его уходу в Скрытые Миры, его общению с духами, отступила, порой почти не давала о себе знать. Но все равно духи молчали; даже самые послушные из них выходили из повиновения, едва лишь Колдун пытался спросить о Враге и его порождении. Угрозы были смутные, но устрашающие: грядущие бедствия – не от них и не от предков. Эти бедствия неотвратимы – ни умилостивить, ни отвести их нельзя! И хуже всего то, что Колдун не мог разобрать, какова будет эта Кара? Хонка? Нет, не хонка, не пожар, не сильные чужаки, не лашии … Что-то совсем, совсем иное. Неведомое.

Он последовал совету духов и неоднократно обращал внутренний взгляд как можно дальше на юг своего, Среднего Мира. Обычно такие видения намного понятнее тех, что выносят колдуны из своих полетов в иные, Скрытые Миры. Но сейчас… Колдун сомневался даже: действительно ли его южные видения относятся к этому Миру? Или, быть может, уже начинается великое соединение Миров – Конец и Начало?!

Где-то неизмеримо далеко – очевидно, на самом краю Земли – были горы. Яростные горы: они извергали вверх пламя, и небо было черно, и летели в небо камни, а по склонам, как ручьи (что там «как ручьи» – как потоки Большой воды! ), лилось жидкое пламя. Колдун если и не слышал, то ощущал чудовищный рев и грохот; он понимал: если здесь когда-то и была жизнь, то теперь она невозможна, все живое сожжено дотла, погребено, развеяно…

Так что же, это их общая участь?!

Если так, то нет спасения! Но ведь предки сказали иное, сказали, что спасение возможно?..

Колдун отказывался что-либо понять, настолько его видения были чужды всему его опыту, всему, что он пережил сам или о чем хотя бы слышал.

Ни к чему не приводили и наблюдения за тем, что происходит вблизи. Загадочного Крылана (или нечто подобное ему) Колдун так и не увидел, хотя решался порой на большой риск: покидал ночами свое жилье и, опираясь на новый, обоюдоострый посох, вырезанный из дерева, которое не горит, и закаленный в пламени колдовского очага, под особые напевы, обходил им же самим наведенный огненный круг, вслушиваясь в ночные шорохи, вглядываясь в сплетение ветвей и теней, пронизанных сиянием Одноглазой, в ночное небо… Ничего! Только плач совы – тотемной птицы их соседей, только ночной ветер и хорошо знакомые духи тревожат черные тени, только мелькнет по вершинам белка, преследуемая куницей… Нежить к Колдуну не являлась.

Не помогали и разговоры общинников. Отчуждение росло с каждым днем; при появлении Колдуна люди замолкали, и его ночные прогулки только подбросили хвороста в огонь, только усугубили положение. Но даже если бы этого и не было, ничего бы не изменилось. В конце концов, Донго навещал Колдуна исправно и старательно передавал слухи о нежити … Получалось так, что если сам Колдун не видел ничего, то охотники, женщины и дети, напротив, «видели» слишком многое. Разбираться в этих слухах, выискивать в груде домыслов, страхов и фантазий крупицу правды, которой там, быть может, и вовсе нет, – занятие бесполезное…

– А ты сам, Донго, видел Крылана еще раз?

– Нет, мудрый наставник! Донго Крылана не видел.

– А что-нибудь другое? Странное, необычное?

– Нет, мудрый наставник! Разве что в сновидениях. Пересказывались сны, но и они не давали пути. Самое большее, что усматривал в них Колдун, – шутки духов, привлеченных людскими страхами… Как-то раз он не выдержал, сказал Донго: «Ты напрасно называешь меня наставником! Ты еще не ученик Колдуна, и я не знаю, станешь ли ты действительно моим учеником, Донго, молодой охотник!» Мальчик хороший, огорчать его не хотелось, но что делать, если Колдун начал сомневаться в своей собственной силе! И как можно что-то обещать, если сама судьба их Рода висит на волоске!

По мере того как распространялись слухи и росла неприязнь к нему, Колдун все чаще ловил внимательный взгляд вождя Арго. Конечно, разговор необходим. Но что он может сообщить вождю сейчас? Что нежить – не выследить? Что всему их Роду угрожает еще и другое неведомое, исходящее от каких-то огнедышащих гор на краю их Мира? Что дары бесполезны, что иные Миры могут закрыться, а духи – отвернуться от него в любой день?.. Колдун понимал: как ни тяжко, а говорить с вождем нужно даже об этом, даже если ничего другого он так и не узнает. И лучше, если разговор этот начнет сам Колдун: однажды он уже промолчал, выжидая, – и к чему это привело?

Понимал – и все же выжидал и теперь, все еще надеясь на что-то. Может быть, он получит от духов ответ? Или хотя бы знак? Или его молодой собрат-Куница добьется успеха?.. Больше всего Колдун жалел сейчас о той черепной чаше, обломки которой были им зарыты много лет назад, возле ручья. Да, сейчас могло помочь лишь одно: взгляд сквозь лунную воду. Но чаша Хорру невосстановима, а своей Колдун не приобрел. Своя черепная чаша могла появиться у него лишь в том случае, если бы тогда он до конца оставался со своим наставником…