Вольный стрелок - Миленина Ольга. Страница 6

— Ну ты герой! — произнесла с деланным восхищением, показывая Женьке, что оценила его поступок. Хотя, на мой взгляд, идти на открытую конфронтацию глупо, но, с другой стороны, это чисто женский подход — избегать прямых конфликтов, решая вопрос более тонко и хитро. — А он что?

— Да он только передышку сделал, я извинился тут же, объяснил, что не то имел в виду. — Женька, так красочно повествовавший о стычке с Сережей, сразу сдулся, — Сказал ему, что у нас слухи про всех ходят — и про политиков, и про банкиров, — да разве можно на всех компру найти? Если бы, говорю, такое было возможно, все газеты только компромат бы и печатали. Пообещал проверить все слухи, которые про Улитина ходят, — на том и расстались…

— А что за слухи? — Я заглянула с грустью в пустую чашку, а потом в миллионный раз пожалела, что в этом буфете не курят. В нашем редакционном баре можно — но я сама предпочла до разговора с Женькой в редакцию не заходить. — Интересное что-нибудь?

— Да вода одна! — Алещенко скривился с таким видом, словно угробил на это расследование год. — О шефе тоже вон слухи ходят — про миллионный счет в Англии, — и что?

— Жень, скажи честно… — Я произнесла эти слова с улыбкой, потому что собиралась спросить нечто неприятное так что надо было хотя бы постараться смягчить вопрос. — Сколько тебе Улитин дал, чтобы ты не писал ничего? Ты ведь точно накопал что-то — ты же профи, Жень.

Женька не ждал вопроса — и куча эмоций на лице появилась, от изумления и обиды до испуга и бравады.

— Дал! Да ладно было бы, если б дал! А он, его мать…

— А что он? — вцепилась я в последние слова. — Пожадничал, что ли?

Алещенко спохватился, кажется, решив, что сказал что-то лишнее. И кажется, этого лишнего испугавшись.

— Да, конечно, пожадничал — потому что чистым оказался, в смысле концы все хорошо спрятал. — Женька выдавил улыбку, не обманув меня своей напускной веселостью. — А раз ничего нет — так и денег платить не за что. Пустая, короче, тема. Так, может, растолкуешь подруге своей Антоновой? Чтобы она шефу потом объяснила…

— Да боюсь, не получится, — произнесла задумчиво, все пытаясь понять, что именно скрывается за Женькиным поведением. — Ты же знаешь — раз Сережа загорелся, никакие объяснения в расчет не берутся. Умри, но сделай…

— Так, может, ты сама? — В голосе Женьки зазвучала надежда. — Тут же в экономике разбираться не надо — не о банке же речь. Я ведь как — если с экономикой что, тут я да, спец, а такой материал, чтоб про человека, я и не потяну. Тут копать надо насчет личного — а это лучше тебя никто и не умеет…

Комплимент был заслужен — но меня им не купишь. И я хмыкнула скептически — хотя Женька предпочел этого не заметить.

— Не, серьезно — ты ж такая, ты ж там найдешь, где и нет ничего. А я помогу, если надо будет, факты там, все, что есть. Ну и…

— А что, много фактов? — спросила просто так, понимая уже, что Женьку мне не убедить — а если начну давить, он рано или поздно задаст тот вопрос, которого я, признаться, ждала. Поинтересуется, почему я ему передаю задание, а не Наташка или главный. И еще, чего доброго, побежит к Антоновой отказываться — и тут и выяснится истина. Которая заключается в том, что мне, дуре, надо было сначала идти к Наташке и спихивать тему на Женьку — а я захотела схитрить и обхитрила сама себя. — Фактов, говорю, много?

— Да нет вообще-то… — Алещенко развел руками смущенно, и мне это тоже показалось странным — что у него, профессионала в своей области, нет ничего такого интересного на не последнего, как я понимаю, банкира. — Но все, что есть, — твое. Пойдем ко мне — я прям сейчас файл распечатаю и отдам или на дискету перегоню, если хочешь…

Я сказала себе, что, судя по всему, попала — и теперь тема, похоже, моя. Совсем неинтересная мне, пустая и абсолютно бесперспективная тема — на которую можно убить кучу времени, но так ничего и не найти. Просто по причине отсутствия того, что необходимо для статьи.

— А хочешь — ты тут посиди, а я сбегаю, распечатаю и сюда тебе все принесу? — Женька был сама любезность — и вид у него был такой, словно он безмерно счастлив, что сумел отвертеться. — Давай кофе тебе возьму еще — хочешь? А сам минут через десять вернусь.

— Ну тогда еще и пирожное, — уронила автоматически, забывая про весы — потому что голова была занята другим. Мыслями о том, кому позвонить, кого разыскать из тех, кто может дать мне ценную информацию. Потому что тот факт, что Женька ничего такого об этом Улитине не знал, — он вовсе не означал, что ничего не узнаю я. — Эклер…

Когда три минуты спустя рядом со мной аккуратно опустилась чашка кофе и тарелка, а Женька убежал, на радостях даже выполнив еще одну просьбу и оставив мне мобильный, я заметила, что эклеров на тарелке два. И тут же заткнула голос совести, сообщая ему в резкой форме, что это ведь не я сама себе купила, это меня угостили. А отказываться от угощения нехорошо — можно обидеть человека.

Американцы говорят, что надо мыслить позитивно — и во всем видеть положительные стороны. Я с этим согласна полностью — тем более что позитив в тот момент был налицо. Он передо мной лежал на тарелке в виде двух эклеров — наглядно доказывающих, что не слишком приятные события этого дня удалось подсластить. А могло бы быть куда хуже — и тема бы осталась мне, и эклеров бы я не поeла вдоволь. Так что надо радоваться.

Я задумчиво придвинула к себе тарелку, разламывая призывно лезущий в глаза эклер. Повторяя про себя что если надо радоваться — значит, будем радоваться. Как минимум до тех пор, пока тарелка не опустеет…

Глава 3

— Я сейчас, Юль, — пять минут подождешь? Посиди, покури — а я к начальству и обратно. Срочно вызвали — прям перед твоим приходом, как нарочно…

Выбора не было — и я кивнула, аккуратно вешая любимое черное пальто с серебряной подкладкой на вешалку и устраиваясь поудобнее на убогоньком стульчике, предназначенном для посетителей. Скептически думая, что не слишком обрадовавшийся моему появлению майор Зайцев побежал совсем не к начальству. Уж больно долго он выяснял у меня по телефону, что мне надо, а когда выяснить не получилось, пытался отговорить от визита к нему — или хотя бы перенести с сегодня, с пятницы то есть, на понедельник.

Но я понимала, что в понедельник его не окажется наверняка — не любит майор Зайцев таинственности, подвох в ней чует, так что вполне мог попытаться замотать нашу встречу. И потому я настояла на своем. Вот он и убежал, как только я появилась. И скорее всего не к начальству, а в столовую или буфет — надеясь, что, может, мне надоест его ждать и я уйду. На него это похоже.

Но он не знал, что я его дождусь, сколько бы он ни отсутствовал, — потому что он мне нужен. Потому что я рассчитывала, что он расскажет мне что-то. Что-то, что окончательно убедит меня в том, что от темы надо отказываться, — либо в обратном.

Может, поэтому я так и уехала из редакции, не заглянув к Наташке.

Позвонила сюда, в пресс-центр ГУВД, по Женькиному мобильному, вернулась домой за стареньким своим «фольксвагеном», спавшим у подъезда, — знала бы, что придется поехать куда-то, не пошла бы в редакцию пешком, — и вперед. К майору Зайцеву Ивану Петровичу — давнему, так сказать, другу нашей газеты.

Дружба, правда, довольно односторонняя. Все время, что я работаю в редакции, газета делала господину Зайцеву кучу рекламы. Например, всегда благодарила его за предоставленные материалы — хотя в тех редких случаях, когда он их предоставлял, материалы оказывались совсем не сенсационными и не слишком содержательными. Всегда ссылалась на него, если по какому-то вопросу журналист звонил проконсультироваться на Петровку. И даже порой печатала бредовые опусы, лично написанные Зайцевым и тупо прославлявшие московскую милицию.

Что же касается ответной дружбы, то недавно ставший майором Зайцев на нее всегда был скуповат. И лично я не знала случаев, чтобы он шепнул кому-то из наших по секрету что-то по-настоящему важное или любопытное — чтобы дал газете хоть один эксклюзив.