Моя свекровь — мымра! - Милевская Людмила Ивановна. Страница 49

Детектив сразу спросил:

— Куда Фрося сбежала?

Арнольд его просветил:

— В этом доме порядки дурацкие, на третьем этаже туалета нет. Только на первом и на втором.

— А причем здесь туалет? — удивился Евгений.

Мы с Арнольдом бросились ему объяснять, но в этот самый момент раздался мощный удар по двери, а за ударом последовал мат с фейерверком.

Детектив ужаснулся:

— В баррикаду обойму, сволочи, разрядили!

— И не одну, — бледнея, добавил Арнольд.

Заметив, что мужчины изрядно струхнули, я храбро их вдохновила:

— Будем насмерть стоять!

И на пол присела, спряталась за колонну подальше от пуль.

Арнольд на меня посмотрел и сказал:

— Нет, стоять вообще не годится.

И сел со мной рядом. Детектив тоже перестал подпирать плечом баррикаду и… начал подпирать собою меня. Таким образом я снова оказалась во главе мужчин, но теперь уже главенствовала сидя на полу.

А баррикада тряслась, ходуном ходила — мат тоже гремел, не стихал. После очередного грохота в дверь у детектива нервы не выдержали.

— Вам кого? — откликнулся он на стук.

— Мархалеву отдай, и мы сразу уйдем! — раздался в ответ отвратительный бас.

Возбужденная любопытством, я осведомилась:

— А кто вас за ней прислал?

И в ответ услышала детскую глупость:

— Дед Пихто и баба Тарахто!

И хоровое “гы-гы”. Подростки, честное слово, ни опыта, ни ума — “пушки” одни.

Впрочем, разве умный человек станет бряцать оружием? Умный человек все конфликты решает только силой ума.

Так я и поступила — затеяла переговоры, исходя из таких вот соображений. “Продержаться нам надо какой-то час, — прикинула я, — а способности у меня уникальные. Я и на день, бывало, умела беседу подрастянуть, и разговорить удавалось, порой, и немого”.

— А зачем вам нужна Мархалева? — с присущим мне тактом спросила я.

— Кто много знает, тот мало живет, — философски раздалось в ответ.

— Мысль ваша афористична, — заметила я, — но малоинформативна. Хотелось бы чего-нибудь поконкретней.

И я незамедлительно получилась то, что просила.

— А если конкретно, бля, то за одну Мархалеву даруем всем вам свободу. Бабу отдайте, и мы сразу отвалим.

— Всего-то, — обрадовалась я. — Раз так мало вам надо, непременно договоримся. Вижу, судьба нам послала великолепно воспитанных и тонко настроенных, интеллигентных людей. Исходя из этих своих редкостных качеств, может, вы сообщите какая участь в дальнейшем ждет эту бабу, госпожу Мархалеву?

— Не ждет ее участи никакой, — просветил меня мерзостный бас.

Я растерялась:

— Это очень туманно. Вы что же, убьете ее?

— Зачем? Когда-нибудь все мы умрем, — услышала я новый ответ и растерялась вторично.

Хотела задать вопрос, проливающий свет на фатализм человечества — интересно же знать почему мы все возьмем и умрем, пусть и когда-нибудь. Ведь хороший вопрос — но задать его я не успела, встрял подлый Арнольд.

— А где гарантии, что вы нас не тронете, если мы Мархалеву вам отдадим? — спросил он.

И меня озарило: “Пора завязывать с переговорами, надо срочно из стойла “быков” выпускать!”

Что я и сделала: на ноги шустро вскочила и к заветной комнате понеслась, под встревоженные крики Арнольда:

— Мархалева! Куда ты? Куда?

— На Кудыкину гору! — гаркнула я, распахнув настежь дверь комнаты.

“Быки”, увидев меня на пороге, дружно отпрянули, как от чумы. Я взмолилась:

— Родненькие, что же вы здесь сидите?!

Валет настороженно спросил:

— А что мы делать должны?

— Дать бой подлым захватчикам! — рявкнула я. — Пойдите послушайте что там творится! Там переговоры уже идут, грязная сделка свершается! С минуты на минуту вы можете лишиться самого дорогого!

— Чего? — изумились “быки”.

— Меня! Дом осквернен присутствием банды!

“Быки”, зверея, спросили:

— И чего те бандиты хотят?

— Того же, чего и все, — ответила я и с легкой гордостью пояснила: — Меня! Меня! Сколько можно вам говорить? Они требуют выдать меня!

— Они что, сказились? — опешил Валет. — Да Якудза на ремни нас порежет!

Я рассердилась:

— А я про что? Какие вы бестолковые! Скорее беги меня спасать!

И “быки” убежали. Я решила, что слушать пальбу с безопасного расстояния будет приятней и осталась в комнате. У окна постояла (у родного уже шнура) да и подумала: “Кто его знает как там получится? Япошки “быков” измотали, а я у себя одна. Опять же береженого бог бережет”.

С этой мыслью я на подоконник вспорхнула, опять замотала ладони подолом костюма, обхватила руками шнур и… съехала вниз. На земле было прохладно и влажно, но жизни здесь было больше, чем у гостеприимных “быков”.

“В кустах оно будет надежней, там Тамаркиных бойцов и дождусь”, — подумала я, резво направляясь к густым полуопавшим зарослям.

Увы, это была последняя моя мысль. За спиной раздался какой-то хруст и все — темный провал. Оставалось только надеяться, что хрустела не моя голова. Впрочем, даже надеяться я не могла, а ведь надежда умирает последней.

Что же это выходит?

Перед надеждой я, что ли, умерла?

Глава 34

Господин Судзуки пребывал в благодушном настроении. Работа над переводом шедевра несравненной госпожи Мархалевой продвигалась успешно. И даже профессору-переводчику не удавалось помешать этому великому делу.

“Да, конечно, — думал о своем переводчике Великий Тацу, — он, конечно, специалист, но для хорошего переводчика этого недостаточно. Нужно чувствовать, ощущать душу автора: тонкую, высокую и нежную душу Мархалевой Софьи Адамовны. Нужно понимать… А разве он, этот профессоришка, может…”

Вкрадчивый голос переводчика вторгся в мысль о высоком:

— Я полагаю, Тацу, что фраза: “пусть он подавится своим вшивым банком”, — являет собой классический пример иносказания. Иначе ей невозможно дать объяснение.

— Чему там нет объяснения? — пробудился от грез Великий Дракон.

— О, нет, я конечно, смог постигнуть смысл выражения, — поспешил заверить грозного заказчика профессор — фраза, наверняка, должно звучать так: “когда банкиру во время обеда сообщили, что у всех сотрудников его банка обнаружен педикулез, бедняга подавился от изумления и неожиданности”.

Тацу даже не рассердился. Он грустно посмотрел на профессора и убежденно ему сообщил:

— Ты идиот. Это значит лишь то, что героине совсем не нужен упомянутый банк вместе с его владельцем. Героиня благороднейше его отдает.

— Почему? Потому, что в банке все вшивые? — не смог сладить со своим любопытством переводчик.

— Вон! — взорвался Великий Дракон. — С такими преподавателями наша молодежь никогда не сможет достойно овладеть языком соседей.

Профессор-переводчик исчез, а Тацу вновь погрузился в приятные грезы. В ожидании возвращения Юдзана он представлял себе как сердце неприступной госпожи Мархалевой преисполнилось благодарностью к нему, Великому Дракону. Он сумел вовремя протянуть ей руку помощи. Сумел…

Господин Судзуки рисовал в своем воображении картины одна приятнее другой. Вот, великая Мархалева с трепетом (и может быть с любовью) принимает посланное им бесценное кимоно, наследие божественных императоров, вот…

Тихо вошел секретарь.

— В приемной Юдзан, мой господин, — с поклоном оповестил он Тацу, с трудом сдерживая непристойный смех.

Сердце великого Дракона сжалось в приятной истоме.

— Пусть войдет, — торопливо распорядился он.

Юдзан замер перед всесильным Тацу, не смея понять глаза.

— Что это? — изумленно спросил Великий Дракон. — Ты что же, так вот и путешествовал?

— Да, Тацу, — скорбно признался Юдзан.

— Если ты не сможешь найти достойных оправданий, я велю с тебя с живого содрать кожу, — бледнея от гнева, пообещал Великий Дракон. — Почему на тебе кимоно, посланное мной в подарок госпоже Мархалевой? Почему оно на тебе запахнуто налево, как на покойнике?1 Впрочем, ты предусмотрителен! Самое время тебе готовиться к смерти!