Пусти козла в огород - Милевская Людмила Ивановна. Страница 18

Нюра?

Красавица Нюра всегда соперничала с Алиской. Пожалуй, она больше всех завидовала ее красоте, хоть в юности и сама была достойна всякой зависти. Высокая и стройная, она была волшебно хороша: на мраморно-белом лице огромные зеленые глаза, тонкий прямой нос, красивые чувственные губы. Ее огненно-рыжие волосы вызывали восхищение и зависть подруг. Поклонники ходили за ней толпами.

Марго права, Нюра заносчива и претенциозна. Она никак не может смириться с тем, что родилась не принцессой. Нюра даже имя сменила. Теперь она Сольвейг. Такая манерность может только рассмешить. Впрочем, никто из подруг не зовет ее Сольвейг. Нюра замужем за таким же неудачником-снобом и, похоже, любит мужа. Нет, не вижу причин. Не станет она убивать Алису.

Остается Карина. Карина?

Смешливая, веселая Карина хороша колоритной восточной красотой: на смуглом лице огромные армянские глаза с длинными пушистыми ресницами. Слегка крупноватый нос и пунцовые губы очень красивого рисунка, пышные, потрясающе густые волосы.

Карина всегда имела успех у мужчин, но, в отличие от Нюры, никогда этим успехом не пользовалась. Ее страстная натура не терпит меркантилизма. Многие считают Карину порочной, но это не так. Она искренне бросается в пламя любви, горит там, затем некоторое время умирает на руках подруг, а потом возрождается, ищет и очень быстро находит новое пламя и бросается в него.

«Карина слишком искренний человек, — решила я. — Она не сможет нанести удар из-за угла».

И все же кто-то травит Алису!

На следующий день мы с Симочкой отправились в больницу к Алисе. Я была удивлена, встретив там всех, из-за кого не спала ночью. Всех, кроме Фаины.

— Почему Фаина не пришла? — спросила я у Лоры.

Она только махнула рукой. За Лору ответила Карина.

— Ты же знаешь нашу Фаню, — сказала она. — Ругается на чем свет стоит и всех нас дурами называет.

«Странный ответ на вопрос», — подумала я, но больше допытываться не стала.

Зато Лора, Нюра и Карина очень интересовались, чем отравилась Алиса. Впрочем, я тоже хотела это знать и узнала. Доктор сказал:

— Лекарством. Милиции будем сообщать? Алиса испугалась и замахала руками.

— Ни в коем случае! — закричала она. — Зачем нам милиция? Я сама переборщила с таблетками.

Алиса понятия не имела, с какими именно таблетками она переборщила, но почему-то доктору это не показалось странным.

В тот же день я забрала Алису домой, уложила ее в постель и, оставив под присмотром Симочки и Маргуши, отправилась к Фаине.

Всем известно — найти Фаину можно только в психиатрической клинике, где она упивается общением со своими психами, называя это научной деятельностью. Там я ее и нашла. Вошла в кабинет и сразу же возмутилась:

— Почему ты, бессердечная, не навестила Алису?

Фаина грустно посмотрела на меня своими большими коровьими глазами с редкими, кое-как торчащими ресницами и спросила:

— Мархалева, какая муха тебя укусила?

— Не выкручивайся! Отвечай: почему ты не пришла в больницу к Алисе?

Фаина хлопнула себя по ляжкам и пробасила:

— А то сама не знаешь! Потому что у меня психи! Они, в отличие от Алиски, и в самом деле больны! Алиска же всю жизнь угасает, но только не угаснет никак. Мы все уже старые бабы, она же все девочкой прикидывается. Причем с успехом!

Такое бездушие меня возмутило.

— На этот раз Алиса действительно больна! — воскликнула я. — Ее отравили, и, кстати, пострадала не одна она.

Фаина напряглась:

— А кто еще?

— Котенок! Вместе с Алисой отравился и котенок, мой Шустрик.

— Ерунда! — пробасила Фаина. — Все выдумки твои, Мархалева. Никто котенка не травил. Я вспылила:

— Ерунда? От чего же, по-твоему, сдох этот бедный котенок?

— От старости.. Я опешила:

— От старости?

— Да. Только отпетый кретин назовет котенком того дряхлого кота, который доживал последние дни у Алисы. И все, Мархалева, хватит, ты не знаешь, куда время убить, а у меня психи. Иди, не беспокой врача по пустякам.

— Ну ты, Фаня, и фрукт! — возмутилась я. — Даже не поинтересовалась, зачем я пришла, а уже гонишь.

Фаина надела очки, свирепо и внимательно на меня посмотрела и пробасила:

— Ну, говори, за каким чертом приперлась? Надеюсь, не за тем, чтобы пригласить меня на похороны престарелого котенка.

Передать не могу, как разозлилась на эту грубиянку, но из любви к Алиске сдержала себя. Давая урок вежливости, произнесла:

— Фаина Львовна, пользуясь нашим знакомством, хотела вас попросить позаботиться о нашей общей подруге. Вы в медицинских кругах личность уважаемая и известная, что может быть весьма полезно при выборе доктора для нашей любимой Али…

Продолжить я не смогла: испуганно вздрогнув, застыла как парализованная.

— Вон! — проревела она, швыряя в меня дыроколом. — Издеваться надо мной?! Во-oн!

Вот как на некоторых образованных людей действует обычная вежливость — до исступления можно их довести.

Я выскочила из кабинета Фаины и бежала с завидной скоростью. Лишь в вестибюле клиники опомнилась и поняла, что забыла в кабинете свою сумочку, в которой и деньги, и документы, и много-много всего, абсолютно необходимого современной женщине.

Тут же обнаружилось, что вернуться за сумочкой я не могу по очень веской причине: до смерти боюсь эту сумасшедшую Фаинку. Кто знает, что еще ей в голову взбредет? А вдруг она дойдет до рукоприкладства?

Однако выбора не было. После минутных колебаний я набралась храбрости и вернулась. Робко приоткрыла дверь, безмолвной тенью просочилась в кабинет и… с трудом удержала крик изумления. Фаина сидела уже не за столом, а на диване. Рядом с ней пристроился симпатичный мужчина интеллигентного вида. Фаина с нежностью держала его руки в своих крепких и волосатых руках, а взгляд ее выражал такую безграничную любовь, на которую, пожалуй, не способна и я. Симпатичный мужчина платил Фаине тем же, смотрел на нее с робкой влюбленностью. Если бы не полосатая пижама, отличающая психов, клянусь, подумала бы черт-те что. Да и любой подумал бы.

Несмотря на то, что я вошла в кабинет и уже с тоской поглядывала на сумочку, лежащую на столе, эта сладкая парочка меня не замечала, так голубки увлеклись своими отношениями.

Пользуясь их увлеченностью, я попробовала сделать несколько шагов к столу, но Фаина увидела меня и гаркнула:

— В чем дело, Мархалева?

Втягивая голову в плечи, я пробормотала:

— Сумочку забыла.

— Сумочку? Так бери и уходи, — смягчаясь, посоветовала она.

Я тут же сообразила, что обижать меня в присутствии этого психа она не станет. Сообразила и сразу почувствовала себя уверенней. Сумочку взяла, но уходить не спешила. Подошла к дивану и поздоровалась с психом, собираясь, пользуясь случаем, продолжить с Фаиной прерванный разговор. Она нахмурилась и спросила:

— В чем дело?

Я лучезарно улыбнулась, а псих обрадовался. Он выпростал руки из лап Фаины и, как ребенок, потянулся к моему воротнику, точнее к бутоньерке, приколотой к нему, — в ней были незатейливые цветы шиповника, рекомендованные мне цветочницей. Она заверяла, что все простое нынче в моде, и даже советовала купить букетик сорняка, на что я не решилась. Однако тут же выяснилось, что промахнулась я и с шиповником. Этот болван, простите, псих, протянул руки к моим цветам и с восторгом воскликнул:

— О-о! Роза канина!

Я ничего не поняла, но на всякий случай любезно кивнула и вежливо осведомилась:

— Простите, что вы сказали? Ответ мне выдала Фаина.

— Роза канина в переводе с латыни означает собачий шиповник! — гаркнула она, вскакивая с дивана и хватая меня за руку.

Я опомниться не успела, как оказалась за дверью. Фаина прижала меня к стене и зашипела:

— Мархалева, иди к черту, дай мне работать.

— Кажется, я тебе не мешала, — попыталась возразить я. — Твой псих сам ко мне пристал.

— Да, — согласилась Фаина, — пристал, потому что он известный всему миру ботаник, поехал на научной деятельности, а в клинике слишком мало растений. Ты возбудила его, понимаешь, он же ботаник!