Пусти козла в огород - Милевская Людмила Ивановна. Страница 34

— У нас был роман, — пробасила Фаина.

— Врешь! — воскликнула я. — Не мог Герман на тебя польститься! Она была горда.

— Как видишь, мог. Он любил меня, когда я того хотела. Сотни Германов и теперь будут у моих ног, если только пожелаю. Жалко тратить время на амуры, Мархалева. Жизнь коротка, а так много надо успеть.

И Фаина махнула рукой, мол, все равно ты не поймешь моих чаяний, одни глупости у тебя на уме.

Зря она со мной так. Я ведь тоже не дура и среди моих глупостей, между прочим, не так уж и много мужчин. Вся в творчестве и на любовь плюю. Фаина права, и в самом деле, зачем мне этот Евгений? Пускай остается у Юльки!

Бог знает почему, но я прониклась к Фаине истинной, неподдельной симпатией. Прониклась и сказала:

— Фаня, зря думаешь, что не понимаю тебя. И привлекательность ты потому потеряла, что в одних только психов влюблена. Нет, я тебя не осуждаю, сама такая. Разве все мои мужья хоть чем-то отличаются от твоих психов? Фаня, ничем, это я тебе компетентно говорю. Вот из кожи вон и лезу, лишь бы нравиться этим дебилам. А зачем? Зачем?

Фаина впервые в жизни с интересом посмотрела на меня.

— Мархалева, ты здорова? — спросила она. Я отмахнулась:

— Здорова, а толку-то? Всю жизнь положила к ногам каких-то ничтожнейших мужичишек, мужичоночков, мужинечков. Блин!

— Зря стараешься, — посочувствовала мне Фаина. — Их ничтожества не передать словами. Мужчина создан только для осеменения, в остальном он полный профан — одно самомнение.

— Самонадеянность и зазнайство, — добавила я. — В наш век, когда тяжелый труд взяли на себя роботы, про мужчин вообще можно забыть, потому что мир, придуманный их мозгами, не устраивает никого. Бардак и войны. Что бывает, когда жена уезжает на отдых или в командировку, а муж остается дома один?

— Пьет, скотина, и жене изменяет, — без запинки отрапортовала Фаина и добавила:

— А дети брошены и корова недоена.

— Точно! — согласилась я. — Вот то же самое происходит и с нашей страной! Бабы, правда, никуда не уехали, но все еще хуже, — они вообще не у дел! Вот скажи мне, какого черта я всю жизнь гордилась своей красотой? Тебе нужна моя красота?

— Мне она до лампочки, — призналась Фаина. — И твоя и своя.

— Точно! Фаня, ты до безобразия права! Значит, я мучила себя своей красотой ради этих уродов? Ради этих никчемных мужчин? Загнали баб на кухни, а сами черт-те что с этим миром творят!

Фаина уже с восхищением посмотрела на меня и изрекла:

— Мархалева, тебе надо идти в политику. Выставляйся! На первых же выборах я за тебя проголосую.

— И не прогадаешь, — пообещала я. — Кстати, а зачем ты послала Алисе анонимку?

Фаина не ожидала вопроса и едва не подавилась дымом, который она как раз жадно втягивала в себя. Прокашлявшись, она сказала:

— Мархалева, я, как и ты, тоже дурой когда-то была. Мучила меня давняя любовь, а тут Герман за медицинской помощью обратился. Алиска послала его ко мне с бессонницей. Честно же ей говорила, что я психиатр, а ему нужен невропатолог. Не поверила, вот и виновата сама. Я врач, Герман пациент — куда нам было деваться? Произошла эта самая, как вы говорите, любовь. Тьфу! Будь она неладна!

Я сообразила, что откровенничает Фаина уж слишком охотно, но говорит совсем не то, что мне нужно. Так может продолжаться и до утра, а у меня еще куча вопросов. Пришлось ее перебивать, хотя слушать было очень интересно.

— Это понятно, — сказала я, — у вас был роман, но зачем ты Алиске анонимку писала, да еще буквами, вырезанными из газет?

— Не своим же почерком писать, — усмехнулась Фаина. — А писала потому, что еще дурная, молодая была, хотела с Алиской женской силой померяться, решила Германа к себе перетянуть. Думала: Алиска об измене мужа узнает и выгонит его, а я подберу.

— А она вешаться вздумала, — продолжила я.

— Да-а, а Герман испугался и бросил не Алиску, а меня. И слава богу, — заключила Фаина. — Позже я поняла, что не в семейной жизни счастье.

Готова была с ней согласиться, но меня волновал другой вопрос.

— Зачем же ты вторую анонимку написала? — поинтересовалась я.

Фаина, собиравшаяся со смаком затянуться дымом, так с недонесенной до рта сигаретой и застыла.

— Какую вторую? — спросила она. — Больше я анонимок не писала. Да и про Германа забыла. Уже и не помню, когда его последний раз видела.

— Что так? — удивилась я.

— Мархалева, — рассердилась Фаина, — будто не знаешь сама. Я и Карина — незамужние, а Лора, Алиска и Нюрка семьями не дружат. Лора вообще терпеть не может, если к ней в гости случайно завернешь. Такую мину скроит, что в другой раз и задумаешься, стоит ли заходить. Чаще встречаемся на нейтральной полосе. Иногда у Алиски, но в отсутствие Германа. Вот такие мы хреновые подруги.

«Может, это и правильно», — подумала я, вспоминая, как ловко Тамарка, Роза, Тося, Лариса и Маруся превратили мою квартиру в проходной двор.

Хорошо хоть Юлька от этой компании отвалилась, да и то благодаря моему Евгению.

Не правильно истолковав мою задумчивость, Фаина спросила:

— Не веришь?

— Верю, — ответила я, — но кто же тогда вторую анонимку написал?

Фаина решительно затушила в пепельнице сигарету и сказала:

— Вот здесь ничем не могу тебе помочь. Да и так ли это важно? Какая разница, кто анонимку писал?

— Мне важно, — произнесла я, поднимаясь из кресла и сомнамбулически двигаясь к двери.

Признаться, Фаина своим рассказом меня огорошила. В голове все перемешалось, к тому же страшно хотелось спать.

— Куда ты? — спросила Фаина.

— К Алисе, — ответила я. Она усмехнулась:

— Посмотри на часы, мосты давно разведены. На Васильевский только вплавь попасть можно. Хочешь, ложись на диванчик, вздремни пару часов, а там и движение откроется.

— Спать в дурдоме? Нет уж, лучше пойду в свою машину.

— Как знаешь, — пожала плечами Фаина. — Вольному воля.

Я уже взялась за дверную ручку, но вспомнила, что надо бы Фаину предупредить, надо бы сказать ей, что нет смысла передавать содержание нашего разговора Алиске — бедняжке и без того плохо.

Открыла рот, но Фаина меня опередила.

— Ты вот что, Мархалева, — смущенно пробасила она, — ты, знаю, баба умная, так что Алиске не надо… Ну зачем ей знать?

— Абсолютно незачем, — с облегчением согласилась я. — Ни Алиске, ни всем другим.

Я вышла из кабинета Фаины и, растерянная, шла по пустынному коридору психушки.

«Какая-то странная, загробная здесь тишина, — подумала я. — Впрочем, ночь, и психи давно спят. Но что я сегодня узнала! Герман любил Фаину! Трудно, очень трудно в это поверить. Но, несомненно, Фаина сказала правду. Зачем ей врать? Тогда возникает вопрос: кто писал вторую анонимку? И зачем?»

С этими мыслями я вышла на лестничную площадку. Чувствовала себя кое-как: почему-то ноги не несли меня, а голова кружилась.

«Однако как я впечатлительна, — подумала я, опираясь на перила лестницы. — Да и любой впечатлится. Шутка ли сказать: Герман и Фаина. Невероятно. Как причудливы порой вкусы Мужчин. Но надо признать, что время я потратила зря. Ничего не узнала. Кто травит Алису? — вот в чем вопрос».

За моей спиной раздался слабый шорох, словно кто-то крался по скользкому линолеуму коридора. Я испугалась, хотела оглянуться, но чьи-то сильные руки схватили меня за щиколотки, тело мое потеряло равновесие, и я полетела вниз. С третьего этажа!

ГЛАВА 20

Летела я, казалось, вечность. Мужественно и безмолвно. Поражаюсь скорости своих мыслей — чего только не пронеслось в голове. Конечно, со всеми родными и близкими я простилась в первую очередь, хоть и не до конца поняла, что со мной произошло. Простилась и приготовилась к храброй встрече с кафельным полом, приближающимся с неотвратимостью рока. Пол приближался, приближался и…

И вдруг я ласточкой взмыла вверх. Теперь уже меня страшил не пол, а потолок, он был ничем не лучше. Когда встреча с потолком показалась совершенно неизбежной, я снова начала падать, и опять пол, кафельный пол надвигался на меня и… И снова потолок, нет — уже пол, нет — опять потолок.