Охота на Скунса - Воскобойников Валерий Михайлович. Страница 5

— Наркотик, — заметил Володя Грушин.

— Я не стала бы сравнивать научную одержимость с наркотической зависимостью.

— Это если широко понимать, — улыбнулся Володя. Дальше урок пошел своим чередом, но под конец кто-то, кажется, Даша Пославская, спросил:

— А вот, Ольга Васильевна, скажите, правда, что генетика опровергла Дарвина? Что на самом деле нет никакого приспособления видов, потому что генетический код не может измениться из-за внешних условий.

Ольга улыбнулась. Ей нравилось, когда ученики мыслили.

— Ну, естественный отбор все-таки в определенных рамках может иметь место. Выживают некие особи, наиболее подходящие к данным условиям, и передают дальше свои гены. В результате происходит и генетический отбор. Сложнее с образованием совершенно новых видов. Как именно предки кита утратили конечности, пока не вполне понятно. Также не все ясно и в эволюции «хомо сапиенс», человека разумного. У нас с шимпанзе девяносто шесть процентов общих генов. Разница — всего четыре процента; просто поразительно, насколько это все меняет.

— Но скажите, Ольга Васильевна, разве это не странно? — настаивала Даша. — Вот вам самой это не удивительно?

— «Странно», «удивительно» — таких слов в науке нет. Можно сказать «недостаточно изучено» или «не доказано», — ответила Ольга.

— А вдруг не было никакой эволюции?

— И все виды созданы Богом? — с улыбкой поинтересовалась Ольга.

— Ну, не таким вот Богом, как его представляют: старик с белой бородой на облачке сидит, — сказала Даша, — а просто действовала какая-то разумная сила извне.

— Этот вопрос также недостаточно изучен и наукой не доказан, — снова улыбнулась Ольга. — Многие подобные гипотезы оказались на поверку ложными. Еще есть вопросы?

В этот миг прозвенел звонок, а так как острых вопросов не нашлось, то все повскакали с мест, покидали книги в сумки и бросились из класса. В этом отношении естественно-научная гимназия ничем не отличалась от любой самой простецкой школы.

В классе осталась только невзрачная женщина в очках. Когда последний ученик покинул класс, она встала со своего места и подошла к учительскому столу.

— Здравствуйте, Ольга Васильевна, — сказала она, и Ольге почудилось в ее улыбке что-то зловещее (или это она придумала впоследствии?). — Давайте познакомимся. Нина Евгеньевна Кредина, старший методист РОНО.

Учреждение, ведающее образованием, уже несколько лет, как сменило название на что-то длинное, но все по привычке его по-прежнему звали РОНО. Даже сама Нина Евгеньевна.

У Ольги от этого сообщения упало сердце. Как у злостного хулигана, столкнувшегося с директором. Он вроде ничего и не сделал, но душа все равно уходит в пятки.

— Очень приятно, — выдавила она из себя. Сердце уже бешено стучало, а в голову полезли самые страшные мысли. Сейчас эта мымра в очках велит поставить двойку Володе Грушину или Даше Пославской, заставит преподавать по доисторическим программам, выгонит Ольгу или вообще закроет гимназию. Возможные злодейства нарастали, как снежный ком, и так же росла Ольгина паника.

Это была вечная Ольгина беда. Она легко поддавалась панике и из-за этого иной раз делала и говорила совсем не то, что нужно. Потом она всегда ругала себя, но обычно было уже поздно. Вот и сейчас, вместо того чтобы спокойно сказать: «Очень приятно, Нина Евгеньевна. Я давно хотела к вам зайти в РОНО, да все было некогда. Очень хорошо, что вы пришли сами», — вместо этого она выпалила:

— У нас единственная в городе, даже, насколько мне известно, в стране естественно-научная гимназия! У нас свои программы, и…

— Вы хотите сказать, что вы не подчиняетесь РОНО? — Тонкие губы Нины Евгеньевны размотались в хитрую улыбку.

— Нет, — попыталась исправить ситуацию Ольга. — Я… просто… хотела сказать, что мы учим так, как считаем нужным!

— Ах вот как? — покачала головой Нина Евгеньевна. — Но дело в том, что Закон о всеобщем среднем образовании Российской Федерации предполагает, что все без исключения учебные заведения должны давать учащимся определенный набор знаний. Больше — пожалуйста, но не меньше. Иначе выдаваемый этими учебными заведениями аттестат не может считаться действительным.

— Вы хотите сказать, что мы даем меньше знаний, чем школа деревни Пупки? — взвилась Ольга.

— Я бы не стала принижать уровень образования в сельских школах, — посуровела Нина Евгеньевна. — Речь идет о том, чтобы давать определенный уровень знаний. Вы, насколько я поняла, учите чему угодно, тому, чему вы считаете нужным, как вы сами выразились, но при этом не даете устойчивой базы.

— Как это? — Лицо Ольги стало покрываться красными пятнами. Если бы сейчас в классе очутились ее сыновья, девятнадцатилетний Петруша и четырнадцатилетний Павлуша, они бы сразу сказали: «Быть беде».

— Это мы не даем базы? Да знания моих учеников находятся на уровне знаний студентов третьего курса.

— Некоторые ваши идеи наукой трудно назвать. — Нина Евгеньевна начала сердиться. Это был еще один Ольгин минус: она непостижимым образом передавала свое состояние собеседнику, вызывая его на скандал, когда можно было бы ограничиться вежливым обменом мнениями. — То, что я слышала на вашем уроке, раньше назвали бы мракобесием.

— Вы имеете в виду генетику?

— Я имею в виду практически все, что говорилось в этих стенах, но в особенности попытки в очередной раз развенчать учение великого Чарльза Дарвина.

— Дарвин работал сто пятьдесят лет назад! — воскликнула Ольга, — Никто не отрицает важности его работ и принципиальную правильность его теории, но в том виде, в каком она была изложена, ее нельзя принять! Да вы оглянитесь вокруг! Уже клонировали овцу, теперь вторую! Вот чем надо заниматься!

— Может быть, вы предполагаете ввести в программу клонирование овцы прямо в классе, на глазах учеников? — с издевкой спросила старший методист РОНО.

— Я боюсь, это не столь простой процесс, — ответила Ольга и добавила: — Как может показаться неспециалисту.

Этого также не следовало говорить. Нина Евгеньевна усмехнулась:

— Разумеется, я неспециалист. Два высших образования ничего не значат, а потому все, что мне кажется, в принципе неверно. Зато вы обо всем имеете самое правильное представление. Например, о том, как правильно учить детей. Хотя специального педагогического образования у вас, насколько мне известно, нет. И тем не менее вы считаете вправе менять школьную программу, заменять дарвинизм… — она многозначительно запнулась, — неизвестно чем. Академия педагогических наук, профессора и членкоры считают одно, а Ольга Васильевна Журавлева думает по-другому, и, разумеется, именно ее мнение единственно правильное.

— Но поймите, программа по биологии составлялась десятки лет назад. Я в свое время учила в школе практически то же самое, что сейчас должна преподавать. Но наука-то ушла вперед! Втискивать сейчас биологию в старую программу — это все равно что физику ограничить одной механикой. Подумайте, ведь в генетике практически каждый день совершается открытие!

— Очень хорошо, — сухо сказала Кредина. — Программа, по-вашему, недостаточно современна. Тем не менее именно эта программа утверждена Министерством образования, и отступать от нее нельзя. То есть можно, — зловеще сказала она. — Но тогда ваша школа лишится лицензии на выдачу аттестатов зрелости. Если ваш директор не возражает, пожалуйста, учите всему, чему хотите, хоть заменяйте учение Дарвина Законом Божьим. Вам это будет несложно, вы уже сделали шаг в этом направлении.

— Но вы все не так поняли! — Ольга была готова расплакаться. Опять, опять она не смогла сдержаться, наговорила лишнего и все только испортила! И надо же было этой мымре прийти на урок именно к ней!

Ольга давно перестала обращать внимание на посторонних, приходивших на ее уроки. Это случалось не так уж редко, поскольку Ольга Васильевна Журавлева уже превратилась в знаменитость в узких кругах преподавателей естественно-научных дисциплин. Именно поэтому она совершенно не обратила внимания на Нину Евгеньевну, хотя, по-честному, одного взгляда было достаточно, чтобы распознать в ней районного методиста.