Охота на Скунса - Воскобойников Валерий Михайлович. Страница 7

— Либо назад в социализм в лице славного РОНО, — коротко сформулировал возможные пути Алик, — либо вперед к капитализму без человеческого лица. В первом случае мы учим кого хотим, но не так, как хотим. Во втором случае — обратная ситуация. Возвращение в исходную позицию, когда мы учили кого и как хотели, по-видимому, невозможно, и мы можем лишь успокаивать себя тем, что еще не сложилось положение, при котором мы учим не того, кого хотим, не тому и не так. Это вводное.

— А меня это не устраивает! — сказал Леня Казанцев, он же теперь уже бывший директор Леонид Яковлевич. — Я не желаю так работать. Для чего тогда было огород городить? Шли бы работать в простые школы, с уклоном, стали бы учителями-новаторами. Фигня все это!

— Леонид Яковлевич, вы в школе!

— Учеников нет, Алла Александровна, и не стройте из себя кисейную барышню! Вы сейчас превращаетесь в советскую училку. Если вам это нравится, пожалуйста, но мне не надо. Это меня не устраивает, понимаете? Я не затем сюда пришел.

— Умение идти на компромиссы при работе в группе входит в подготовку специалистов в Америке, — заметила «англичанка» Алла Александровна.

— Ну и ехала бы к себе в Америку.

— Мне там скучно, там нечего делать, — ответила Алла.

— Небось в Америке не навязывают школам тупых директоров, — засмеялся математик Виктор Викторович.

— Там есть свои тараканы, уж поверь мне, — ответила Аллочка, которая была из «возвращенцев» и вернулась, прожив в США два года. — Но если тут все рухнет, придется возвращаться. Спасибо вам, Леонид Яковлевич.

— Но, ребята, как же мы… Так ведь нельзя… Куда же пойдут наши дети? Мы не можем их взять и бросить! — крикнула Ольга.

— Эх, Ольга Васильевна, что после драки кулаками махать? — сказал молчавший до сих пор историк Петр Иванович, в миру Петя Сосновский. — Что ж вы не распознали в скромном методисте классового врага, который теперь ополчится на нас со всей своей классовой ненавистью, а классовая, извините за повторение, ненависть — она страшнее пистолета, как говаривал еще Александр Сергеич Грибоедов.

Все посмотрели на Ольгу, и она покраснела, как будто была действительно в чем-то виновата. Да пришла бы эта Нина Евгеньевна на урок к тому же Лене Казанцеву, который рассказывает о возможной обратимости времени, о физической непротиворечивости существования параллельных миров, о черных дырах и еще о многом таком, что не у всякого фантаста прочтешь! Результат был бы тот же. Но она почему-то выбрала Ольгу, и теперь получается, что именно она накликала на гимназию эту беду.

— Вы хотите сказать, что это я во всем виновата? — Лицо Ольги, как это бывало в минуты сильного волнения, покрылось красными пятнами.

— Да нет, конечно, — сказал Алик. — Ты просто попала в случайную выборку. Кроме того, это все равно случилось бы рано или поздно. Все к тому шло.

— Не знаю, шло или нет, но я бы предпочел, чтобы это случилось позднее, — сурово заметил Леня.

Все остальные пожали плечами, но Ольга все равно чувствовала себя как оплеванная. К горлу подкатил горький комок. Ольга поняла, что еще секунда — и она расплачется.

— Так вот, Ольга Васильевна, — повернулся к ней Леня Казанцев, — подвели вы нас. Ольгу затрясло.

— Если бы пришли на урок к вам, Леонид Яковлевич, было бы то же самое, если не хуже, — сказала она и добавила уже совсем лишнее: — Вам просто очень не хочется оставлять директорское место, как мне кажется.

— Что?! — крикнул Леня. — Да как вы смеете!? Вы, вы, из-за которой мы сейчас сидим здесь и ломаем голову, как выбраться из этой ямы, куда вы нас затащили! Вы еще обвиняете в чем-то меня!

— Я? Это я вас затащила?! — начиналась истерика. Ольга изо всех сил старалась сдержаться. Еще не хватало, чтобы в учительскую зашел кто-нибудь из учеников. Ольга по опыту знала, что в таких случаях лучший способ успокоиться — это выкурить пару сигарет. Она никогда всерьез не курила, только по молодости и в компаниях, теперь же это было средство на самый крайний случай.

— Извините, — сказала она коллегам. — Я сейчас приду.

Удивительный сосед

Ольга вышла из школы, тут же в первом же ларьке купила пачку «Петра Первого» и спички, вышла на бульвар и села на скамейку, надеясь, что ее не увидит никто из учеников.

Хотя пусть видят, что уж такого страшного, а сыновья здесь вряд ли могут появиться. Вот это было бы совсем некстати. Мальчики видели, как мать курит, дважды в жизни. В первый раз 17 августа девяносто первого года, когда по радио объявили воззвания ГКЧП, и второй раз в сентябре 1998 года, когда их отец (Ольгин муж), который уже несколько дней боялся появиться дома, позвонил и сообщил, что уезжает за границу на неопределенный срок, а ей велел ни в коем случае не подходить к двери, потому что могут стрелять, не выпускать детей из дому и не выходить самой, а также немедленно вызывать милицию, если начнут ломать дверь.

Тогда осадное положение продлилось всего чуть больше суток. Гриша позвонил уже из Дюссельдорфа и сказал, что раз он уже за границей, острая опасность миновала, но велел все же остерегаться.

Поэтому если бы сейчас мальчики увидели, что их мать курит, они бы, наверное, не на шутку испугались, решив, что случилось что-то ужасное.

Собственно говоря, нечто ужасное действительно случилось, только в масштабе одной отдельно взятой гимназии. Этой гимназии скоро не будет, и сейчас рушится их мечта, их детище, потому что какое бы решение они сейчас ни приняли, все будет уже не то. Гимназия под надзором Нины Евгеньевны или гимназия, куда принимают только детей состоятельных родителей и отбор ведется не по знаниям, а по финансовым возможностям семьи, равным образом не устраивала никого. И она прекрасно понимала Леню, который заявил, что в такой ситуации он просто уйдет из гимназии, потому что такая гимназия его больше не интересует. И все-таки как он мог так ее оскорбить, как будто это она одна виновата в том, что произошло!

Ольга затянулась. Оттого что курила она редко, в голове возник туман, и она немного успокоилась. Хотя проблемы от этого не исчезли.

Может быть, и ей тоже взять и уволиться. Сидеть спокойно в своем Институте защиты растений и в ус не дуть. Получать гранты, как это делают ее бывшие сослуживцы, ездить на биостанции, возможно, даже за границу. И забыть и про Леню, и про Нину Евгеньевну. Но ведь это значит бросить учеников в начале учебного года. Куда они пойдут, какая школа примет их в октябре месяце? А выпускной класс, которому следующим летом поступать? Ольга вспомнила их лица: Володя Грушин, Даша Пославская, Ася Кораблева… Взять и бросить их накануне поступления… Так подвести своих ребят она не могла. Так что выхода не было.

И самым ужасным оставалось ощущение, что это она, именно она навела на родную гимназию эту беду. Пришлют какого-то идиота, как они смогут работать с ним? Начнется простая советская «служба»: «они делают вид, что нам платят, мы делаем вид, что работаем». Так вот во что вылилась мечта?

— Что делать? Что делать? — повторяла Ольга про себя, как будто от повторения мог найтись ответ.

— Но вы ведь даже не видели этого директора, — послышалось рядом.

В первый миг Ольга решила, что к ней присоединился кто-то из учительской. Она уже собралась ответить, что не видела этого директора, но уже прекрасно себе представляет, что он такое, когда повернула голову и поняла, что с ней разговаривает незнакомец.

Он был странный. Худой и, судя по всему, довольно высокий. В его тонком лице со впалыми щеками было что-то такое, отчего его обладателя хотелось назвать «не от мира сего», однако темно-карие глаза из-под очков смотрели очень внимательно. Не пристально, а именно внимательно, И еще на нем была шляпа. Черная, но какая-то немодная. Как будто он действительно прибыл из прошлого, но еще не узнал, что такие шляпы уже никто не носит.

Прочитав удивление и немой вопрос на лице Ольги, незнакомец сказал:

— Не так страшен черт, как его малюют. Ольга Васильевна, я думаю, вам стоит согласиться с предложением РОНО.