Загнанный зверь - Миллар Маргарет. Страница 21

Дуглас лежал на кровати неподвижно, закрыв глаза, лицо его посерело. На мгновение ей показалось, что он умер, и она не испытала при этом ни горя, ни радости, а лишь облегчение, оттого что проблема решена простой остановкой сердца. Но вот его губы шевельнулись.

— Ты хочешь знать почему?

— Да.

— Потому что я его жена.

— Его — что? Как ты сказал?

— Я его жена.

От потрясения рот Верны открылся и медленно закрылся снова.

— Ты — грязный гаденыш, — спокойно сказала она. — Грязный гаденыш.

Дуглас отвернулся. Мать стояла у кровати и смотрела на него, лицо ее было искажено брезгливой и презрительной гримасой.

— Мама. Не езди к нему. Мам!

— Не смей меня так называть. Ты не частица меня. — Она решительно пошла к двери и открыла ее. — Кстати, совсем забыла. С днем рождения!

Оставшись один, Дуглас снова стал слушать часы, крапивника, дождь и деревья; затем «бьюик» взревел соответственно злости Верны. «Она едет, — подумал Дуглас. — Она едет к Джеку. Я не смог остановить ее».

Он встал и прошел в ванную.

Почти год, со времени женитьбы на Эвелин, он копил снотворные таблетки. Теперь их накопилось около пятидесяти в коробке из-под английской соли, стоявшей в аптечке; они были покрыты яркой оболочкой в веселых тонах, что никак не соответствовало их назначению. Пять из них он проглотил без труда, но шестая задержалась в горле на несколько мгновений, а седьмая и вовсе не пошла. Желатин таял во рту, от сухого порошка Дуглас задыхался. Восьмую не стал и пробовать.

Вынул лезвие из безопасной бритвы и, стоя над ванной, вонзил сталь в вены на левом запястье. Лезвие было тупое, рана получилась неглубокая, но от вида сочившейся крови и от страха Дугласу стало дурно. Ноги сделались ватными, а голова раздулась, как воздушный шарик.

Он попытался крикнуть: «Мама, помоги мне!» — но вместо крика с губ его сорвался шепот.

Падая в обморок, он ударился виском об угол ванны. Последнее, что он слышал, был резкий, отчетливый и вполне определенный треск проломившейся кости.

Глава 10

Мисс Кларво спала долго и в десять часов еще только заканчивала завтрак. Когда раздался стук в дверь, она подумала, что пришел уборщик из столовой забрать грязную посуду и получить чаевые. И, подойдя к двери, сказала:

— Я еще не кончила. Пожалуйста, зайдите попозже.

— Элен, это я.

Она отперла дверь, удивленная решительным тоном, каким Блэкшир произнес эти слова.

— Что-нибудь случилось?

— Ваша мать пыталась дозвониться вам. Телефонная компания не открыла ей ваш персональный номер, тогда она позвонила мне и попросила зайти к вам.

— Сообщить о том, что ленч отменяется, как я полагаю?

— Да, ленч отменяется.

— Что ж, она могла не беспокоиться насчет моего подарка Дугласу. Я послала чек вчера вечером, должно быть, он его уже получил.

— Он его не получит.

— Почему?

— Сядьте, Элен.

Она подошла к стоявшему у окна креслу с подголовником, но не села в него. Стала за ним и начала поглаживать обивку спинки, будто хотела согреть руку трением.

— Дурные новости, я полагаю, — равнодушно сказала она. — Вы не мальчик на побегушках, чтобы мать посылала вас сообщить мне о том, что ленч отменяется.

— Дуглас умер.

Ее руки на мгновение застыли.

— Как это случилось?

— Он попытался совершить самоубийство.

— Попытался? Вы, кажется, сказали, что он умер.

— Врач считает, что Дуглас принял несколько снотворных таблеток и перерезал вены на левой руке. Потом, видимо, упал в обморок и проломил висок об угол ванны.

Элен повернулась и посмотрела в окно, но не для того, чтобы скрыть свое горе, а чтобы не показать мрачную улыбку, тронувшую ее губы. Бедный Дуглас, он никогда ничего не мог довести до конца, не смог даже покончить с собой.

— Мне очень жаль, Элен.

— Зачем его жалеть? Если он пожелал покончить с собой, это его дело.

— Я хотел сказать, мне очень жаль вас.

— Почему?

— Потому что вы не испытываете по этому поводу никаких чувств, разве не так?

— Почти.

— Вы вообще испытываете какие-нибудь чувства? К кому бы то ни было?

— Да.

— К кому?

— Я… я не хотела бы переходить на личности, мистер Блэкшир.

— Меня зовут Пол.

— Я не могу вас так называть.

— Почему?

— Просто не могу — и все тут.

— Ладно.

— Я… — Элен отступила от кресла и прислонилась к стене, спрятав руки за спину, как застеснявшаяся школьница. — Как мать это приняла?

— Я не знаю наверняка. Когда она позвонила мне по телефону, она испытывала главным образом злость.

— На кого?

— На Эвелин Меррик.

— Не понимаю. Какое отношение имеет Эвелин к смерти Дугласа?

— Ваша мать считает, что в ней виновата Эвелин.

— Почему?

— Эвелин вчера вечером позвонила вашей матери и кое-что рассказала о Дугласе и Джеке Тероле, который, как предполагалось, давал Дугласу уроки фотографии. Я не стану повторять, что она рассказала. Могу сказать только, что это было мерзко. Сегодня утром ваша мать все это выложила Дугласу, и он признал, что кое-что из этого правда. Ваша мать хотела устроить скандал Тероле и отправилась к нему. Не знаю, повидала она его или нет. Сама она говорит, что нет, что вернулась с полпути. Тем временем прислуга нашла тело Дугласа, когда пошла прибираться, и вызвала врача. И тут вернулась мать. Она попробовала тотчас позвонить вам, а когда это не удалось, позвонила мне и попросила зайти к вам.

— Зачем?

— Телефонная компания…

— Я хотела сказать, почему она захотела сразу известить об этом событии меня? Она могла быть уверена, что я пошлю хороший большой венок, как я послала солидный чек.

— Вы немилосердны, Элен.

— Да, наверное, это так. Извините. Жизнь научила меня быть подозрительной. И я хорошо затвердила этот урок.

— Может, когда-нибудь вам удастся забыть его?

— Возможно. Однако забыть трудней.

— Я могу помочь вам, Элен.

— Как?

— Дав вам то, что было такой редкостью в вашей жизни.

— Что именно?

— Можете назвать это любовью.

— Любовь! — Яркая краска поднялась от ее шеи к скулам. — Нет. Нет. Вы… просто стараетесь быть добрым ко мне.

— Я не пытаюсь, — сказал он с улыбкой. — Я действительно питаю к вам добрые чувства.

— Нет. Не нужна мне ни ваша любовь, ни чья-нибудь еще. Я не могу ее принять. Она… она смущает меня.

— Очень хорошо. Не волнуйтесь. Нет никакой спешки. Я могу подождать.

— Подождать? Чего вы будете ждать?

— Чтобы вы забыли некоторые из затверженных уроков.

— А что, если я не смогу? Что, если я никогда…

— Сможете, Элен. Обещайте мне, что попробуете. Хорошо?

— Хорошо, я попытаюсь, — прошептала она. — Но я не знаю, с чего начать.

— Вы уже начали.

Элен выглядела приятно изумленной:

— Разве? А что я сделала?

— Вы вспомнили Эвелин Меррик.

— Как вы об этом узнали?

— Несколько минут назад вы мимоходом упомянули ее и назвали просто Эвелин. Теперь вы хорошо ее помните?

— Да.

— В тот вечер, когда она сказала вам по телефону, что вы всегда завидовали ей, она была права, Элен?

— Права.

— А теперь это уже не так?

— Не так. Я больше ей не завидую. Ее можно только пожалеть.

— Пожалеть — да, — сказал Блэкшир, — но следить за ней необходимо. Она тем более опасна, что внешне может выглядеть совершенно нормальной.

— Значит, вы повидали ее?

— Нет еще. Увижу ее сегодня вечером. Но вчера я поговорил с вашей матерью, до того как Эвелин ей позвонила, а сегодня рано утром повидался с ее матерью. Ни та, ни другая не подозревают, что девушка психически ненормальна. Видимо, у нее произошло полное раздвоение личности. С одной стороны, она любящая, заботливая дочь, а по мнению вашей матери, была бы прекрасной невесткой, — и последнее весьма важно, так как вашей матери нелегко понравиться.

— Я это знаю.