Пешие прогулки - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович. Страница 65

Когда они с Ашотом поднялись в номер, Артур Александрович складывал в чемодан стопку рубашек, он даже не глянул на «дипломат», который Амирхан Даутович продолжал по рассеянности держать в руках.

– Спасибо, – сказал Шубарин на ходу, – бросьте его на диван, не обрывайте себе руки, вам вредно поднимать тяжести. – Он защёлкнул замок чемодана. – Ну вот, я и готов. Может так случиться, что я позвоню вам, если понадобятся деньги. Поэтому ключ от сейфа пусть останется у вас. За деньгами могут приехать только Коста или Ашот. А теперь давайте прощаться, и пожелайте нам удачи, в случае успеха пост министра будет у нас уже в будущем году. Коста и Ашота я забираю с собой, не исключено, что и для них найдётся работа, – может, придётся сдерживать ретивых конкурентов нашего секретаря из Заркента. – И Артур Александрович, попрощавшись с Амирханом Даутовичем, вышел из номера.

Азларханов спустился вниз проводить их до машины, и как только «Волга» рванулась с места, он не спеша вернулся в банкетный зал, как они и уговорились с Шубариным. Сообщение следовало хранить в тайне даже от Икрама Махмудовича.

Часа через два, попрощавшись со всеми гостями, которые намеревались вместе с Плейбоем поехать ещё куда-то продолжить вечеринку, прокурор наконец-то поднялся к себе в номер. Он долго стоял у большого окна, не включая света. Внизу, у «Лидо», в белый «мерседес» набивалась разгулявшаяся компания – пьяный смех, вскрики, обрывки разговоров доносились до четвёртого этажа, но Амирхан Даутович всего этого не видел и не слышал – его мысли были о другом.

«У секретаря из Заркента сегодня свой шанс, у меня свой!» Но вдруг, повторив эту мысль вслух, усмехнулся иронии судьбы: друг Шубарина метил на место первого секретаря ЦК, а Амирхан Даутович, имея документы на руках, вряд ли мог гарантировать ему жизнь даже в кутузке – по всем статьям тот тянул на исключительную меру.

Но сегодня думать больше ни о чем не хотелось – время раздумий и сомнений кончилось, и он пошёл спать. Наверное, оттого, что он не мучился больше неопределённостью, спал крепким глубоким сном и проснулся чуть позже обычного, но с ясной головой и лёгкостью в теле. Ощущал он какую-то собранность и приподнятость и, принимая душ, даже насвистывал давно забытую мелодию, чего с ним давно не случалось.

Завтракал один – Плейбой, наверное, как всегда после загулов, объявится к обеду. Отсутствие Файзиева тоже обрадовало, иначе пришлось бы на ходу что-нибудь сочинять по поводу срочного отъезда Шубарина; он ещё не решил, стоит ли сообщать о подлинных причинах, сорвавших Японца из-за стола.

На службу он немного опоздал, зашёл по пути в универмаг и купил «дипломат», конечно, не такой роскошный, как у Коста и Шубарина, но он вполне его устроил. Как он и предполагал, ни Ким, ни Георгади не вышли на работу, и Амирхан Даутович, едва войдя в кабинет, затребовал к себе старые подшивки бухгалтерских отчётов. Он уже знал, где, в каких папках подшиты интересующие его ведомости, и, отыскав, не стал тратить времени на переписку, а аккуратно вырезал их и сложил в «дипломат», где уже находились его юридические исследования, к которым он не притрагивался с того дня, как познакомился с артельщиками.

«Дипломат» быстро заполнялся разными бумагами, выписками, приказами, которые Амирхан Даутович загодя отметил в делах, а сейчас, возвращаясь к ним по второму кругу, просто изымал их. Отыскивая какую-то бумажку, бывший прокурор наткнулся в столе на диктофон, который толком не использовал, хотя оценил его достоинства сразу. И вдруг он представил себя исповедующимся перед незнакомым человеком; картина эта не совсем понравилась ему, и он решил сделать это сейчас, наедине с собой, настроение у него было самым что ни на есть исповедальным. Он зарядил новую кассету и стал потихоньку, не спеша наговаривать события своей жизни с того давнего августовского дня, пять лет назад, когда убили его жену. Девяносто минут пролетели незаметно, он не успел даже добраться до бюро обкома, где Бекходжаевы лишили его должности прокурора. К двум часам он успел записать ещё одну кассету, и в ней не дошёл до знакомства с Шубариным, хотя рассказывал о событиях, уже происходивших в «Лас-Вегасе».

Время от времени он останавливал диктофон и подолгу сидел в раздумье, потому что всплывала неотвязная мысль: куда бежать? В Москву или в Ташкент? Но однозначного ответа пока не находил. На обед он пешком отправился в «Лидо». Икрам Махмудович уже был за столом, он наверняка надеялся встретить тут Шубарина, но, увидев Амирхана Даутовича, пришедшего одного и с заметным опозданием, спросил:

– Куда вчера исчез с банкета Японец со своими головорезами?

Азларханов внимательно посмотрел на Файзиева, бывшего с похмелья не в духе, и подумал, что есть резон открыть ему тайну, потому что в таком случае он избавлялся от общества Файзиева по меньшей мере до конца дня, а больше времени ему и не требовалось.

– Это позвольте спросить, где вас носит с утра? У меня экстренное сообщение.

– В чем дело? Какая новость? – туго соображая, спросил Файзиев.

– Новость чрезвычайная, только возьмите себя в руки. Вчера в Нукусе в инспекционной поездке умер первый секретарь ЦК республики Рашидов.

– Как умер? – Файзиев вскочил с места.

– Сядьте. Во-первых, не кричите – новость пока не для всех. А умер просто, как все люди, бессмертных не бывает, говорят – инфаркт.

– Теперь ясно, куда смылся Шубарин! – зло процедил Файзиев. – Побежал под знамёна Заркента: труба в дорогу позвала! Наверное, честолюбивый коротышка из Заркента хочет попытать свой шанс, и Шубарин со своей мафией ему понадобился! – Он вытер взмокший от волнения лоб. – А наши дураки ничего не ведают – я ведь с ними с утра похмелялся. Скоты, только бы жрать! Спасибо, Амирхан Даутович, за откровенность, я ведь понимаю, что Японец наказал вам держать это в тайне от меня. А сейчас я должен поторопиться – мы и так упустили часов пятнадцать, но ничего, мы ближе к Ташкенту. – Икрам Махмудович моментально протрезвел от своих слов и, поднявшись, объявил: – Если наша возьмёт, мы никогда не забудем вашей услуги.

«Какой сейчас переполох в республике! Зашевелились семейки Бекходжаевых, Файзиевых и некоторых других», – подумал Азларханов, но мысль эту развивать не хотелось. Спокойно пообедав, по дороге в управление зашёл ещё раз в универмаг и купил на всякий случай две кассеты. До конца дня он записал и эти две – в них уложилось уже все, до последнего сообщения о смерти секретаря ЦК.

Кончился рабочий день, распрощалась, уходя, секретарша, а прокурор не спешил возвращаться в гостиницу: к вечеру у него созрел ещё один план, но он не мог реализовать его, пока рядом находилась Татьяна Сергеевна – верная помощница Шубарина. Как только стихли шаги на всех этажах, Амирхан Даутович запер дверь приёмной и направился в кабинет Японца. Вчера, набивая деньгами «дипломат», он заметил там и кое-какие бумаги – может, в них хранились тайны, недоступные ему? В первой же папке он обнаружил расписки на крупные суммы денег – может, фамилии этих людей и окажутся недостающим звеном в будущем расследовании? Не менее любопытные данные содержали и другие папки, но Амирхан Даутович особенно вчитываться не стал, решил, что у него будет время внимательно ознакомиться с ними. Он аккуратно выбрал из папок представляющие интерес бумаги и сложил в свой «дипломат». Закрывая сейф, вспомнил о деньгах и решил на всякий случай навести на ложный след: пусть подумают, что это из корысти юрист совершил примитивное ограбление. В несколько приёмов он перенёс деньги Шубарина к себе в сейф и, внимательно оглядев кабинет, спустился вниз, твёрдо зная, что сюда больше уже никогда не вернётся.

Вечером, поужинав один в «Лидо», чему Адик очень удивился, он вышел на последнюю прогулку в «Лас-Вегасе». В раздумье прошёл до Шанхая, куда добирался крайне редко, но окончательного решения, где обратиться к властям, так и не принял; в любом варианте оказывалось много «за» и «против». Вернувшись в гостиницу, когда музыканты уже покидали ресторан, Амирхан Даутович и у себя в номере ещё долго взвешивал свои шансы. Собираться в дорогу, даже если он и надумал ехать в Москву, надо налегке: любая лишняя вещь в руках наверняка привлекла бы внимание и осложнила отъезд – рисковать не следовало. Утро вечера мудрёнее – вспомнил бывший прокурор поговорку; так тому и быть – окончательное решение примет утром.