Пешие прогулки - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович. Страница 9

Человеку безучастному, постороннему, конечно, могло бы показаться, что справедливость восторжествовала, зло наказано, к тому же быстро, оперативно, чем обычно суд похвалиться не может. Тем более что и заседание суда было открытым, хотя открытость эта, если разобраться, имела свою историю. Заседание трижды откладывалось, и коллегам Ларисы Павловны, приезжавшим на суд, приходилось несколько раз возвращаться назад рейсовым автобусом в город, и каждый раз их становилось меньше и меньше – путь все-таки неблизкий, и рабочий день как-никак. А затем вдруг процесс состоялся, но на день раньше последнего объявленного срока, и тому тоже имелась вроде объективная причина – пожелай кто-нибудь выразить недовольство, не придерёшься. И зал был полон, однако людей, действительно неравнодушных к судьбе Ларисы Павловны и находящегося в критическом состоянии Амирхана Даутовича, здесь почти не было. Были зато люди из области

– родные дяди и тёти свидетеля Анвара Бекходжаева, все до одного, а также приехавшие с ними на белых и чёрных «Волгах» сочувствовавшие беде, в которую попал несмышлёный студент, сын уважаемых родителей. Было бы, конечно, несправедливым утверждать, что в зале все поголовно переживали за Анвара Бекходжаева, боялись, как бы он из свидетелей не перекочевал на скамью подсудимых. Нет, местный люд хорошо знал, кто на что способен, и без помощи суда, но им хотелось увидеть, как выпутается на этот раз из истории всесильный Суюн Бекходжаев. Он уже не один год, подвыпив, орал на колхозников: «Закон – это я!» – и показывал жирным пальцем на Звезду Героя и депутатский значок. И вот представился редкий случай проверить, не переоценивает ли свои возможности их председатель. Хотя мало кто сомневался в силе Бекходжаевых, но иным казалось – а вдруг? Суд все-таки, и убили не какую-то тёмную кишлачную бабу, за которую и заступиться толком некому, а жену областного прокурора, говорят, учёную, известную даже за границей.

А вышло так, как и судачили люди по углам, правда, шёпотом и с оглядкой: не дай Бог, дойдёт до депутата…

Присутствовал на суде и капитан Джураев. Его, конечно, никто о заседании не предупреждал, не извещал, более того – его отстранили от дела, посоветовали подальше держаться от этого случая, правда, официально поблагодарив и поощрив за скорую поимку преступника. Но его, опытного розыскника, трудно было сбить с толку: сценарий, который разыграют на суде, он уже знал наперёд. Предугадал он и тактику районного суда, точно высчитав, что заседание будет несколько раз откладываться, а затем пройдёт на день-два раньше последнего объявленного срока.

Несколько дней назад он заехал на пост ГАИ на выезде из областного города и попросил дежурных дать ему знать, когда кавалькада машин, номера которых он назвал, потянется завтра или послезавтра из города. Номера машин Бекходжаевых, всех без исключения, начинались с двух нулей, и такое их количество вряд ли осталось бы не замеченным милицией – не те люди, чтобы таиться.

Так что на суд он не опоздал, явился туда вовремя, не особенно привлекая внимание, спрятав под просторным плащом небольшой плоский японский магнитофон, одолженный у соседа. Всего трех кассет хватило, чтобы записать катившееся без сучка и задоринки судебное заседание.

И все это время Джураев не спускал глаз с нужного ему человека. Если бы у капитана имелась возможность снимать этого человека скрытой камерой, а затем показать ему самого себя, его реакцию на записанные Джураевым выступления участников заседания, трудно было бы тому объяснить своё странное отношение к происходящему в зале. Этого человека капитан «вычислил» ещё в день убийства и обязательно встретился бы с ним в ту же ночь, если бы не беда с Азлархановым. В том, что он поступил правильно, не оставив прокурора ни в районе, ни в области, капитан ни на секунду не сомневался.

После суда Джураев не сразу вернулся в город. До вечера он пропадал на базаре, слонялся из чайханы в чайхану – везде говорили о сегодняшнем суде. Последние часы, пока не стемнело, он провёл в чайхане при автостанции, куда когда-то отрядил порядком струсившего лейтенанта Мусаева. Жуткий портрет убийцы он тогда нарисовал лейтенанту; впрочем, не сочинял – в прошлом году взял такого на одной квартире. А что ему оставалось делать? Он быстро понял, что и старики в чайхане, и другие люди, с кем он успел пообщаться, видели кого-то у чайханы, но боялись назвать, а это могло означать только одно – что человек этот местный. Из области ему сообщили, что в райцентре постоянно не проживает ни один уголовник, ни один рецидивист, вернувшийся из мест заключения, а только бывшие растратчики да казнокрады. Значит, боялись они не местного человека с преступным прошлым, а человека, с которым связываться было нежелательно.

Так выстроил свою версию Джураев в день поимки преступников и понял, что лейтенант Мусаев, которого знают все в округе, ему не помощник, и даже наоборот, в его присутствии вряд ли кого расположишь к откровенности. Так оно и оказалось. Обратил он внимание и на дом на взгорке, наискосок от того двора, где нашли Ларису Павловну, – с его веранды хорошо просматривались и улица, и весь двор за дувалом. Но к дому он вернулся позже, уже вечером. Время бежало, а у Джураева не было никакой ниточки, за которую можно было бы зацепиться, и он решил ещё раз начать все сначала – со встречи с мальчиком, нашедшим Турганову. Ему казалось, а точнее, хотелось, чтобы мальчик забрал второй фотоаппарат, «Кодак», если он находился у Ларисы Павловны в сумке.

Через несколько минут разговора капитану стало ясно, что мальчик никакого фотоаппарата не видел, хотя, конечно, он его так в лоб и не спрашивал. Чтобы как-то оправдать своё вторичное появление в доме, капитан просил ещё раз рассказать, как тот нашёл убитую женщину. Может, в такой вот интуиции и таился его талант сыщика. В который раз мальчик говорил: играли уже в поздних сумерках в футбол, тут, прямо на улице, мяч залетел во двор, и старшие ребята, как обычно, послали его за мячом… Джураев на всякий случай дотошно расспрашивал, какие мальчики, после чьего удара мяч улетел за дувал. И тут-то мальчик и вспомнил, что мяч поначалу влетел во двор напротив, к Суннату-ака – он как раз копался у себя в огороде. Обычно Суннат-ака возвращал мяч ребятам, перекинув рукой через дувал, а тут запузырил его ногой во двор через дорогу и добавил ещё: «Ищите теперь во дворе бабушки Раушан, пока окончательно не стемнело».

И как только нашли убитую, набежали взрослые, и кто-то сказал, что нужно позвонить в милицию. Телефон на этой улице был только у Сунната-ака, но он, оказавшийся во дворе со всеми, объявил, что телефон неисправен, и попросил ребят на велосипедах доехать до милиции. Вроде несущественная деталь, но восточному человеку говорит о многом: здесь поостерегутся сообщить неприятную весть, даже если к ней и непричастны, или, как говорят на языке юристов, имеют стопроцентное алиби. Мог, мог видеть со своего двора случайно Суннат-ака то, что совершилось в этот день на пустынной улице, может, хоть самый конец, может, крики слышал, оттого и направил ребят во двор, чтобы наткнулись на убитую. Но Сунната-ака в тот час дома не оказалось, а чуть позже Джураев уже вышел на фотографию, сделанную «Полароидом», и точно знал, кто убил жену прокурора. В суде Джураев не спускал глаз с Сунната-ака – вроде оправдывалась и вторая его версия. Вот к нему и направился капитан, как только стемнело.

Суннат-ака оказался человеком вовсе не робким, как предполагал вначале капитан, встретил он его без всякого замешательства и суеты, хотя ночной гость, предъявляющий милицейское удостоверение, заставит растеряться любого, тем более человека сельского. Он провёл капитана на открытую веранду, откуда действительно хорошо просматривалась улица и двор напротив, и усадил за стол, над которым свисала яркая, без абажура, лампочка. Потом, тут же извинившись за оплошность, сказал:

– Наверное, здесь вам будет гораздо удобнее, – и показал на низкий айван в саду.

«Пожалуй, так удобнее будет и мне и вам», – подумал Джураев, потому что с улицы освещённая веранда дома на взгорке тоже хорошо просматривалась.