Северяне - Мищенко Дмитрий Алексеевич. Страница 31

Ключник вытаращил на него глаза, онемел от удивления. Подумать, какая дерзость, какая наглость! Пьянчуга, еще недавно жалкий пройдоха-мытник, считает себя хозяином княжеского добра. Пил-пил в долг, а теперь признавать того не хочет!

Амбал затрясся от гнева.

– А суда княжьего не хочешь? – злобно прошипел он. – Все, что положено дружиннику, – это еда и питье за княжеским столом. А здесь, в винокурне, ты не властен.

Дружинники, казалось, не замечали ссоры между ними. Сгрудясь вокруг Мстислава, пили и мололи пьяными языками всякий вздор. Однако же один из них, Баглай, прислушивался к препирательствам Мстислава и Амбала. А когда оба стали громко кричать, вышел из-за стола, важно и уверенно подошел к ключнику.

– Сколько должен тебе Мстислав? – спросил он улыбаясь.

– Шесть гривен [34]!

– Ого! – Мстислав даже присел, услышав такую сумму. Казалось, он сразу протрезвел. Еще бы; шесть гривен! Так можно из дружинника в холопа превратиться. Донесет Амбал князю о долге, не только вольную жизнь и ратные походы – имя свое забудешь, сгниешь где-то холопом в лесах на княжеской работе.

Голова стала на диво свежей, с лихорадочной поспешностью забегали мысли: как найти себе какое-нибудь оправдание? Не может того быть, чтоб выпил он на шесть гривен! Врет Амбал, но как доказать? Он не запомнил, сколько выпили они со Всеславом. А если бы и запомнил, кому поверит князь – пьяным дружинникам или своему ключнику? Мстислав угрюмо глядел на Амбала, молчал, не зная, что сказать, что сделать, понимая страшную свою зависимость от него.

Видел это и подошедший к ним Баглай. Вдруг достал он из-под полы набитую золотом калиту [35], отсчитал несколько монет и небрежно бросил их на стол Амбалу.

– Вот тебе долг, – сказал он, улыбаясь с видом превосходства. Потом достал еще один золотой и невозмутимо добавил: – А это за сегодняшнее угощение… и задаток вперед.

Мстислав не сразу поверил своему счастью. Потом, радостный и возбужденный, кинулся Баглаю на шею.

– Друже! Брат мой! Чем я отблагодарю тебя за такую щедрость? Скажи, чем?

Не уклоняясь от объятий, Баглай обнял Мстислава за могучие плечи, крепко сжал их и залился довольным раскатистым смехом.

– Не знаю, Мстислав. Разве что этими плечами! – Баглай протянул ему широкую ладонь.

– Плечами? – Мстислав настороженно посмотрел в глаза Баглаю. – А что ты думаешь, могу! Эх! – Он взмахнул рукой и крепко ударил по подставленной ладони. – Коли на то пошло, то будем побратимами! Где-где, а в ратном деле на плечи Мстислава можешь положиться.

Баглай не рассчитывал, видно, что все это закончится побратимством. Он чуть-чуть замялся, но быстро овладел собой. Нельзя посеять подозрение в дружиннике отказом от побратимства.

– Ха-ха-ха! – громко и весело засмеялся он. – Так, говоришь, можно положиться?

Бывший мытник хотел еще что-то сказать, чтоб убедить нового друга в своей преданности, но Баглай не стал больше слушать: широким крепким шагом подошел к столу, на котором стоял наполненный Амбалом кувшин с вином, и, выхватив из ножен отточенный с обеих сторон сарацинский кинжал, поднял его над головой.

– Поклянемся в том?

– Поклянемся!

Мстислав засучил левый рукав и смело подставил руку под блестящее острие кинжала.

Баглай сделал себе надрез, и в кувшин упало несколько капель крови. Потом он передал кинжал Мстиславу, и тот последовал его примеру.

Оба наполнили кубки клятвенным вином и молча осушили их до дна, потом крепко обнялись, поцеловались в знак нерушимой и вечной дружбы и верности.

Притихшие во время кровавой клятвы, дружинники оживились, поздравляли побратимов шумными выкриками, снова пили налитое Амбалом вино.

Весело гуляли они до поздней ночи. А ключник ходил из угла в угол раздосадованный, злой. Еще бы! Сколько трудов положил он, чтобы опутать этого дюжего мытника Мстислава, молчаливого, надежного в сече Всеслава, а пришел этот поганец Баглай и порвал, казалось, так прочно расставленные сети.

Что теперь будет? Кто поможет ему осуществить желание всесильного кагана? Кто спасет от неминучей гибели? Время не ждет, хозары не сегодня-завтра переплывут Десну на конях, как саранча полезут на стены Чернигова. А он один, ничего не успел подготовить. Надеялся на этих пьяниц, сильных, как медведи, и падких на хмельное, как мухи на мед. А вот как обернулось: их, пьяных, выхватил из рук дружинник Баглай. А ведь оставалось только прижать обоих, пригрозить холопством. Эти гуляки охотно выполнили б его волю, лишь бы спастись от рабства. Двое таких крепких верзил, да еще из княжеской дружины помогли б ему в задуманном деле среди всеобщей суматохи.

И вот всему конец. И тому, что задумано, и жизни тоже конец. Не простит ему каган позорного для хозарина побега. Не добудет Амбал княжну, не отдаст ее в руки кагана, с землей смещает его владыка Хозарии. Ничто и никто не поможет…

За столом дружинники заметно хмелели. Иные дремали, положив руки на стол и уткнувшись в них головами.

Глядя на них прищуренными глазами, Баглай осторожно, незаметно стал выливать вино из своего кубка под стол. А когда увидел, что дружинники совсем пьяны, ничего не видят и не смыслят, вышел из-за стола и направился в угол к Амбалу.

– Горюешь, ключник?

Тот смерил его хмурым взглядом, ни слова не ответил.

– Ну ладно, не гневайся, – лукаво улыбаясь, потрепал он Амбала по плечу, – Мстислав из наших рук не выскользнет.

Он полез в карман и вытащил оттуда черный платок, обведенный красной каймой.

Амбал смотрел на него, онемев от изумления и неожиданности: такой платок оставил ему чаушиар, когда был в Чернигове. Точно такой же платок! Как символ скрепленной кровью клятвы и смерти за нарушение клятвы, как условный знак для связи с человеком, который явится и будет действовать от имени чаушиара.

– Не ускользнет от нас Мстислав, – повторил Баглай, перейдя на шепот. – Теперь он в моих руках. И он и Всеслав. Да еще кое-кто. Вот эти дружинники, – Баглай повел рукой в сторону сидевших за столом, – тоже наши люди.

Слова Баглая поразили Амбала как гром среди ясного неба. Он смотрел исподлобья на задубленное солнцем и ветром лицо княжеского дружинника. А тот стоял перед ним, дерзкий, наглый, самоуверенный вершитель его, Амбала, нелегкой, горестной судьбы.

Боги, так вот кто он, этот щедрый дружинник! Хозарии, значит. Один из тех, кто должен был следить за ним, Амбалом, и за княжной.

«Ничто теперь не спасет меня, – удрученно думал Амбал. – Отныне Баглай поставлен надо мной. Не я, а он исполнит поручение кагана и, конечно, получит за него награду. Выходит, что Баглай просто выхватил из рук возможность оправдаться перед каганом, сделать дело, которое могло бы даровать Амбалу прощение кагана и жизнь».

Баглай понял причину подавленности испуганного ключника.

– Да брось ты сокрушаться! – дружески смеясь, толкнул он его. – Чего нос повесил? Мы вместе должны провести это дело. Без тебя его не сделать. Каган тебе верит и возлагает на тебя большие надежды. Слышишь, Амбал? Из всех нас ты один не только вхож к князю, а значит, и к княжне, знаешь в доме все порядки, все ходы-выходы и закоулки. Так не унывай и не ломай себе голову. Давай вместе всё обсудим и решим, как лучше сделать. У нас достаточно людей, чтобы сделать благословенное небом и угодное кагану дело…

XXV. ПУТЬ ОДИН, А ОЖИДАНИЯ РАЗНЫЕ

Когда на небе едва зарделась утренняя заря, предвестница рождения нового дня, леса совсем притихли. Казалось, загляделись они на таинственный, с высоты видимый только им рассвет. Но это только казалось. На самом деле все спало, и деревья спали, покорившись чарующей силе нависшей над землей ночи.

Говорили, что красавица – богиня Зоря усыпляет перед рассветом все земное. Не хочет она, чтобы кто-нибудь видел, как возвращается она из покоев мужа, залитая розовым светом счастливого сердца. Всему живому смежает она очи крепким сном, и все должны спать, пока она облачится в тонкое голубое покрывало и спрячется в хоромах небесных до следующей ночи.