Поворот судьбы - Митчард Жаклин. Страница 66

— Гейб, прекрати, — сказала бабушка.

— Но он нас любит, Гейб, что бы ты ни говорил, — с чувством произнесла Каролина. — Он бы и Аврору взял, но мама ведь ему не позволит. Она говорит, что Аврора очень маленькая. От меня все равно никакой пользы. Школа мне надоела. Джой будет меня учить всему, что знает сама: как готовить джем, как прясть, познакомит с детьми и отведет на собрание квакеров.

— Квакеров? — удивился дедушка.

— Ну, Джой и папа не стали квакерами, но они с ними общаются. Эти люди такие милые. Выступают против войн, у них там пятнадцать ребят моего возраста. Они живут неподалеку. Собираются вместе. Там не надо молиться, просто они думают.

— А наушники туда можно брать? И потом, как же ты оставишь Маллори и Джастин? А Райана? — У меня к горлу подкатывала тошнота.

Я с ужасом думал о том, что это может значить: мама потеряет не только мужа, но и дочь. И самое ужасное, — я тогда застряну здесь, в этом болоте, на всю оставшуюся жизнь.

— Райан в далеком прошлом, Гейб, — ответила Каролина. — И потом, это же не значит, что я не увижусь с тобой никогда. Я могу приезжать погостить.

— Но дело в том, что я больше не захочу, ни видеть тебя, ни разговаривать с тобой.

— Хорошо, — с расстановкой произнесла Каролина, и я понял, что она готовится нанести мне сокрушительный удар. — Больше не разговаривай со мной, больше не думай обо мне, больше не считай меня своей сестрой. Желаю провести тебе остаток дней, меняя маме памперсы. Псих!

— Каролина, пусть тебя Бог простит! — воскликнула бабушка, схватившись за сердце. — Гейб не меняет твоей матери памперсы, потому что они ей вообще не нужны.

— Ну, ты делаешь это, какая разница. Или что вы там ей вставляете, чтобы она могла ходить в туалет. Я же видела вас на прошлой неделе. Я больше никого не могу привести в дом. Мои друзья подумают, что здесь рак или у нее болезнь Альцгеймера…

— А если бы так? Ты бы отвернулась от родной матери? — повысил голос дедушка.

— Дедушка, я люблю маму. Но ту, которая у меня была раньше. Она не просто больна, она все время срывает свой гнев на Авроре. Она в депрессии, она все время то занята своими разговорами, то заставляет меня что-то делать. Каролина! Сделай это! Если я захочу стать сиделкой, я ею стану. Я не собираюсь жить с такой мамой, да еще с ее подругой лесбиянкой. Я хочу жить в нормальной семье…

— О, тогда тебе надо к папе, конечно. Живи с ним, с Джой, с Пасхой и с остальными ее сестричками. Как их там, Древесная Жаба? Подсолнечник? Вполне нормальная семья.

— Все равно это лучше, чем здесь! Где угодно лучше, чем здесь! Никто из нас не заметил, что мама стоит в дверях. Она держала за руку Рори. На ее лице застыла растерянная улыбка.

— Кейси отправилась к маме, — проговорила она. — Сколько можно лишать ее общения с семьей, только оттого что у меня очередной кризис? Но я думаю, что на этот раз все пройдет. Как странно… Чтобы расстаться, надо вместе прийти в суд, и твой брак на глазах превращается в месиво. Все надо поделить. Тебе этот кусок, а тебе и этого хватит. И никто не думает, что ты превращаешь в месиво свою жизнь. Снова надо подписывать бумаги, как раньше, когда брак только заключался. Я, Джулиана, обещаю быть твоей навсегда, Лео. В присутствии этих свидетелей. — Лицо мамы сморщилось, как у Аори, когда та собиралась плакать, и вдруг по ее щекам хлынули потоки черных слез, которые она размазывала по лицу, отчего выглядела еще хуже. — Мне пришлось отдать Лео, но он только спросил: «Почему ты такая грустная, Джулиана? Ты ведь получила то, что хотела?», а я ответила: «Нет, Лео, дорогой, это ты получил, что хотел». Он меня слегка обнял и похлопал по спине. Папа, Хана, как он мог оставить меня? Как он мог уйти?

Каролина встала и постаралась проскользнуть мимо мамы, но та ее перехватила:

— Не сердись, Каролина. Моя золотая принцесса. Моя красавица. Он так любит тебя. Он и Гейба любит. Я знаю. Все будет хорошо. Я слышала, что ты говорила. Но ты напрасно так расстраиваешься. Мама придумает, как нам быть дальше. Мама все исправит. Мы еще с тобой будем веселиться…

— Мам, мне пора одеваться, — сказала Каролина. — Не плачь.

— Хорошо, — ответила ей мама.

Затем она повернулась к нам, но мы сидели на софе, как три обезьянки, которые ничего не видят, ничего не слышат, ничего не скажут.

Каролина остановилась в коридоре:

— Мам, я должна тебе сказать…

— Не смей! — заорал я так, что было слышно во всех соседних домах. — Закрой свой поганый рот!

— Что случилось? Каролина, ты заболела? — У мамы на белой сатиновой блузке виднелись черные пятна от туши. У нее был страшно заплаканный вид, а нос распух от слез.

Я и вспоминать не хочу остаток того вечера. Мама все время возвращалась в комнату Каролины, умоляя ее каждый раз: «Доченька, подожди, останься. Ты можешь потерпеть до лета. Кара, только до лета, а потом будет видно». Все это сопровождалось слезами, и Каролина тоже плакала, но все равно продолжала укладывать свои вещи, джинсы и микроскопические свитера в огромную дорожную сумку.

Я, честно говоря, уже не мог дождаться, когда она уйдет из дома. Это ложь.

Я любил… сестру. Более или менее. Тогда. Я все еще часто вспоминаю о ней. Ведь таковы правила игры: вы разделяете с братьями и сестрами не только прошлое, но и будущее. Это гарантировано, как и то, что отец обязательно о вас позаботится.

Но я думал и о том, что поступок Каролины может довести маму до очередного приступа. Стресс никому не приносил пользы, а уж тем более человеку, страдающему рассеянным склерозом. Ей было очень тяжело умолять собственную дочь не бросать ее. В тот период мама пошла бы на что угодно, лишь бы мы оставались с ней. Не оттого, что она хотела досадить Лео, а потому что нуждалась в нас и нашей поддержке. Она относилась к тому, что должна заботиться о нас, как к своей работе. Я пытался зарыться головой в подушку, чтобы только не слышать, как мама и бабушка проплакали всю ночь напролет. Я знаю, что Каролина отправилась спать, а в четыре утра до моего слуха донесся щелчок кофеварки. Я услышал, как мама и бабушка начали разговор:

— …она вернется… пройдет время, и она вернется…

— … только представь, как они там будут уживаться…

— … так глупо все выходит, но ее можно понять, она еще молодая. Ее все это напугало.

В этот момент мама закричала:

— Хана, я тоже напугана. Ты думаешь, что если я взрослый человек, то меня не пугает перспектива, которая открывается передо мной: когда дети подрастут, они разлетятся кто куда, и я останусь одна. В лучшем случае, с сиделкой, которая будет кормить меня за плату. Я скучаю по тому, что потеряла. Я так хочу иметь это снова, Хана.

— Тихо, Джулиана, ты разбудишь детей.

Я удивился тому, что бабушка до сих пор здесь. Мы были, как отель разбитых сердец. Вход свободен. В любое время дня и ночи. Я пробрался к двери.

— А еще и Кейси…

— Ты знаешь, что больше всего мне хотелось бы, чтобы Кейси влюбилась, чтобы у нее появилась семья. Хана, я знаю, что ты с подозрением к ней относишься, но она для меня самый лучший друг.

— Не хочу спорить с тобой. Я только переживаю, какое влияние она может оказать на детей.

— Не надо. Она тебя услышит. Я слышала, как она приехала.

— Но дверь плотно закрыта.

— Она была для меня все это время самым верным и преданным другом.

— Я тебя понимаю.

— Но у нее возникнет желание самой стать счастливой. Она захочет еще одного ребенка. Гейб вырастет и отправится в колледж.

— Джулиана, любой человек боится одиночества, — заметила бабушка, и я услышал, как звякнула ложка о чашку, когда она добавляла себе еще сахару.

— Одно дело — остаться одной и быть свободной в передвижениях, ходить на лекции, путешествовать, а другое дело — быть прикованной к постели и валяться в собственных экскрементах, пока добрый почтальон не заглянет к тебе.

— Мы поставим сигнализацию, Джулиана, звонок, чтобы тебе не пришлось вставать. Почему ты уверена, что тебя ждет ухудшение? Может, все будет нормально?