Сон №9 - Митчелл Дэвид Стивен. Страница 28

– Симпатичный пиджак.

– Армани. Я очень придирчиво выбираю то, что вступает в контакт с моей кожей. Потому-то я и выбрал тебя, о моя божественная.

Кофе закатывает глаза и переводит взгляд на меня:

– Он всегда такой, Миякэ?

– Не спрашивай его,– улыбается Даймон.– Миякэ слишком хороший друг, чтобы ответить тебе честно.

Я смотрю на четыре отражения наших четырех отражений. Гудящая тишина, как в космическом корабле.

– Останься здесь подольше,– говорю я,– и забудешь, которое из них – твое.

Звенит гонг, и двери лифта открываются. Мы с Бархоткой и Кофе чуть не падаем. Мы на крыше здания, так высоко, что Токио не видно. Выше облаков, выше ветра. Звезды так близко, что в них можно ткнуть пальцем. Метеор выписывает дугу. В темноте позади Ориона я различаю занавес, и иллюзия исчезает – мы в миниатюрном планетарии, меньше десяти метров в диаметре. Снова звенит гонг, и на полу по краям купола занимается розово-оранжевая, как грейпфрут, заря.

– Типа,– выдыхает Кофе,– совершенно невероятно.

Бархотка молча наслаждается. Даймон хлопает в ладоши:

– Мириам! Как видишь, я не смог удержаться от встречи с тобой.

Сквозь занавес проскальзывает женщина в опаловом кимоно и полном макияже гейши. Она изящно кланяется. Вся она – само изящество, от лакированной заколки для волос до вечерних деревянных гэта [56].

– Добрый вечер, господин Даймон.– Ее голос звучит глухо, будто из-под подушки. Косметика скрывает все, что можно скрыть, но по тому, как она двигается, я думаю, что ей около двадцати пяти.– Нечаянная радость для нас.

– Я знаю, что это так, Мириам. Знаю. Я слышал, сегодня вечером ты должна была отправиться в экзотическое путешествие,– но ты здесь, до сих пор. Так, так. Познакомься с моей новой невестой.– Он целует Кофе, которая хихикает, но придвигается ближе.– Ну, скажи мне, что Гнусного Папаши здесь нет.

– Вы имеете в виду… кого, господин Даймон?

– Слышал, какая дипломатия, Миякэ? Мириам – Профи. Bona fide [57] профи.

Женщина бросает взгляд на меня.

– Господина Даймона-старшего сегодня здесь нет, господин Даймон.

Даймон вздыхает:

– Ах, отец, отец. Снова спаривается с Тидзуми? В его-то годы? Интересно, здесь еще кто-нибудь заметил, как сильно он растолстел? К слову о лишнем багаже. Тидзуми наверняка сплетничает с тобой насчет господина Даймона-старшего, а, Мириам? Или на твоих устах печать молчания?.. А, вижу, отвечать ты не собираешься. Ну, если его здесь нет, развлеку свою новую женушку,– он обнимает Кофе за талию,– в личных апартаментах клана Даймонов. Естественно, все праздничные расходы пойдут на счет Папаши Кролика.

– Естественно, господин Даймон, Мама-сан [58] выставит счет господину Даймону-старшему.

– Почему так официально, Мириам? Где же «Юдзутян»?

– Я должна попросить вас расписаться в книге гостей, господин Даймон.

Даймон машет рукой:

– Да где угодно.

Я не слушаюсь внутреннего голоса, который советует мне сейчас же сесть в лифт и убраться отсюда, потому что у меня нет ни подходящего предлога, ни объяснения. Я все еще под алкогольными парами, но в Даймоне мне чудится опасность. Момент упущен. Даймон увлекает нас за собой, мы вверяем себя ему.

– Зачарованная земля ждет.

Мириам ведет нас сквозь череду занавешенных передних – я тут же забываю, с которой стороны мы пришли. Каждый занавес украшен вышитыми иероглифами, настолько древними, что прочитать их невозможно. Наконец мы входим в зал, обитый стеганой тканью, не менявшейся годов с тридцатых. Окон в нем нет, а на стенах висят гобелены с изображениями древних городов. Жесткие, обтянутые кожей кресла, слишком медленно качающийся маятник, затухающий канделябр. Ржавая клетка с открытой дверцей. В ней сидит попугай, который расправляет крылья, когда мы проходим мимо. Кофе взвизгивает, как резиновая подметка на лакированной поверхности. В зале, разбившись на группы, сидят несколько пожилых мужчин и тихими голосами обсуждают свои секреты, сопровождая слова медленными жестами. Сумрак наполнен табачным дымом. Девушки и женщины наполняют бокалы и присаживаются на ручки кресел. Они здесь для того, чтобы прислуживать, а не развлекать. На их кимоно алхимия выплеснула все свои краски. Золото хурмы, синева индиго, алый цвет божьей коровки, пыльная зелень тундры. Вентилятор под потолком разгоняет лопастями густой зной. В тени огромного азиатского ландыша пианино само собой играет ноктюрн, вдвое медленней положенного.

– Ух ты,– говорит Бархотка.

– Типа чудно,– говорит Кофе.

Сильный аромат, напоминающий лак для волос, которым пользуется моя бабушка, заставляет меня чихнуть.

– Господин Даймон! – За барной стойкой появляется густо нарумяненная женщина.– Со спутниками! Ну надо же!

На ней головной убор из павлиньих перьев и блестящие вечерние перчатки, она всплескивает руками, как старая актриса:

– Как вы все молоды и полны сил! Вот что значит юная кровь!

– Добрый вечер, Мама-сан. Тихо для субботы?

– Уже суббота? Здесь не всегда знаешь, какой сейчас День.

Даймон дерзко улыбается. Кофе и Бархотка – желанные гости везде, где есть мужчины, готовые раздеть их в своем воображении, но я, в джинсах, футболке, бейсболке и кроссовках, чувствую себя не в своей тарелке, будто землекоп на императорской свадьбе. Даймон хлопает меня по плечу:

– Я хочу пригласить своего брата по оружию – и наших замечательных спутниц – в комнату своего отца.

– Саю-тян может проводить вас…

Даймон прерывает ее. В его улыбке сквозит злость:

– Но ведь Мириам свободна.

Между Даймоном и Мамой-сан идет безмолвный обмен репликами. Мириам с несчастным видом смотрит в сторону. Мама-сан кивает, и по ее лицу будто пробегает дрожь.

– Мириам?

Мириам поворачивается обратно и улыбается:

– Это доставит мне такую радость, господин Даймон.

– В основном я езжу на кабриолете «Порше Каррера-четыре» цвета берлинской лазури. У меня слабость к «портам». Их изгибы, если присмотреться повнимательнее, в точности повторяют изгибы стоящей на коленях, покорно склонившейся женщины.

Даймон смотрит, как Мириам разливает шампанское. Бархотка опускается на колени:

– А ты, Эйдзи?

Прекрасно. Мы уже называем друг друга по имени.

– Я, э-э, предпочитаю двухколесные средства передвижения.

Бархотка восклицает с энтузиазмом:

– О, только не говори мне, что ездишь на «харлее».

Даймон заливисто хохочет:

– Как ты догадалась? Для Миякэ его «харлей» – это, как бы получше сказать, его пятая точка свободы между музыкальными тусовками, верно? Рок-звезд окружает столько дерьма, вы не поверите. Поклонницы, наркоманы, ворье – Миякэ недавно со всем этим покончил. Превосходно, Мириам, ты не пролила ни капли. Полагаю, ты часто практикуешься. Скажи, тебя давно держат в этой дыре в качестве официантки-то-есть-хостессы?

При свете лампы Мириам похожа на призрак, но не теряет достоинства. Комната наполнена интимностью и теплом. Я вдыхаю запах духов, косметики и недавно настеленного татами.

– Оставьте, господин Даймон, леди не говорят о возрасте.

Даймон распускает свой конский хвост.

– А дело в возрасте? Ну надо же. Ты, должно быть, очень счастлива здесь. Ну, я ко всем обращаюсь, шампанское готово, и я хочу провозгласить два тоста.

– И за что же мы типа пьем? – спрашивает Кофе.

– Во-первых: как Миякэ уже знает, я только что освободился от одной дрянной женщины, для которой забыть свое обещание все равно что шлюхе – вот хорошее сравнение – натянуть или снять резинку.

– Я точно знаю, каких женщин ты имеешь в виду,– кивает Кофе.

– Мы так хорошо понимаем друг друга,– вздыхает Даймон.– Выбирай, где поженимся: в Вайкики, Лиссабоне или Пусане?