Сон №9 - Митчелл Дэвид Стивен. Страница 74

На самом деле это «Бегущий по лезвию». Поправляю стеллаж, собираю коробки. Голова у Сути болтается, как у сломанной куклы.

– Мияки.

– Суга. Рад, э-э…

Суга теряет контроль над слюноотделением. На лету перехватываю сталактит слюны, подставив «Токио пост».

– Ннепьян. яникогда н-н-е пьян-н-ею, т-тольконея. Я счастлив, счастлив, с-с-ча-стлив, да, м-может б-быть, но все п-под контролем. Разворот.

У него подгибаются колени, и он пальцами цепляется за край прилавка, будто сейчас слетит в пропасть. Даже дядюшка Патинко, надравшись виски, никогда не доходил до столь безнадежного состояния.

– Зашелтя н-навестить, госпожа Сасаки сказала, ты уволился. Пока-пока, Уэно, пока-пока, плохие-вибры, плохие, плохие вибры Уэно, где все эти потерянные-позабытые сироты умирали после войны, ты, ты это знал? Мерли, как мухи, бедняжки… бедняжки…

На глазах у Сути слезы, и одна из них стекает по рябой щеке. Дама в очках, испускающих лучи смерти, визжит, будто ее собрались изнасиловать:

– Это уже слишком! От ваших выходок, молодые люди, просто наизнанку выворачивает!

Она уходит прежде, чем я успеваю извиниться. На какую-то секунду мне хочется, чтобы Суга вырубился,– я бы притворился, что не знаю его, и, может, его увезла бы «скорая».

– Суга! Иди домой! Ты слишком пьян!

Суга чихает и смотрит на меня опухшими акульими глазками.

– Я п-проклят.

– Тебе хватит денег на такси?

– П-проклят.

– Суга, ты помнишь свой адрес?

Он зажмуривается и осознанно, изо всех сил бьется головой о прилавок; к счастью, сил у него немного, он с трудом держит шею, но лицо все равно перекашивается от боли. Я держу его голову, но он отталкивает меня.

– Я проклят, Миякэ! Понимаешь ты это? Проклят! Один пончик! За один жалкий хренов пончик! Маленький мальчик, совсем мааленысий, стоял прямзадвее-рью, дверью булочной, он плакал, что хочет выйти…

Слезы снова наворачиваются у него на глаза, и Сугу бьет дрожь. Так дрожат испуганные собаки.

– Суга, моя комната наверху, я сейчас…

– Один…– Удар! – жалкий…– Удар! – пончик. Я открыл дверь, маленький мальчик выбегает, прыг-скок…– Суга страдальчески закатывает глаза.– У него на футболке Бэтмен и Робин, маленький мальчик, прямнасередину… дороги…– Суга всхлипывает и задыхается от рыданий.– Чтотыдумаешь, я сделал, Миякэ? Бросился спасать, а? Нет, Миякэ, нет-нет-нет – застыл, застыл, я застыл. На месте, Миякэ. Видел. Слышал. Видел и слышал. Машина. Тормоза. Маленький мальчик. Бух, бух, бух. Он взлетел, маленький мальчик, взлетел, как волан, бум-бум, боулингшар, кровьнадороге, фломастер…-Суга впивается ногтями себе в лицо, будто хочет содрать с него кожу,– я сжимаю его ладони в своих кулаках. Суга теряет способность сопротивляться.– Мать, она… бросается, бросается мимоменя, и воет… ЛааааааАаааааАааааааааааа… Я бегу. Бегу, бегу, бегу… Бегу, Миякэ, не останавливаясь, никогда, беги, Суга, беги, ты У-БИЙ-ЦА… Суга-убийца.– Суга глотает комок в горле.– Жалеешь, что не отравил ананас, правда? Почему, думаешь, у меня кожа, как терка для сыра? Я проклят. Перехожудорогу, вижу маленького мальчика. Я сновавижу маленького мальчика, вижу маленького мальчика. Проклят. Проклят.– Его глаза закрываются.

Понятно.

Я закрываю кассу на ключ и тащу Сугу вверх по лестнице, как мешок.

– Вот туалет. Если ты обмочишься на мой футон, я сожгу все твои компьютеры паяльной лампой, понял? Суга? Ты меня слышишь?

Суга кивает и бормочет что-то нечленораздельное.

– Я буду внизу.

Внизу у кассы стоит девушка в футболке, разрисованной коровами, и держит в руках все фильмы с Брэдом Питтом, какие есть в салоне. Она смотрит на часы и тяжело вздыхает.

– Извините, что заставил вас ждать,– говорю я.

Она игнорирует мои слова. Слышу, как Суга блюет.

Раз – девушка с коровами озадачена. Два – девушка с коровами нарушает обет не обращать ни на что внимания и вопросительно на меня смотрит. Три – девушка с коровами открывает рот:

– Вы ничего не слышите?

Я смотрю на нее как на буйнопомешанную.

– Ничего. А почему вы спрашиваете?

Она уходит, и я ставлю выпавшие коробки обратно на стеллаж. Из туалета доносится звук сливного бачка, что успокаивает. Дальше все идет своим чередом. Я смотрю «Бегущего по лезвию» и не могу различить, кто из героев человек, а кто – репликант. Интересно, сколько лет Суга носит на себе свое проклятие? Я забыл, что у других тоже может быть боль в душе. Почти одиннадцать, а ночной прохлады как не бывало. Сверху доносится несколько глухих ударов – по крайней мере не придется объясняться с Бунтаро за труп. Слышу плеск; на какую-то секунду мне Кажется, что жара сменилась дождем; потом до меня доходит, что это не так – просто, если вспомнить вопрос трехнедельной давности, у Сути действительно легко получается обмочить свои два пальца. Еще один подарочек к утру. Включаю кондиционер на полную мощность и достаю из-под прилавка дневник своего деда и словарь иероглифов. Теплые отношения между Субару и Такарой, его младшим братом, резко отличаются от холодности между моим отцом и Такарой, моим дедом. Адмирал Райдзо упомянул о «вражде», и это меня беспокоит. Мои тетки на Якусиме благополучно использовали меня в качестве снаряда в своих бесконечных изощренных сражениях, и я не могу избавиться от чувства, что снова вот-вот окажусь в театре военных действий.

10 ноября 1944 г.

Дела обстоят слишком скверно, чтобы нам позволялось выходить на мостик. Абэ напоминает, что мы – незаменимые детали своих кайтэн. «1-333» слишком качает, чтобы мы могли проверять их исправность. Мы чувствуем определенную сдержанность в отношении к нам команды «1-333». Некоторая дистанция, наверное, естественна, но иногда их поведение граничит с холодностью. Например, из разговоров я узнал, что радист первого класса Хосокава вырос в Нагасаки, и, когда мы вышли в коридор после ужина, обратился к нему на нашем местном диалекте. Он вздрогнул и ответил мне официальным тоном. Когда Абэ предложил, чтобы пилоты кайтэн помогали с уборкой, капитан Ёкота коротко ответил, что наше предложение великодушно, но об этом не может быть и речи. Абэ считает, что эти люди смотрят на нас как на своего рода богов и просто не умеют выразить благоговение. Гото заметил, что три с половиной года постоянных погружений не могли не сказаться на их душевном здоровье. Кусакабэ предположил, что они считают сумасшедшими нас. Это разозлило Абэ. Кусакабэ спокойно сказал, что жить на подводной лодке – значит постоянно ускользать из лап смерти, в то время как мы сами ищем с ней встречи. Абэ вспомнил о своем звании и приказал Кусакабэ – и Гото – никогда больше не высказывать вслух ничего подобного, потому что такие мысли оскорбляют преданность и патриотизм. Я промолчал, чтобы не нарушать гармонию, но про себя согласился с Гото. Даже у самых младших членов команды глаза стариков.

11 ноября 1944 г.

В основном условия благоприятные. Ртуть в термометре поднимается по мере того, как теплеет море. Если отсоединить кайтэн от корпуса лодки, снова установить их не удастся, поэтому мы не можем совершать проверочные пуски. Но мы все равно должны находиться какое-то время в кайтэн, чтобы проверять состояние двигателя и других систем и поддерживать их в рабочем состоянии. Больше всего мне нравится смотреть в перископ кайтэн на летящее мимо море, особенно когда «1-333» идет под водой. Мы продвигаемся к югу; я замечаю, как меняются обитатели подводного царства. Например, сегодня я видел ламантина. Он проплыл мимо, как корова. Мы прошли сквозь стаю пестрых тропических рыб цвета ноготков, снега и сирени. После обеда появилась пара дельфинов и поплыла рядом с нами. Они, должно быть, смеялись про себя, глядя на такую занятную рыбу. Хоть бы судьба так же улыбнулась нашей миссии. Гото пошутил: «Если китайский бандит, американский империалист и английский генерал вместе спрыгнут с крыши, кто разобьется первым?» Никто этого не знал, поэтому Гото дал подсказку: «Какая разница?»