Подобно войне за веру - Модезитт Лиланд Экстон. Страница 31

Тристин улыбнулся. Замечание отца об отношении матери к Скалам было сильно приуменьшено. Когда и где бывший инженер корабельных систем мог приобрести такой страх высоты? Мама часто казалась сыну сотканной из противоречий.

– Я не слишком надолго, – сказал Тристин. – Неохота торчать в доме, когда на дворе так славно.

– Как сочтешь нужным. Мы можем двинуться в путь, когда бы ты ни вернулся, – Элсин отодвинул свой тяжелый деревянный стул, встал и понес чашку с тарелкой к старомодной раковине. Вымыв свою посуду, он потянулся за тарелкой сына.

– Мою мыть не нужно.

– Возражений нет, – ответил отец. – Сходи прогуляйся или что ты там задумал, а я поколдую над стоками, ну а затем Скалы. А на ланч можно зайти к Хирину.

– Хорошо бы. Там все еще подают это кушанье с жареными грибами?

– Когда я туда заходил в последний раз, подавали, – Элсин поставил посуду в сушилку, позаботившись, чтобы зеленая кружка ни во что не врезалась.

– Здорово. Такого рода еды не добудешь на Маре. – Тристин встал и поглядел через окно на чистые зеленоватые небеса. – Да, на дворе славно. Я ненадолго.

– Вернешься, когда захочется, и зайдешь за мной, – Элсин одарил сына улыбкой, но не направился к себе в кабинет. Просто стоял и смотрел. Тристин подошел к нему и наскоро обнял.

– Ненадолго, но мне действительно нужно размять ноги, прежде чем мы куда-нибудь поедем.

Элсин кивнул и молча наблюдал, как сын идет к выходу. Тристин закрыл за собой дверь и помедлил на небольшом крытом крылечке. Скользнул взглядом по ступенькам и по извилистой дорожке, любуясь садом, задержался на кедре бонсаи в круглой чаше, которую мощеная тропинка, разделившись, обегала с двух сторон. Деревце, казалось, ничуть не подросло с того дня, когда он отбыл служить на Мару, и даже с того времени, когда он ребенком впервые заметил этот кедр. Бонсаи требуют тщательного ухода, но если все делать правильно, то разницу в два-три десятка лет почти невозможно уловить. Легкий ветерок погладил его лицо, неся запах ранних цветов и низких сосен, окаймлявших сад справа и слева. Смена времен года!.. Как ему не хватало этих изменений в состоянии листвы. Ботанический купол в Клисине тоже неплох, но как же редко приходилось бывать там.

Порой он спрашивал себя: если он так влюблен в деревья и травы, почему согласился учиться на пилота? Чего ему действительно нужно от Службы? Или он служит просто потому, что на его подготовку затрачены средства, и немалые? Или он пока не нашел своего места в жизни?

Тристин спустился с крыльца, дошел до малыша-кедра и остановился, прослеживая прихотливый рисунок ветвей. Его пальцы коснулись мха у основания деревца. Суховат. Ясное небо не обещало обильного дождя, но за считанные часы все могло измениться. Утреннее солнышко грело лицо Тристина. Он двинулся по дорожке от дома, а затем, замедлив шаги, по аллее к Бульвару Солнечного Танца, откуда свернул на более узкую мощенную камнем тропу, бегущую краем Аллеи Хородиски. Солнечники порхали среди норфолкских сосен с симметрично расположенными ветками. Сосны занимали среднюю часть склона и загораживали дом на холме. Ниже деревьев протянулась полоса дерна. Обложенные камнем клумбы с цветами отделяли дорожку от травы. Пташка-солнечник, совсем птенец, судя по бледности зеленого оперения, подпрыгивала на кончике ветки. Пташка неловко трепыхала крыльями, чтобы вырваться из крепкой паутины, натянутой меж сосновых ветвей. Еще миг, и птенец освободился, порхнул в сторону вершины холма и пропал среди деревьев. Тристин улыбнулся и пошел дальше. Трифелы реяли над клумбами, их длинные зеленые усики погружались в бахрому бутонов, а крохотные пурпурные цветы дарили утру свой медово-лавандовый аромат. Малявка-электроскутер прогудел, неся темноволосую парочку. Мужчина кивнул Тристану, женщина поглядела в лицо и отвернулась. Тристин хотел ответить вызовом, но скутер уже удалился. Это ему мерещится, или его и вправду принимают за ревяку?

Он прошел по Аллее Хородиски почти половину кайя, пока не добрался до въездных ворот на краю участка Академии. В начале подъездной дорожки к главному зданию высились каменные колонны. Тристин поглядел на резную эмблему Камбрийской Академии. «Знание… вера… сила… и понимание». Он прочел эти слова внутри четырехконечной звезды, выбитой под названием учреждения. Это популярная сокращенная версия постулатов из «Эко-Тех Диалогов». В подлиннике сказано так: «Без силы знание бесполезно. Без знания вера ведет к тирании. Без понимания человечество слепо, а без всех четырех обречено».

Конечно, подумалось ему, мудрое изречение звучит несколько мрачновато. Поэтому Академия извлекла оттуда четыре слова, соответствующие четырем лучам звезды: знание, вера, сила и понимание. Светлое полированное дерево эмблемы ничуть не изменилось с тех пор, как Тристин покинул Академию. С тех пор прошло почти десять лет. Возможно, эмблема выглядела точно так же и во времена, когда отсюда выпустили его отца. А мать училась в Академии Наук.

Низкая, прямоугольно подстриженная живая изгородь не позволяла пешеходам шастать, где вздумается. Приходилось поневоле сворачивать по дорожке или, пройдя под каменной аркой, следовать по пешеходной тропе. Тристин зашагал к главному входу. Рядом с ним находилась станция электродороги, хорошо знакомая с детства. Впрочем, в отличие от большинства учащихся, юный Десолл жил достаточно близко, чтобы ходить на занятия пешком даже в дождливые дни.

Главные ворота были открыты, но Тристин в них не пошел. Он сел на каменную скамью под крышей. Строение входа на станцию напоминало пагоду. Он вспомнил, как студенты здесь сбивалось в кучки, чтобы не мокнуть под дождем в ожидании поезда. Сейчас спортивные площадки справа от учебных корпусов пустовали, по комплексу разливалась тишина. Лишь слабый гул из открытых окон классов указывал, что в Академии идет сессия.

Пока он наблюдал, студент в зеленой куртке старшекурсника быстро прошел из физического корпуса к главному, более старому зданию из бурого кирпича. Вошел внутрь, и вернулась иллюзия безмолвия.

Тристин поднялся и зашагал в сторону дома, вновь миновав эмблему с четырехконечной звездой. Понимание – это самое трудное. И для него, и для большинства людей, как он подумал. Он поглядел вверх по склону и пошел дальше, надеясь, что не повстречает других электроскутеров. Неприятно, когда на тебя смотрят, как на чужака.

Глава 18

Неся вещмешок и сумку, Тристин прошел через шлюз орбитальной станции Перльи к пристыкованному «Рузвельту».

– Лейтенант Десолл явился для транспортировки. Разрешите взойти на борт? – спросил он, окунувшись в слабый запах озона и нагретого пластика.

– Проходите, сэр, – сказала дежурная с шокером на поясе. – Ваш приказ?

Тристин вручил ей приказ и личную карточку Службы, затем положил ладонь на сканнер. Полыхнул зеленый свет.

– Вы будете делить каюту четыре с лейтенантом Юраки, – она кивнула и вернула ему документы. – Он офицер-снабженец. Вторая и четвертая – налево в направлении на корму. Первая – капитанская. В пятой офицерская столовая. Мы отбываем менее чем через час.

– Спасибо, – Тристин двинулся по узкому коридору, чувствуя, как в имплантате отдается гудение корабельной сети. Он подался ближе к стене, встретившись с женщиной-офицером. Майором, судя по голограмме тройных нашивок. Над этими тремя полосами и именем Лорентиан красовались древние крылышки.

– Простите, сэр, – сказал он.

– Не беда, лейтенант. Вы наш пассажир, тот, что летит посмотреть, сможет ли он стать пилотом?

– Да, сэр.

Майор Лорентиан кивнула.

– Предстоит короткий прыжок. Хлопот не предвидится. После того, как устроитесь, приходите к нам. Можете поглядеть, во что собираетесь сунуться.

– Спасибо.

– Позже будете благодарить, – и она двинулась в сторону носа.

«Рузвельт» был крупней большинства кораблей перехода, и все-таки совсем невелик по сравнению с ревячьими тройдами. Но так обстояло почти со всеми судами перехода, имелись ограничения в размерах. В научно-популярной литературе Тристин встречал только расплывчатые намеки, в чем тут причина, но полагал, что этому еще научится. Коридор протянулся не более чем на тридцать метров, последние двадцать приходились на кормовую часть, входной шлюз и крохотные шканцы. Тристин понятия не имел, почему этот зальчик называется шканцами, знал только, что название идет из глубины времен. Каюта № 4 находилась как раз перед открытым третьим кормовым люком безопасности. Из учтивости он постучал в дверь, но ответа не последовало. Он постучал снова, подождал, а затем отодвинул скользящую дверь из тонкого пластика. С целью уменьшить вес и из практических соображений «Рузвельт», как и любой другой небоевой корабль перехода, состоял из герметических отсеков, но без сколько-нибудь прочных барьеров в подотсеках. Внутренние двери и стены были тонкими.