Земля вечной войны - Могилевцев Дмитрий. Страница 40
Разбудил его мерный, дерущий перепонки лязг. Колотили стальной трубой по подвешенному рельсу, жуткий, вплескивающийся металлом в уши звук, зубное нытье, дребезжащее в воздухе. Юс выскочил наружу. Где умываться? На открытом воздухе. Есть ли душ? Да, конечно, пожалуйста, если хотите, душ, у нас и сауна каждый день. Но утром сбрызнуться свежей водичкой, сколов ледок, – здоровее. Само собой, здоровее. Потом пошли завтракать, вся разномастная, разноцветная, галдящая альпинистская орда. Он съел три вареных яйца, овсянку, – всегда ненавидел ее, а тут пошла как икра, и две добавки съел, запил чаем, перекинулся парой слов с Олей, съел еще одну порцию. Больше не успел, – его позвали к директору, утрясти, как ему было сказано, вопросы с оплатой и еще кое с чем. И сопроводили до дверей.
В дальнем конце просторной комнаты, за столом с роскошным мраморным письменным прибором, сидел смуглый человек в костюме-тройке, при галстуке и золотой авторучке, выглядывавшей из нагрудного кармана, будто ружейный патрон. Целый веер золотых ручек торчал и из письменного прибора, хотя на столе не лежало ни единого клочка бумаги. Вдоль стен сидели люди с оружием. Много людей. Десяток. Считая с оставшимся у дверей, одиннадцать. Много. А на поставленных посреди комнаты стульях сидели Шавер, Каримжон и Маpат. Безоружные. Алимкул тоже был здесь, но сидел у стены, и ножны на его поясе не пустовали.
– Добрый день, – сказал человек в костюме на безукоризненном русском языке. – Ваш паспорт, пожалуйста.
– Пожалуйста, – Юс вынул из поясной сумки паспорт, протянул.
– Приятно познакомиться, Юзеф Казимирович, – сказал человек в костюме, – меня зовут Алтан Бекболотович Болтоев. Я директор этого альплагеря и его владелец. Как вам наш лагерь?
– Я не успел его толком рассмотреть, – сказал Юс, присаживаясь на ближайший к столу свободный стул. До стола оставалось метра четыре – два шага как минимум. И через стол еще. Шансов практически никаких.
– Но лагерь великолепный, так все чудесно расположено, и сервис тоже. Лагерь замечательный, – добавил Юс, улыбаясь.
– Я рад, что вам понравилось, – Алтан Бекболотович лучезарно улыбнулся в ответ, сверкнув золотыми зубами. – Как вы к нам доехали? Нормально?
– Нормально, – ответил Юс неуверенно. – Вот, спасибо моим проводникам, нигде ничего неприятного, все в порядке.
– Тут у нас неспокойно, – сказал Алтан Бекболотович, – бандиты, война. Всякое случается. Хочу вам сказать: я исполняю обязанности главы местных сил самообороны. Пекусь, знаете ли, о безопасности. Где вы наняли этих людей?
– В кишлаке около Соха, – Юс позвал плечами, – в горах.
– Вам их кто-нибудь порекомендовал?
– Да нет, я доверяю своему суждению о людях.
– Ай, как неосмотрительно, – Алтан Бекболотович покачал головой, – вас ведь и ограбить могли, и убить. Нельзя так безоглядно людям доверять. Тут к нам поступили сведения, что ваши спутники, Юзеф Казимирович, не очень хорошие люди.
– Сука он, от Ибрагима сука, я знать, турист ебучий, никакой не турист! – вдруг выкрикнул Алимкул, с ненавистью глядя на Юса.
– Закрой зяпу и не открывай, пока не прикажут, – выговорил равнодушно Алтан Бекболотович, – не то тебе туда сапог вобьют, понял?
– Так он же…
– Ты понял?
Со стула у стены встал, вздохнув, плосколицый рябой парень в короткой кожаной куртке. Алимкул быстро забормотал по-киргизски, прижал руки к груди, как-то почти вдвое, подобострастно сложился, не слезая со своего стула. Алтан Бекболотович криво усмехнулся:
– Хорошо. Вот у нас какие дела. Вот этот человек, давний мой знакомый, можно сказать, кровный знакомый, – Алимкул ощерился, – утверждает, что вы приехали сюда не за чем-нибудь, а за моей жизнью. Хотите, значит, меня убить. И что вы, Юзеф Казимирович, никакой не турист, а наемный убийца, и нанял вас некий Ибрагим, называющий себя «хаджи», небезызвестный в этих краях человек. Человек, которому я как заноза в горле. Человек, который хотел бы все здесь прибрать к рукам. Бандит. Плохой человек. Что вы мне скажете, Юзеф Казимирович?
– Ничего, – ответил Юс, пожав плечами, – я действительно не совсем турист, я художник. Приехал, чтобы поправить здоровье, подлечить нервы. Снова начать рисовать.
– Я мог бы вам и поверить, Юзеф Казимирович. Алимкула я знаю давно. Он, попросту говоря, подонок. У него есть повод меня ненавидеть, и он, как сам утверждает, примкнул к вашей… экспедиции в надежде отомстить за родственника. Ну, тут он не соврал. Его родственника мои люди пристрелили как собаку, и очень правильно сделали. Но наш Алимкул охотно отложит свою месть на неопределенное время, пока есть надежда на выгоду. А отомстить можно как-нибудь в другой раз. Правда, Алимкул? Он говорит: вы – наемник, которому Ибрагим заплатил деньги за мою жизнь. Именно вы глава банды убийц. А туристом и художником вы попросту прикидываетесь – чтобы усыпить мою бдительность. Трудно поверить, правда? Вы не слишком похожи на убийцу. Я тоже не сразу поверил бы, если б не вот это.
Он вынул из-под стола грязный мешочек на шнурке. Мешочек, висевший на шее Каримжона.
– Земля с кладбища, которой мне засыплют глаза. Верней, моему трупу. Местный пережиток. Варварство. Ох, Юзеф Казимирович. Что же нам с вами делать? И что делать с вашими… проводниками?
– Я художник, приехавший в горы, чтобы писать их, – Юс встал. – Не верите, дело ваше. Но этот спектакль я больше терпеть не намерен.
– Сядьте! Иначе вас посадят силой.
– Это насилие!
– И кто бы мне это говорил?
– Я художник. Здесь, в лагере, есть люди, знающие меня. Проводников я нанял в Фергане. Кто они, мне наплевать. Они хорошие проводники. Если они ехали прикончить вас, в чем я уже не вижу ничего плохого, – это их личное дело. У меня есть деньги и те, кого я оставил в своем городе. Они хорошо знают, куда я поехал. И кто директор лагеря. Я такого скотства не потерплю. И приложу максимум усилий, чтобы о вашем обращении с гостями узнало как можно больше людей.
Вопреки ожиданиям Юса, Алтан не разозлился – расхохотался.
– Хорошо, ай, хорошо! Ай, Алимкул, ай да банда убийц! Права качает. Слушай, Алимкул, а если он и вправду турист и художник, а? Вправду?
– Сука он! – выплюнул Алимкул, ощерясь.
– Ну, зачем так, гостя обижаешь. Ведь если нет… ты же знаешь, что тогда. За оскорбление придется платить. Как велит Яса.
– Жизнью клянусь, матерью клянусь, клянусь…
– Не спеши, твоей жизни вполне достаточно, – сказал Алтан-бий, ухмыляясь.
Алимкул побледнел.
– Вы говорили, тут кто-то вас знает?
– Оля Хребтович. И ее ребята из Новосибирска.
– Хорошо. Позовите Олю Хребтович. Прошло десять или пятнадцать невыносимо медленных минут. Сидевшие у стены жестколицые, флегматичные люди тупо смотрели перед собой, не пытаясь делать ничего из того, что делают обычно скучающие люди ради убийства времени. Они не рассматривали трещинки в полу, не почесывались, не копались в карманах, не рассматривали незнакомцев. Неподвижные манекены. Спящие с открытыми глазами. На их коленях лежали обрезы и автоматы. Они грамотно сидели. В случае, если бы началась стрельба, на линиях огня оказались бы только чужие. Юс, Шавер, Каримжон. И Алимкул.
– Да, да, конечно, – послышался голос. – Если нужно, пожалуйста.
Оля шагнула через порог и замерла удивленно.
– Не бойтесь, Оля, – сказал Алтан Бекболотович. – Садитесь.
Он указал ей на стул – рядом с Алимкулом.
– Спасибо, если не надолго, я лучше постою, – сказал Оля нерешительно.
– Садитесь-садитесь. Алимкула не бойтесь. Он вас не обидит. Он послушный. Скажите-ка, вы знакомы с этим вот господином? – он указал на Юса.
– Знакома, да.
– Вы его давно знаете?
– Ну, так.
– «Так» – это «давно» или это «недавно»?
– Это что, допрос? – спросила Оля. – Зачем тут эти люди с оружием?
– Нет, ради бога, не волнуйтесь, я не хотел вас обидеть. Тут возникло подозрение, что эти люди – бандиты. Вы уж извините. Мы проверяем. Ваша помощь очень ценна для нас.