Путь Эвриха - Молитвин Павел Вячеславович. Страница 82

Мысли эти неоднократно посещали арранта во время путешествия по Вечной Степи, но он не был уверен, что рецепт изготовления Огненного зелья в самом деле был похищен у Тилорна, и, стало быть, причиненное им зло затрагивает лично его. Беседы с Зачахаром подтвердили справедливость Эвриховой догадки, хотя сегван, разумеется, ни словом не обмолвился о великом ученом, прилетевшем со звезд, а утверждал, что вдохновение снизошло на него, когда он строил замок на берегу Светыни. Оброненная вскользь фраза о замке служила лучшим доказательством того, в чем Эврих и так почти не сомневался, но к тому времени это уже не имело для него никакого значения — после избиения хамбасов миролюбивый аррант впервые в жизни возжаждал крови. Возжаждал так, что ему стало безразлично, пропустят ли его Врата в Верхний мир и уцелеет ли он вообще после убийства Зачахара.

Да-да, он страстно желал убить Зачахара и, познакомившись с ним поближе, не изменил своего намерения, ибо, по его глубокому убеждению, таким выродкам не было места под Вечным Небом. Одно дело, однако, мечтать об убийстве заклятого врага, и совсем другое вонзить нож — не важно в спину или в грудь — ничего не подозревающего человека. Пусть даже очень плохого, и все же человека.

Несколько раз в жизни ему приходилось убивать, но, как это ни странно, сожалел он после этого не столько об убитых, сколько о заказанном для него отныне пути в Верхний мир. Объяснялось это тем, что выбор был не велик: убить или быть убитому самому и скорбеть о гибели своего возможного убийцы здравомыслящему арранту представлялось занятием несколько противоестественным. Убитые не беспокоили его ни на третью ночь, ни даже во снах. Он не помнил их лиц и фигур, поскольку во время схватки с незнакомцами, желающими во что бы то ни стало лишить его жизни, был слишком занят тем, чтобы эту самую жизнь сохранить, а разглядывать мертвецов не доставляло ему ни малейшего удовольствия, нужды в этом тоже не было, да и обстоятельства к тому не располагали.

Нет, никогда не жалел он об убитых им в горячке боя, почитая защиту своей жизни неотъемлемым правом и даже обязанностью каждого человека, но убивать холодно и расчетливо было столь омерзительно, что при одной мысли об этом Эвриха начинало подташнивать. Временами аррант уже готов был отказаться от своего замысла, искренне считая, что быть жертвой несравнимо лучше, чем палачом. Но ситуация, увы, складывалась так, что, если он в ближайшее время не найдет в себе решимости сделаться убийцей и сбежит в Верхний мир, жертвами Зачахара станут сотни, а может, и тысячи людей, среди которых будут женщины, старики и дети. И смерть их от начиненных Огненным зельем горшков или бронзовых «куколок» будет на его, Эвриха, совести. День за днем, пытаясь найти выход из создавшегося положения, он все больше убеждался в том, что не способен сыграть роль хладнокровного убийцы, однако роль скудоумного добрячка, не уничтожившего, когда это было в его силах, существо неизмеримо более страшное и смертоносное, чем бешеная собака или волк-людоед, была ему еще более отвратительна…

— Ты так погрузился в мечты, что совсем меня не слушаешь— Зачахар тронул Эвриха за плечо, и аррант вздрогнул, как от прикосновения раскаленного железа.

— Нет, почему же, я внимательно слежу за ходом твоих рассуждений. Работа катапульты сходна с работой самострелов, которые не так давно стали мастерить нарлакские оружейники. — Эврих окинул взглядом висящее на настенном ковре оружие. — У тебя я ничего подобного не вижу, да здесь, верно, о них еще и не слыхали. Если бы я знал, что тебя это заинтересует, то сделал бы подробный рисунок или даже макет катапульты, посылавшей на моих глазах булыжники на полторы тысячи локтей и дальше. Для этого не надо переделывать созданную тобой баллисту, у катапульты совсем другая конструкция.

— Нарисуй, — предложил Зачахар, протягивая арранту перо.

— Я лучше покажу, чем она отличается от лука, — сказал Эврих, недоумевая, почему не возвращаются подводы с Огненным зельем. Снял со стены висевший между копий, мечей, топориков и клевцов лук, натянул предусмотрительно отпущенную тетиву и потянулся к саадаку за стрелой.

— Мне случалось видеть рисунки саккаремских катапульт, представляющих собой огромный лук, наподобие тех, с которыми мономатанцы охотятся на слонов. Оружие это на редкость неуклюжее и имеет мало общего с катапультами аррантов. Изготовляемые моими соотечественниками катапульты состоят из длинного желоба с прочной поперечной рамой спереди, по бокам которой крепятся пучки туго скрученных жил. В середину каждого пучка вставляется по рычагу…

— Что это там за шум? Кого еще Хегг на мою голову несет? — пробормотал Зачахар и двинулся к окну. Из кабинета его, расположенного на втором этаже правого крыла дома, открывался превосходный вид на центральные ворота, такие же мощные, как высокая каменная стена, окружавшая главное здание и несколько длинных складских помещений.

Эврих зажмурился, вызывая в памяти растерзанные Зачахаровыми «куколками» тела хамбасов, и поднял лук.

— Зачахар!

Тщедушный человечек замер, положив руку на оконный запор, и, уловив что-то странное в голосе гостя, медленно обернулся. Вытянутое лицо его с бесцветными бровями домиком побледнело, узкие губы искривила жалкая усмешка, прядь пегих волос упала на глаза, в которых застыло безнадежно-тоскливое выражение попавшего в западню зверька.

Щелкнула тетива, оттянутая Эврихом до самого уха, и длинная стрела по самое оперение беззвучно вонзилась в грудь Зачахара, бросила сухощавое тело изготовителя Огненного зелья на окно, набранное из крупных кусков полупрозрачного стекла. Изо рта человека, в неуемной своей гордыне величавшего себя придворным магом, хлынула кровь. Бездыханное тело сползло с широкого подоконника на пол, пятная кровью бледно-бежевые плиты песчаника.

«Впитается — не отмыть будет», — подумал Эврих и, не выпуская из рук лука, шагнул к окну. Не поднимая тяжелую раму, прильнул глазом к стеклу. Миновав дюжих привратников, крытые холстиной подводы с грохотом объезжали дом и вот-вот должны были свернуть за угол. Стало быть, если возницы не получат новых приказов, подводы они поставят во дворе. А начальник охраны сейчас будет здесь. Может статься, еще и с телохранителем, который стоял при входе на лестницу.

Аррант бросил последний взгляд на Зачахара — вышитые по золотой парче алые драконы изломаны и перекручены, в застывшем лице ни кровинки — и рванул дверь в смежную с кабинетом комнату. В одной из них, расположенной слева от окна, была устроена мастерская, в другой — той, что справа, — кладовая, в которой изобретатель хранил образцы своих изделий. Как раз то, что Эвриху в данный момент нужно.

Окинув цепким взором тянувшиеся вдоль стен стеллажи, заставленные горшками, кубышками, металлическими трубками и цилиндрами, начиненными Огненным зельем, аррант удостоверился, что с тех пор, как Зачахар показывал ему свой арсенал, ничего здесь не изменилось. Осталось только сообразить, каким образом его лучше использовать.

Чиркнув кресалом, Эврих раздул тлеющий трут и поднес крохотный огонек к одному свешивавшемуся из горшка фитилю, к другому… Сунул за пазуху три бронзовых «куколки» и ринулся в кабинет. Сорвал со стены саадак со стрелами и, услышав звук приближающихся по коридору шагов, юркнул в мастерскую.

Наложил на тетиву стрелу и мысленно воззвал к Небожителям, дабы позволили они ему выскочить в коридор прежде, чем догорят фитили. Дело сделано только наполовину, и в доме этом прольется еще немало крови, прежде чем он покинет его. Если покинет…

В дверь кабинета постучали, но Зачахар, как и положено образцовому покойнику, безмолвствовал — с пяти шагов Эврих не мог промахнуться, хотя стрелком был посредственным. Стук повторился, дверь распахнулась, и в кабинет заглянул телохранитель — здоровенный степняк с бегающими колючими глазками и огромным кривым мечом у пояса. Издав похожий на приглушенное рычание возглас, он бросился к телу своего хозяина, а в дверном проеме возник воин в блестящем медном нагруднике.