Кольцо мечей - Арнасон Элинор. Страница 54
И все вчера лишь освещали дурням
Их путь к могиле. Догорай свеча!
Жизнь — только тень, убогий лицедей,
Что пыжится на сцене час-другой
И сгинет без следов, как не был, повесть,
Рассказанная идиотом. В ней
Полно неистовства и громких криков,
Но смысла нет.
— Какой великолепный язык. Могу лишь надеяться, что мне удастся перевести этот монолог, как он того заслуживает. Одного у вас, человеков, не отнять — писать вы умеете! — Он перевел дух. — И должен признаться, мне нравится Макбет! Его мужество вне всяких сомнений. Он не сдается даже, когда достиг предела отчаяния. Вот что происходит с людьми, когда они пренебрегают достойным поведением. Макбету и его матери следовало бы принять старого короля, как положено, и с честью проводить его.
— Угу, — сказала Анна.
— Что-то случилось? — спросил Матсехар.
— Я не хочу говорить об этом.
Он помолчал, продолжая вести ее по незнакомым коридорам.
— У Ники неприятности? — спросил он наконец.
— Да.
— Какие?
— Этого я вам сказать не могу.
— Мне вернуться и узнать у него?
— Он не хочет навлекать на вас неприятности, — сказала Анна после паузы.
— Значит, что-то серьезное. Я вернусь, как только провожу вас.
Они подошли к лифту, поднялись на нем в невесомость и вошли в челнок под взглядами двух обслуживающих его хвархатов, которые стояли на полу, к которому прилипали их сандалии. Анна опустилась в кресло и застегнула ремни.
— До свидания, — сказал Матсехар. — Надеюсь, у вас все обойдется благополучно.
Он ушел. Анна услышала, как, скользнув, закрылась дверь.
Один из хвархатов сказал:
— Мэм Перес, мы должны вас предупредить, что летит еще один пассажир.
25
Я проверил, как Гварха. Он все еще был без сознания, и я встревожился. Ему пора было прийти в себя. Я начал бродить по комнате, стараясь не думать о будущем. Я знал, что выбора не сделаю. Такая возможность у меня была все время, пока я находился в тюрьме — более трех лет — и ни разу не показалась заманчивой даже слегка, хотя альтернативой были двенадцать комнатушек, в которых мне предстояло провести остаток жизни в обществе членов экипажа «Гонца Свободного Рынка». Словно круг дантовского ада, или пьеса как его там?.. Ну, французского философа.
— Ники! — произнес голос.
Матсехар! Он был в прихожей.
— Почему ты вернулся?
— Анна сказала, что не все в порядке.
— Она ошиблась. Она же плохо себя чувствует. Все прекрасно.
— Выйди сюда, — потребовал он. — Ты же знаешь, я люблю видеть тех, с кем разговариваю.
Черт! Это я знал, и знал также, что Матс бывает упрямее осла. И, не высказав всего, не уйдет.
— Сейчас, — сказал я, проверил Гварху и убедился, что он все еще без сознания, узлы затянуты крепко, а пульс у него ровный и хорошего наполнения.
Я вышел в прихожую очень быстро, чтобы Матс не успел заглянуть в кабинет.
Он стоял прямо, развернув плечи, и выражение у него было словно он спорил с актерами или музыкантами: угрюмая решимость в сочетании с непоколебимой уверенностью в своей правоте. Матс видит мир в разных оттенках серого, лишь иногда — пока пишет пьесу.
— Я тебе не верю. Я не знаток человеков, но Анна выглядела вполне здоровой, а лгуньей она мне не кажется.
Я-то лгун, как всем известно. Такая уж у меня репутация!
— Она ошибается, Матс. Положись на меня.
Угрюмая решимость стала еще угрюмее.
— Первозащитник сегодня не в лучшем настроении. (Мягко сказано!) И тебе лучше уйти, до того как он рассердится.
Матс посмотрел на дверь кабинета.
— Он там?
— Да.
— Я бы хотел его увидеть.
— Зачем? Никакого дела у тебя к нему нет, и вы не слишком симпатизируете друг другу.
— Я прикомандирован к его штабу. Я имею права его видеть. И хочу это право осуществить.
Тут я вспомнил об аппаратуре наблюдения за прихожей. Скорее всего наблюдение ведет только компьютерная программа. Но если программа решит, что происходит нечто необычное, она просигнализирует специалисту, и я пропал. Впрочем, я уже пропал.
Черт бы побрал Людей и их манию следить за тем, кто где находится. Почему судьба не связала меня с менее параноической расой? Или менее параноическим полом.
— Матс, ты прервал мой спор с первозащитником. Спор сугубо частный, и мне хотелось бы довести его до конца.
— Ах, так? — Уверенности у него поубыло. — Очередная ваша ссора. Почему ты не сказал Анне? Она ведет себя так, словно встревожена. По-моему, она встревожена. Но с человеками определить это не легко.
— Ты же знаешь, как человеки относятся к пристойному поведению. Если я как-то напоминаю ей, что я такое, она испытывает неловкость.
Он расстроенно нахмурился.
— Мне не хотелось бы думать, что она страдает той же узостью, что и вся ее раса.
— Никто не свободен от недостатков.
(Гварха, постарайся придумать, как сказать Матсехару, что это неправда. Я не хочу, чтобы он думал об Анне дурно.)
— Ну, ты мог придумать причину, которая ее не встревожила бы, особенно раз она больна. Зачем ей было знать, что это любовная ссора? Мало ли какие причины могут вызвать спор.
— Ты прав, так мне и следовало бы сделать, но я не сообразил, а сейчас мне надо вернуться в кабинет. Наверное, у тебя есть чем заняться, вместо того, чтобы стоять в прихожей Эттин Гвархи.
Он откинул голову в знак согласия.
— Завтра, завтра.
— Что-что?
— Ники, да что с тобой? Неужели не узнал? Это же «Макбет». Ты уверен, что у тебя действительно все хорошо?
— В разгар спора? Но тут я могу только сам. Так иди.
Он ушел, и я вернулся в кабинет.
Генерал стоял у своего стола с рукой на аппарате связи. Он посмотрел на меня и поднял руку. В ней был нож — эмблема его должности — острый, как бритва.
Я остановился и сделал знак, что понимаю и принимаю к сведению. Дверь закрылась за мной.
Генерал отключил аппарат.
— Служба безопасности. Они спрашивали, не проверить ли мою прихожую. Я сказал, что не надо. Сядь, Ники.
Я подошел к одному из кресел у его стола, сел, откинулся и вытянул ноги перед собой, скрестив их. Поза, не позволяющая вскочить внезапно, и показывающая, что агрессивных намерений у меня больше нет.
— Ты всегда непрактичен в мелочах, — сказал он. — Когда связываешь кого-нибудь, не затягивай веревку вокруг сапог. Толку не будет. И не оставляй связанного в комнате, где есть нож.
Я опустил глаза. Он был в носках.
— Бесспорно, я не должен был выходить из комнаты, но явился Матс, и надо было от него избавиться.
— Он замешан в этом? Ты втянул ведущего драматурга в измену? Как подло.
— Он понятия не имеет о том, что происходит. Матсехар никогда не сделает ничего во вред Людям.
Он положил нож, но рядом со своей рукой.
— Где Анна?
— Узнай сам.
Он включил ВС и вызвал службу безопасности. Они уложились в пару минут. Она находилась на борту челнока, а челнок находился на полпути к человечьему кораблю, где известно, что она в челноке. Хуже того: в челноке с Анной находится еще один землянин — Этьен Корбо.
— Курьер, — доложил аппарат. — Человеки заказали доставку его на их корабль с обычным рейсом челнока. Мы сообщили им о сегодняшнем спецрейсе.
Он сердито зашипел и хлопнул ладонью по столу возле ножа. Я посмотрел на свои ноги. А аппарат сказал:
— Я не понял вашего последнего распоряжения, первозащитник.
— Соедини меня с пилотом челнока.
Их соединили, и генерал попросил позвать Анну. Некоторое время царила тишина, нарушаемая только шорохом сингулярности, дробящей материю. Затем голос Анны:
— Первозащитник?
— Второй делегат с вами?
— Нет. Ему предложили остаться в пассажирском салоне.
— Вы с ним говорили? Он знает, что происходит?
Снова тишина и шорох сингулярности, выполняющей свою работу.
— Мэм, я распоряжусь, чтобы челнок вернулся сюда. Из любезности и в надежде, что мы все-таки заключим мир, не говорите ничего Этьену Корбо.