Кольцо мечей - Арнасон Элинор. Страница 55
— С Ником ничего не случилось?
Он махнул рукой, я встал и подошел к аппарату.
— У меня все в порядке, Анна.
— Мне следует выполнить просьбу Эттин Гвархи?
— Не знаю.
Генерал снова сердито зашипел. Нож лежал на равном расстоянии между нами. Я было подумал схватить его. Но зачем? Чтобы убить Гварху? Я сунул руки в карманы. Он это заметил и улыбнулся, враждебно сверкнув зубами.
— Анна, поступите, как сочтете нужным. Но помните, что Корбо — тупица. Не думаю, что он способен вам помочь.
— Когда вы вернетесь, — сказал генерал, — я хочу, чтобы вы поговорили с моими тетками. Возможно, они сумеют найти выход из этого положения.
— Вот это отличная идея, — сказал я в аппарат.
Анна молчала. Сингулярность занималась своим делом.
— Это разговор, который следует вести колено к колену, — добавил генерал.
И не по радио, когда неизвестно, кто вас слушает. Но сказать это вслух он, естественно, не мог.
— Ник?
— Решать вам.
— Я поступаю, как вы советуете, — сказала она.
— Объясните Корбо, — распорядился генерал, — что женщины Эттина попросили о незамедлительной встрече, вот почему челнок возвращается. Если он спросит… как это у вас говорится?.. отчего такой пожар, ответьте, что не знаете. Хей Атала Вейхар встретит вас и проводит.
Она сказала, что поняла, и он заговорил с пилотом на языке Эйха и Ахары, потом отключил ВС и повернул ко мне.
— Теперь, Никлас, мы пойдем к моим теткам. Нужно ли предупреждать тебя, чтобы ты воздержался от своих штучек?
— Я исчерпал их запас.
— Очень хорошо.
До женской половины мы шли в молчании. Первая моя реакция — слепая паника — уже миновала. Теперь я испытывал что-то вроде глухой тревоги, которая охватывает тебя перед медицинской проверкой, которая может выявить какое-нибудь неприятное заболевание.
Во время моего первого летнего семестра в колледже я попал в автокатастрофу, и мне сделали переливание крови. Затем выяснилось, что во введенной мне крови мог оказаться вирус, и целый год я сдавал анализы. Почти все время я не сомневался в благополучном исходе: я заколдован, предназначен для звезд, и ничто на Земле не способно мне повредить. Но в те дни, когда у меня брали кровь на анализ и я видел, как осторожны лаборанты, меня охватывал ужас. В конце концов все обошлось. Болезнь, которой опасались, во мне не угнездилась.
Мы прошли чрез дверь с символом очага (часовые возле нее сделали жест, равнозначный отдаче чести) и двинулись по сверкающему голому полу коридора мимо гобеленов, изображающих людей на родной планете, занятых сельскохозяйственными работами.
Один привлек мое внимание: женщина, ремонтирующая трактор. Я воспринял ее с той кристальной ясностью, которую иногда порождает страх. Винно-красный трактор. Дородная, плотная, невозмутимая женщина, светлый мех, ярко-голубая туника. Словно что-то эпохи раннего Возрождения, работы мастера-механика.
Мы прошли по коридору в прихожую. Гварха заговорил с воздухом, и воздух ответил. Мы подождали. Открылась дверь, и следом за Гвархой я вошел в комнату, где в прошлый раз говорил с его тетушками. Теперь голограмма была отключена, и вместо выходящих на океан окон взгляд упирался в глухую стену. Дверь, через которую мы вошли, бросалась в глаза — деревянная панель, черная, как уголь.
В центре комнаты стояли кольцом семь кресел. В трех сидели тетушки в огненного цвета платьях. Рядом с ними сидела четвертая женщина, высокая, худая, с мехом, убеленным годами. Ее платье было зеленым с сине-бело-серебряной вышивкой. Скорее всего традиционный узор с многословным названием. «Поднимаясь все выше в горы, мы наконец взираем на высокие, одетые льдом вершины». Я опустил взгляд.
— Подними голову, — сказала старуха.
— Я хочу посмотреть в твои глаза.
Я встретил ее взгляд. Она внимательно уставилась на меня.
— Бело-зеленые. Необычно, но красиво, точно ветки в снегу. Ты из-за них влюбился в него, Гварха? Из-за глаз?
— Это, — сдержанно сказал генерал, — моя бабушка. По-моему, вы еще не встречались.
Зато я много о ней слышал. Она была даже круче своих дочерей. Именно при ней Эттин приобрел свое нынешнее влияние. В возрасте восьмидесяти лет она удалилась в дом на крайнем юге, заявив, что сыта Людьми по передние зубы. Более двадцати лет она придумывала себе всяческие занятия: вела наблюдения за животными вроде птиц, разводила животных вроде рыб, сочиняла музыку, писала мемуары. Музыка была неплохой и минорной — вполне на уровне для устранившегося от дел политика. Мемуары, еще не опубликованные, внушали опасения многим и многим. Но я понятия не имел, почему она оказалась тут.
— Сядь, — приказала старая дама. — И держи голову прямо. Я еще не видела землянина, то есть вживе. Очень интересно.
Я послушался.
Гварха сел в кресло напротив меня и наиболее удаленное.
— Гварха, ты не ответил на мой вопрос.
Он взглянул на нее.
— Мне трудно вспомнить, почему я его полюбил.
Старуха нахмурилась.
— Это тоже не ответ. Что у тебя за манеры!
— Матушка, — сказала Пер довольно робко. — Гварха объяснил, что попал в сложное положение. Может быть, мы попросим, чтобы он уточнил, в чем дело?
— Ну, хорошо, — согласилась старуха.
Генерал посмотрел на меня.
— Следи за тем, что я буду говорить. Если я пропущу что-либо важное или искажу происходившее, прерви меня.
Я кивнул, и он приступил к рассказу. Он великолепно владел собой — поза непринужденная, но и не расслабленная, голос спокойный и ровный. Как ни хорошо я его знаю, мне не удавалось уловить хотя бы малейшей эмоции. Офицер, докладывающий начальству. Иногда он косился на меня, проверяя, не хочу ли я что-нибудь добавить, но я кивал — продолжай. Кончив, он сказал:
— Ты все время молчал, Ники. У тебя есть какие-нибудь поправки?
— Практически нет. Вы пропустили начало моего разговора с Анной — вероятно, потому, что компьютер еще не просигнализировал вам, а также то, что произошло, пока вы были без сознания.
— Что-нибудь важное?
Я пожал плечами.
— Считаю это отрицательным ответом. — Он обвел взглядом своих родственниц. — У меня есть запись всего этого. Но почти все по-английски.
— Обязательно пришли копию Сей, — сказала Пер.
— Хорошо, — ответил Эттин Гварха.
Зазвонил аппарат внутренней связи. Ответила Апци. Вейхар привел Анну. Пер посмотрела на меня.
— Выйди туда и попроси ее немного подождать. Сначала мы должны разобраться с этим. Скажи, что ей нечего опасаться. Ей не причинят вреда. Я обещаю.
— Обещают женщины Эттина, — сказала Эттин Петали.
Анна была в прихожей. Я все время забываю, что Анна вовсе не атлетического сложения. Что-то в ней сбивает меня с толку, хотя мне трудно подыскать этому определение. Увлеченность? Сила характера? Несгибаемость? В любом случае, Анна обычно выглядит более внушительной, чем положено по ее телосложению.
Но только не в этот момент. В низком широком хварском кресле она казалась испуганной и маленькой. Рядом стоял Вейхар.
— Что происходит? — спросил он на языке Эйха и Ахары.
— Тебе попозже объяснит Эттин Гварха, если сочтет нужным.
Он встревожился.
— Что мне надо делать?
— Остаться здесь. Составить компанию Анне и присмотреть, чтобы она не ушла.
— Она арестована? — спросил он шокированно.
— Нет. Но первозащитник и женщины Эттина не хотят, чтобы она бродила по станции.
Он, видимо, недоумевал, но промолчал.
Анна подняла голову. У нее был оглушенный вид, словно у зверька, попавшего в луч яркого света.
— Меня послала Эттин Пер, — сказал я по-английски. — Вам нечего опасаться. Вам не причинят никакого вреда.
Вейхар вздрогнул при слове «вред». Анна не шевельнулась.
— Она хочет, чтобы вы подождали тут, пока мы не выясним некоторые другие вопросы. Поверьте, вы можете положиться на ее слово.
Анна снова никак не прореагировала.
— Не помню, упоминал ли я прозвище Гвархи? Их у него несколько, но это дружеское, его можно употреблять при нем, и при мне — «Человек, которым командуют его тетки». Он ничего не сделает вопреки женщинам Эттина.