Прикосновение горца - Монинг Карен Мари. Страница 3

Она с болью вспомнила недавние наставления матери. Кэтрин просила, чтобы ее кремировали, потому что это дешевле, чем похороны. При воспоминании об этом желании матери Лизе чуть не стало плохо прямо на остановке. Она, конечно, понимала, что мама пытается сэкономить, чтобы дать ей хоть какой-то шанс жить нормальной жизнью после ее смерти, но этот шанс был Лизе ни к чему.

За последнюю неделю состояние Кэтрин резко ухудшилось, и Лиза оказалась в невыносимом положении, потому что ничем не могла облегчить страдания матери. Боль Кэтрин могла прекратиться только со смертью. Лизу терзали незнакомые ей ранее чувства. То она злилась на весь мир, то готова была душу продать за то, чтобы вернуть маме здоровье. Но самыми ужасными казались ей дни, когда она ощущала глухое раздражение, прорывавшееся сквозь печаль. Это было невыносимо, потому что из-за этого раздражения Лиза испытывала чувство вины и считала себя неблагодарной. Ведь многие люди становились сиротами еще раньше, чем она.

Когда они сели в автобус, Руби устроилась рядом с Лизой и всю дорогу развлекала ее болтовней, чтобы отвлечь от грустных мыслей. Но это не помогало. Лиза практически не слышала ее, пытаясь вообще ни о чем не думать – и особенно о том, что будет «после». Ей и «сейчас» было достаточно плохо.

«Как же так могло получиться? Господи, что произошло с моей жизнью?» – думала она, массируя виски.

А за окнами автобуса, идущего в Цинциннати, снова начался холодный мартовский дождь, укрывавший серой пеленой хмурый и унылый мир.

Едва переступив порог музея, Лиза с облегчением вздохнула. Здесь было тихо, как в склепе, но эта тишина создавала ощущение покоя. Стеклянная поверхность выставочных стендов отражалась в начищенных до немыслимого блеска мраморных полах, в которых тускло мерцал приглушенный свет многочисленных бра. Лиза тщательно вытерла влажные ботинки о коврик у двери, прежде чем ступить в свое святилище.

Живой ум Лизы жаждал новых знаний с тех пор, как пять лет назад она окончила школу, и порой ей казалось, что музей разговаривает с ней, нашептывая об удивительных вещах, которых ей никогда не узнать: об экзотических странах, тропических джунглях, загадках и приключениях. Она обожала купола потолков, покрытых мозаикой, на которых были изображены персонажи различных саг. Лиза знала о них все до мельчайших деталей – о каждой легенде, о любой битве, обо всех героях и героинях.

Вытерев досуха ботинки, она повесила плащ у дверей и направилась в крыло музея, представлявшее средневековье. Перед входом в этот зал висел плакат: «История – это волшебные врата в прошлое, где вас ожидают удивительные открытия».

Грустная улыбка тронула губы Лизы. Ей хотелось бы попасть в такой волшебный мир, где она могла бы ходить в колледж, а не вздыхать над рухнувшими надеждами, в то время как все ее бывшие школьные друзья разъехались с новыми чемоданами к новым друзьям. Колледж? Уфф! Вечеринки и друзья? Уфф, уфф! Родители, которые еще погуляют у нее на свадьбе? Уфф, уфф, уфф!

Лиза взглянула на часы и яростно принялась за работу, чтобы не думать о своих несчастьях. Работала она быстро и умело, так что вскоре зал выглядел безукоризненно. Протирать экспонаты было для Лизы особым удовольствием, потому что прикасаться к этим сокровищам днем ей никто бы не позволил. Как всегда, кабинет директора музея Штейманна она оставила напоследок. Директор был неисправимым педантом, и в его кабинете часто можно было увидеть новые интересные экспонаты, которые сначала следовало занести в каталог, а уж потом выставлять на всеобщее обозрение.

Лиза часами могла бродить по безмолвному музею, разглядывая оружие, доспехи, изучая легенды и битвы, но Штейманн строго-настрого приказал ей уходить не позже пяти утра.

Лиза со вздохом расставляла книги на полках шкафов из красного дерева, которые стояли вдоль стен его кабинета. Штейманн был напыщенный и высокомерный тип. Лиза вспомнила, как после собеседования встала и протянула ему руку, а директор музея даже не пошевелился, только неодобрительно посмотрел на нее. Потом Штейманн сухим и надменным тоном пояснил, что единственная причина, по которой ее пустили в музей, – это необходимость обеспечивать чистоту помещений. Он так часто напоминал Лизе о том, что она должна уходить не позже пяти утра, что она стала чувствовать себя Золушкой и была уверена, что Штейманн превратит ее в нечто похуже тыквы, если она не успеет уйти вовремя.

Несмотря на высокомерие директора, Лиза была так рада получить эту работу, что даже позволила маме уговорить себя пойти и отметить вместе с Руби, хоть и с опозданием, свой день рождения. Вспомнив о том, что произошло в тот день, Лиза закрыла глаза и вздохнула. После ужина она подошла к стойке бара, чтобы разменять бумажные деньги намелочь. (Они с Руби решили сыграть в пул.) К бару подошел красивый хорошо одетый мужчина и несколько минут флиртовал с ней, и Лиза на какое-то время почувствовала себя особенной. Когда мужчина спросил, чем она занимается, Лиза с гордостью ответила, что работает в музее. Ее собеседник был заинтригован. А кем она работает? Директором? Консультантом? Экскурсоводом?

Ночной уборщицей, ответила Лиза и добавила, что днем работает официанткой в ресторане.

Мужчина поспешно пробормотал какие-то извинения и испарился. Краска стыда от испытанного унижения бросилась Лизе в лицо, и она так и стояла у бара, пока Руби не забрала ее.

Вспомнив эту сцену, Лиза, раздраженная тем, что это еще волнует ее, швырнула тряпку через всю комнату прямо на большой глобус, стоявший в углу. Ей же абсолютно нечего стыдиться – она взрослый и ответственный человек, к тому же совсем не глупый. Жизнь подбрасывает ей все новые проблемы, и Лиза была уверена, что вполне достойно справляется с ними. Но ее злость и постоянное нервное напряжение вскоре сменились такой усталостью, что она вынуждена была присесть в кожаное директорское кресло. Расслабившись на мягком сиденье, Лиза обратила внимание на экзотического вида ларец, стоявший с краю директорского стола. Раньше она его не видела. Ларец был два фута длиной и дюймов десять шириной. Сделанный из черного дерева и покрытый диковинной резьбой, этот ларец наверняка был ценным экспонатом. И как ни странно, Штейманн не поместил его под стеклянный колпак, как он обычно поступал с экспонатами, которые нужно было занести в каталог.

Почему он оставил на столе столь ценную вещь? Лиза закрыла глаза и решила, что позволит себе отдохнуть минутки две, а пока можно и пофантазировать: она богатая независимая женщина, живущая в прекрасном доме, а ее мама здорова. В их доме изящная мебель и удобные кресла. И может, у Лизы есть парень...

Последнее, о чем она подумала, прежде чем уснуть – это куда поставить этот дивный сундучок в их чудесном доме.

– Надо было позвонить, как только вы его получили, – выговаривал Штейманну профессор Тэйлор.

Директор вел его через залы к своему кабинету.

– Я получил его только вчера, Тэйлор. Его привезли вскоре после того, как откопали. Человек, который обнаружил этот ларец, отказался даже прикасаться к нему. – Штейманн сделал паузу. – На крышке выгравировано заклятие. И хотя заклятие написано на гэльском языке, тот человек понял достаточно, чтобы уловить смысл. Вы взяли перчатки?

Тэйлор кивнул.

– И пинцет прихватил, чтобы извлекать содержимое. Вы еще не открывали ларец?

– Я не смог обнаружить механизм, который поднимает крышку, – сухо ответил Штейманн. – Сначала я вообще не был уверен, что он открывается, потому что он сделан из цельного куска дерева.

– Мы будем пользоваться пинцетом, пока не получим возможность провести лабораторные исследования. Так где, вы говорите, его нашли?

– В земле, на берегу реки в горах Шотландии. Фермер выкапывал камни из-под земли, чтобы выложить стену...

– Как же вам удалось вывезти ларец из Шотландии? – удивился Тэйлор.

– Фермер позвонил в магазин антиквариата в Эдинбурге, а хозяин магазина кое-чем мне обязан.