Высокая ставка - Монтечино Марсель. Страница 59

— Моя жена... моя жена была... э... как солнце, поднявшееся над океаном. Понимаете? И дочь тоже — как солнце. Но солнце порой закрывают тучи, и тогда начинается шторм. Понимаете? Назавтра солнце снова проглянет, и океан успокоится, но сегодня, сегодня... — Джованни пожал плечами и тряхнул головой. — Понимаете? Я плохой отец, Марко. Я слишком люблю свою дочь. Да, я сам во всем виноват. Не могу наказывать девочку. Какой же я после этого отец? — Он воздел руки к небу и с трудом продолжал: — Настоящий отец должен наказывать свою дочь. Я же не наказал ее даже тогда, когда, семилетняя, на дне рождения у подруги она растоптала все подарки, потому что они предназначались не ей. Что я за отец, если даже прикрикнуть на нее не решаюсь? Ей было тринадцать, когда она попала в полицию за то, что в поселке Роцинха купила у мафиози макону. В пятнадцать она занималась любовью с садовником прямо в машине. — Джованни сокрушенно покачал головой. — А потом убежала из школы и связалась с ангольским дипломатом. Ну какой я отец? Я слишком ее люблю. Я сам во всем виноват. Я, как это вы говорите, человек никчемный. Не могу быть с Изабель строгим, как того хочет моя сестра Ангелина. Ну не могу. Стоит ей взглянуть на меня своими большими печальными глазами, и я сразу вспоминаю ее мать и ничего не могу с собой сделать! Я — банкрот. — Он осторожно потер свои ревматические руки. — Как отец — я полный банкрот.

Наступило молчание. Первым его нарушил Джованни. — В сердце моей дочери поселилась тоска. Много, много тоски. Порой она запирается в комнате и часами — понимаете? — часами рыдает. Во всем доме слышно. Доктора говорят, что это такая... такая депрессия — маниакальная называется. Но это все от тоски. Вот здесь, — он коснулся своей груди. — Великая тоска и огромный гнев, Марко. — Он отпил из стакана виски. — И в этом нет ничего удивительного. Ведь с самого рождения она осталась без матери. — Он повернулся к Сэлу. — Так что понимаете, Марко, я не мог не поблагодарить вас, когда увидел, как моя дочь улыбается. Увидел ее счастливое лицо. Впервые в жизни. Grazio [17], сеньор Толедано. Вы так много сделали для нее и для меня.

«О'кей, я — великолепный человеческий экземпляр. Ну и что же я заслужил?»

— Марко, я хочу кое о чем вас попросить, о'кей? «О'кей!»

— Станьте учителем Изабель. Чтобы из нее получилась певица. Вы же учили ее все это время на корабле, она мне рассказывала. Все равно капитан вас уволил. Верно? А я вам предлагаю работу. Что скажете?

«Вот это здорово. Я буду иметь укрытие, да еще учить Изабель!»

— Не знаю, право, сеньор Джемелли. У меня уйма предложений со всего света. Я вот сижу и думаю, какое из них принять.

— Да, да, — кивнул сеньор Джемелли, — знаю, вы прекрасный музыкант, очень известный, но поймите, речь идет о моей дочери. Это для меня очень важно. Очень. Я буду вам хорошо платить.

Сэл улыбнулся:

— Уверен, сеньор, мы договоримся.

— Скажу вам сразу: вы будете жить в одной из квартир компании Джемелли де Жанейро и у вас будет автомобиль. Это, как говорится, хлебные.

Сэл улыбнулся.

— Чаевые.

— Si [18], чаевые. Совершенно точно. — Он насколько мог выпрямился и протянул Сэлу маленькую, похожую на лапку руку. Сэл пожал ее.

— Скажите, Марко, какие у вас планы в отношении Изабель? Она ведь очень способная, да? Настоящая артистка. Что ей нужно прежде всего? Сцена? Опера, да? До-ре-ми-фа-соль? Да? Занятия, занятия, занятия — это primo [19], нет?

— Конечно же не-е-е-ет, — протянул Сэл.

— Нет, нет, — с готовностью поддакнул Джованни. — Я такой глупый. Изабель не какая-нибудь оперная корова. Толстая и жирная. Она прекрасна, как сверкающая звезда. Кинозвезда. Первым делом вы возьмете ее в ночной клуб, чтобы она пела там самбу, а? — Его глаза сверкали. — Вся Бразилия будет от нее без ума.

Сэл задумчиво почесал шрам под бородой.

— Нет, сеньор Джемелли, — сказал он серьезно. — Видите ли, Изабель, возможно, бразильская гражданка, но певица она американская.

— А-а-а... — протянул Джованни, сдвинув брови и пытаясь осмыслить то, что говорил ему Сэл.

— Видите ли, сеньор Джемелли, ночные клубы не самое подходящее место для начинающей певицы. Ночные клубы, дискотеки, бары — все это не музыкальный, а алкогольный бизнес. На первом месте там торговля спиртным, а не музыка, понимаете? Не хочу, чтобы Изабель начинала на этой... помойке.

— А-а-а, это интересно, — произнес Джованни, сделав вид, что понимает, и внимательно глядя на Сэла.

— Нужны пластинки, сеньор Джемелли. Индустрия пластинок. Кассеты. Вот единственно правильный путь.

Это и есть музыкальный бизнес. Вот с чего я хотел бы начать. — Глаза Сэла горели энтузиазмом. — Привести Изабель в студию, сделать несколько записей... Хотя бы четыре песни, все новые. Три танцевальных ритма и баллада, пожалуй, это самая лучшая смесь — и затем предложить записи в какой-нибудь крупный музыкальный центр...

— Верно, — согласился Джованни. — В Нью-Йорке, Голливуде...

«Нет, нет. Мне еще не время возвращаться в Штаты».

— Лучше в Лондоне, сэр.

— А у вас там есть деловые партнеры?

— Конечно. К тому же английский рынок широко открыт для новых дарований. Понимаете, что я имею в виду? Америка — крепкий орешек. — «И опасный». — Сначала мы утвердимся в Англии, а потом завоюем Штаты.

— Понимаю, понимаю... Но скажите мне, Марко, готова ли Изабель ко всему тому, о чем вы говорите? Ну, скажем, записываться на пластинки? Я знаю, она очень хороша. И все-таки...

Сэл долго смотрел на Джованни, раздумывая, как ему лучше ответить.

— На этот счет у меня есть своя маленькая теория, сэр. Я считаю, что некоторые певцы рок-н-ролла — немногие, очень немногие, иногда "один на целое поколение — должны быть записаны в самом начале карьеры. — Чтобы придать словам особую важность, Сэл всем телом подался вперед. — Элвис, Джеки Уилсон, Отис Рединг, «Битлз» — все они вошли в первую десятку прямо из углового кафе. Потому что обладали редким даром и были уже сложившимися певцами, настоящими профессионалами. Талант не зависит от возраста. Так что прежде всего студия. Вот, что нужно всем без исключения певцам рок-н-ролла. А у Изи именно такое дарование.

Джованни склонил голову набок.

— Изи?

Сэл улыбнулся:

— Всего лишь псевдоним.

Вдруг Джованни как-то странно взглянул на Сэла:

— Марко, нам нужно кое-что выяснить.

«Черт побери, о чем это он? Хочет сказать, чтобы я держался подальше от его дочери? Эта Изабель — та еще штучка».

— У меня к вам один вопрос.

— Слушаю вас, сеньор Джемелли.

Джованни беспокойно задвигался, неловко переставляя палку.

— Дело щекотливое.

«Ну, давай же, старина, выдай мне хорошенькое наставление».

— Пожалуйста, сеньор Джемелли, спрашивайте о чем угодно.

Глаза у Джованни были темные и печальные — настоящий Иисус Христос на кресте.

— Марко, скажите, у вас СПИД?

Сэл удивленно уставился на Джованни, затем до него дошло. Он запрокинул голову и громко расхохотался.

Книга пятая

РИО-ДЕ-ЖАНЕЙРО — НОЯБРЬ

Рио напоминал публичный дом. Длинный, расположенный на извилистом берегу бордель. Даже океан, обрушивающий свои волны на узкую песчаную полосу Копакабана-Бич, источал запах обильной горячей спермы, растекающейся по темным бедрам взмокшей от пота потаскухи. И как в любом бардаке мира, где жаждущие утоляют свой сексуальный голод, здесь на каждом шагу случаются убийства и изнасилования, причем на глазах у всех.

Тощие чумазые подростки группами бродят по набережной, с вожделением поглядывая на часы и фотоаппараты туристов, направляющихся на теплый песчаный берег. Ночью таксисты мчатся на красный свет, только бы не останавливаться на каком-нибудь сомнительном перекрестке, где их могут ограбить.