Ядерный будильник - Гайдуков Сергей. Страница 24
И все, обрыв. Будто перегородка в памяти мешала заглянуть дальше.
Но что-то тогда случилось. Какое-то важное и странное событие, после которого всё было уже совсем по-другому.
Настолько по-другому, что Алексей уже не понимал — куда и зачем, кто и почему…
Он поднялся на ноги, все ещё не уверенный в своём избавлении от пуль, только что суматошно носившихся по лесу, словно рой обезумевших пчёл. Только что? Или час назад? Или два часа назад? Или день? Теперь уверенности не было ни в чём.
Стоя посреди леса и слыша лишь обычные его звуки, можно было подумать, что все недавние события были ночным кошмаром. А на самом деле он, Алексей Белов, вчера вернулся из армии, крепко отметил это событие, перебрал домашней настойки, забрёл в рощу, что неподалёку от дома, и уснул. Очень даже может быть.
А если это та самая ближняя роща, то нужно идти вон туда, и минут через пять выйдешь к огородам, а за огородами будет пруд, а там и улица, на которой вырос, там и дом. И когда увидишь улицу, увидишь дом, когда откроешь его дверь, увидишь мать и сестру, то поймёшь, что всё было лишь плохим сном.
И тогда надо будет улыбнуться. Сесть за стол, выпить чаю и непременно рассказать этот сон матери, потому что плохие сны обязательно нужно рассказывать. А если их не рассказывать, то…
Алексей все быстрее передвигал усталые ноги и с каждым движением все больше убеждал себя — да, так оно и будет. Сейчас, ещё немного, роща кончится, а оттуда уже видна и телевизионная антенна на крыше Виталикова дома. Ещё немного, и кончатся деревья. Ещё немного, и кончится кошмар.
А потом деревья действительно как-то быстро разбежались в стороны, расчистили путь.
Алексей оказался на поляне. Посреди поляны застыла продырявленная пулями «десятка». На капоте «десятки» сидел плотный круглолицый мужчина, при виде которого Алексей ощутил странный холодок в позвоночнике. Будто бы кто-то отвесил Алексею невидимый подзатыльник, леденящие волны от которого разошлись по всему телу. От этого подзатыльника ржавые шестерёнки в голове сдвинулись наконец с места, и звук открывшейся калитки в доме на Лесном шоссе получил смутное продолжение.
— Вы… — сказал Алексей, ища слова, адекватные вскипевшей в нём ярости, и понимая, что нет таких слов, есть только свирепый удар в солнечное сплетение и немедленный бонус коленом в пах. Вот кто все испортил. Вот кто украл смысл. — Вор, — сказал Алексей, все ещё не решаясь шагнугь к самой машине, потому что человек на капоте вполне мог оказаться персонажем сна, который по рассеянности забыл сгинуть с первыми лучами солнца. Или вместо солнечных лучей нужен был удар в солнечное сплетение?! Ну так за мной не заржавеет.
Алексей рванулся вперёд, походя смахнув с ноги шмеля. И понял, что это не шмель. Что-то очень маленькое торчало из ноги чуть выше колена, и Алексей вспомнил, что во сне с ним такое уже случалось.
«Он опять меня убил», — была последняя отчётливая мысль, прежде чем Алексей упал лицом вниз в паре шагов от «десятки».
Вот что бывает с нерассказанными плохими снами — они становятся реальностью.
2
На этот раз их было двое. Один — все тот же самый плотный мужик в очках, только теперь он вырядился в спортивный костюм «Найк». Вторым был странный тип, который вёл себя так, будто оказался здесь совершенно случайно. Он всё время смотрел в пол или же вдруг принимался тщательно разглядывать собственные ладони, будто бы впервые их видел. И он молчал. Говорил первый.
— Ты нормально себя чувствуешь? Слышишь меня? Понимаешь то, что я говорю?
Алексей с трудом сфокусировал взгляд на очкастом, потом налитые свинцом веки взяли своё, и Алексей перестал что-либо видеть.
Через минуту или через час он снова открыл глаза. Можно было и не открывать — перед ним сидели все те же две галлюцинации.
— Алексей, ты меня слышишь? Ответь мне, — требовательно сказал очкастый.
Кой хрен тебе отвечать, если ты глюк. Причём дурной глюк, ты меня уже два раза убил. Чего тебе ещё от меня надо?
Кажется. Алексей произнёс это вслух, потому что очкастый недовольно буркнул:
— Он что, меня за галлюцинацию принял? Вот ведь ещё…
Его напарник вдруг перестал изучать линии на своих ладонях, встал, подошёл к Алексею и протянул ему стакан воды.
Алексей увидел этот стакан и внезапно осознал свою ужасную, до спазмов, жажду. Гортань была словно выжженная пустыня, и Алексей инстинктивно протянул руку за стаканом, но потом вспомнил — это же сон, мираж. Этих людей нет, а значит, и стакана нет. Жаль.
И тогда напарник очкастого сделал страшную вещь. Он вложил этот стакан в чуть подрагивающие пальцы Алексея. Стекло было твёрдым, холодным и абсолютно реальным. Алексей осторожно заглянул внутрь — там плескалась вода. Алексей перевернул стакан. Вода вылилась ему на колено. Это была самая настоящая мокрая вода. Алексей разжал пальцы. Стакан упал на пол, но не разбился, потому что пол был застелен чем-то мягким. Напарник очкастого поднял стакан, взвесил его в руке и швырнул в стену. Осколки брызнули в стороны, и Алексей закричал, до смерти перепугав очкастого.
Это всё было по-настоящему. Это всё было на самом деле. Вода, стакан, очкастый, расстрелянная «десятка».
Алексей кричал, чувствуя, как страх перед этой реальностью держит его за сердце холодной пятернёй, то сжимая, то разжимая стальные пальцы, будто бы забавляясь.
Очкастый скривился, будто бы у него болел желудок, а напарник его вздохнул, развернулся и врезал Алексею по лицу, оборвав этот вопль животного страха. Наступила тишина, и в этой тишине Бондарев негромко и очень выразительно сказал, глядя на Дюка:
— Лучше бы ты действительно был галлюцинацией.
3
Некоторое время спустя, оставшись один в этой странной комнате с больничным запахом, Алексей встал с кресла, медленно прошёлся, на всякий случай тронул пальцами стену — твёрдая, настоящая.
Стена-то настоящая, а вот эти двое всё-таки глюки. Потому что говорили они вещи абсолютно безумные, особенно тот, очкастый.
А закончил он тем, чем и должен был закончить. Этим всегда заканчивалось, когда Алексей встречался с очкастым.
Очкастый сказал, что Алексей должен умереть.
Глава 12
Бондарев: легенда
1
В машине Дюк скомкал куртку от спортивного костюма, швырнул её на заднее сиденье и спросил, не глядя в сторону Бондарева:
— Ты сейчас чего больше хочешь — дать мне в морду или пообедать?
— Обедать, — честно признался Бондарев. Дюк, судя по всему, был приятно удивлён его выбором.
— Я тебя отвезу в лучший местный ресторан, — воодушевлённо пообещал он. — Я определил его методом изнуряющих проб и жестоких ошибок, я был как сапёр, с той разницей, что подрывался я неоднократно, и в такие часы туалет в моём гостиничном номере был мне как родной…
Они оставили полковника Фоменко лежать под грудой веток — там, где оставили его подчинённые. Спецназовцам не захотелось пускаться в рискованные объяснения насчёт этой загородной прогулки с оружием, после чего полковник получил от кого-то из своих пулю в глаз. Поэтому они тщательно собрали гильзы и уехали в город, чтобы потом так же тщательно вычистить стволы автоматов и скрыть расход патронов. Фоменко-младший в процессе извлечения из «десятки» совершенно случайно получил могучий удар в темя, а потому все его воспоминания носили смутный и противоречивый характер. Олега привезли домой и очень серьёзно посоветовали ему помалкивать. Фоменко-младший был к этому времени так запуган, что все команды выполнял с полуслова. А эту — в особенности.
У Дюка были разные идеи насчёт трупа — то ли просто закопать от греха подальше, то ли подбросить к зданию ГУВД якобы от местного криминала, и тем самым спровоцировать наезд милиции на этот самый криминал… Бондарев сказал: «Пусть лежит». Дюк подумал, что, должно быть, у напарника зреет какой-то многоходовой план насчёт покойника. А Бондареву просто показалось справедливым, чтобы человек, ворочавший килограммами наркотиков, десятками тысяч долларов и многими людскими судьбами, успокоился именно так — в безвестном месте под грудой веток.