Город грешных желаний - Арсеньева Елена. Страница 66
– И поделом бы! – взревел Аретино. – Но ты лучше не ее, а меня бойся! И она пусть тоже боится. А кстати, где она? Где Джилья? Кто-нибудь вообще видел ее – или это ты придумала, чтобы выставить меня на смех перед своими русскими дружками? – вдруг обернулся он к Троянде, и у той обморочно зашлось сердце: Аретино догадался… не мог не догадаться. Теперь он убьет ее, просто пришибет на месте – и все! – Ну, говори: где Джилья?!
– Да здесь я, чего ты орешь, Пьетро? – раздался раздраженный голос, и на террасе появилось новое действующее лицо, при виде которого Троянда перекрестилась, Луиджи рухнул на ступеньки кучкою сверкающего тряпья, а Аретино, слепо простирая руки, двинулся вперед, бормоча:
– Джилья… о Джилья, значит, ты вернулась?!
– Разумеется, вернулась! – сердито воскликнула изрядно обтрепанная фигура с исхудалым лицом, сверкая зелеными глазищами, под одним из которых желтел преизрядный синяк. – И я бы не возражала, если бы вернулось еще кое-что… например, мои платья, половины из которых я не нахожу! Надеюсь, ты не роздал их кому-нибудь из своих поганых Аретинок? Или, не дай бог, завел новую любовницу?! О, кого я вижу! – наконец заметила она Троянду, и глаза ее засверкали, как изумруды. – Но ведь тебя похоронили!
– Меня похоронили, а ты, как я вижу, сбежала от Пьетро, – усмехнулась Троянда, почти с благодарностью вглядываясь в эти неукротимые глаза. – Как говорится в пьесах, на сцене то же и те же.
– Почти! – мрачно буркнула Джилья. – Не хватает одного персонажа, но, клянусь мадонной, если он попадется мне на глаза… Я буду бога молить, чтобы наши пути еще пересеклись и я могла бы сказать этому гнусному предателю Луиджи все, что думаю о нем!
– Бог тут едва ли поможет, – самым дружеским тоном посоветовала Троянда. – Но если ты попросишь о помощи Аллаха, может быть, тебе и повезет.
– Аллаха? – недоуменно повторила Джилья.
Тут парчовая куча на ступеньках пришла в движение и начала перемещаться к дверям. Джилья смотрела на нее сперва непонимающе, потом изумленно, потом… потом черты ее осветились радостью, и, дико, восторженно взвизгнув, она кинулась вслед за кучей, которая обрела две проворных ноги и опрометью ринулась в глубины дворца, звеня и сверкая бесчисленным количеством бриллиантов, жемчугов, сапфиров, рубинов, топазов, изумрудов, покрывавших ее, словно панцирь.
Аретино обратил на Троянду изумленные глаза, блестящие от счастливых слез:
– Это Джилья! В самом деле Джилья! Теперь я восстану из праха. Она неподражаема, верно?
– Верно, верно, – успокаивающе похлопала его по руке Троянда. – А главное, всегда появляется как нельзя более кстати!
На сей раз это, безусловно, была чистая правда.
23. Сумма растет
– Ты что, думаешь, я спятил от всех этих событий? – Глаза Прокопия – узкие жгучие щели, раскаленные лезвия. – Надо быть сумасшедшим, чтобы поверить тебе! Ты вкралась сюда… – Он выпяченным подбородком указал на неприбранную, запыленную каюту, неузнаваемо изменившуюся с тех пор, как Троянда была здесь.
Она перебила:
– Tы сам меня сюда принес.
– Tы обольстила моего брата, – как бы не слыша ее, выкрикнул Прокопий.
– Это он обольстил меня, – вздохнула Троянда и подумала, что Прокопию никогда в жизни не догадаться, какой глубокий смысл она вкладывает в это слово – «обольстил».
– Ты заставила его рисковать жизнью, спасая твоего любовника! – продолжал перечислять ее преступления Прокопий.
– В самом деле? А разве не ты предложил мне купить этот риск ценой знакомства с Аретино? – спросила она с самым невинным выражением, какое только могла принять. – И не трудись обвинять меня в том, что я свела вас с Аретино, потому что именно этого вы хотели больше всего на свете.
– Ты знала, что он подлец! Ты могла бы предупредить нас! – закричал Прокопий и так саданул кулаком в стену, что до крови рассадил кожу, и на глазах его выступили злые, бессильные слезы.
– Не знала! В том-то и дело, что не знала! – таким же криком ответила Троянда, едва удерживаясь, чтобы не заплакать от внезапной жалости к этому отчаявшемуся мальчишке. – Мы расстались почти два года назад, и тогда он был совсем другим. Он страшно изменился, в нем появились подлость, коварство, алчность. Это Джилья сделала его таким!
– Джилья? Эта, как ее… Пьерина Риччья?
– Ну да!
– Слушай… – пробормотал Прокопий, уставившись на нее, и глаза его приобрели изумленное, донельзя растерянное выражение. – И этой самой Джилье ты предлагаешь передать сто тысяч дукатов? Этой дьяволице, которая будто бы испортила невинного ангелочка Аретино и сбила его с пути добродетели? И я должен верить, что это воплощение греха и порока поможет нам – и не выдаст наемным убийцам Аретино, чтобы взять с наших трупов в пять раз больше? Нет, ты-то уж точно сумасшедшая и весьма наглая! Да я должен гнать тебя отсюда в толчки или кликнуть Васятку, чтобы сбросил тебя за борт!
Троянда не сдержала ехидной улыбки. Теперь ей доставило удовольствие увидеть, как перекосило Прокопия. Ведь он не хуже ее знал, что Васятка прикован к постели многочисленными ранами, ему и кошку за борт не сбросить; ну а если Прокопий вздумает сам схватиться с Трояндой, еще неизвестно, кто выйдет победителем. Она и выше ростом, и крепче, и вон какие у нее когти! Он едва не задохнулся от бессильной ненависти и пробормотал:
– Да уж лучше я просто пойду к Аретино и отдам ему деньги, как он и просит, в обмен на жизнь моего брата!
– Если кто здесь и сошел с ума, так это только ты! – зло бросила Троянда. – Уверен, что Аретино его отпустит? Что не прикончит сразу, как получит деньги, – и не прибьет тебя заодно? Зачем ему оставлять в живых людей, которые могут обвинить его перед Советом десяти?
– А ты уверена, – вдруг совсем по-другому, робко спросил Прокопий, – что Григорий еще жив? Может быть, Аретино уже давно расправился с ним и бросил в канал, так что мне не выкупить даже его трупа? Так и брат сгинет невесть где, как сгинул отец? Черт бы тебя подрал! Ну почему ты не сказала сразу, что отец погиб? Тогда мы сразу ушли бы отсюда, и сейчас Гриня был бы со мной! Это все из-за тебя, опять из-за тебя!
Голос его задрожал, и Троянда прикусила губу, чтобы тоже не удариться в слезы. До чего же несправедливым было это обвинение! Да ведь у Троянды не было полмгновения лишнего, чтобы рассказать Григорию о смерти отца. Еще чудо, что Аретино не заподозрил ее участия в провале своей грандиозной аферы, не то за жизнь Троянды никто не дал бы и ломаного гроша. И все-таки Прокопий отчасти прав: она могла ускользнуть из дворца, отыскать корабль, предупредить Григория.
Слезы поползли по щекам, и Троянда сердито смахнула их. Хватит – она и так пролила их немало, и сколько же ушло из нее вместе с этими слезами сил в те нескончаемо длинные ночи, когда она мучилась в раздумьях, жив ли еще Григорий или и впрямь подводные течения унесли его тело в море? Но ей нужно было верить, что он еще жив, – ничего другого ей просто не оставалось.
Но как она могла оказаться такой беспечной? Как не подумала, что Аретино не простит русским насмешки и потери легкого куша? Если он пошел на одну подлость, то окажется способен и на другую.
Троянда ни о чем не знала, просто почему-то последние несколько дней будто ядовитая змея налегла ей на сердце и сосала его – такая мучила тоска. Она не сомневалась, что после провала своей попытки договориться с Барбаруссой через Аретино русские спешно покинули Венецию, где их ничто более не держало. Она ведь совсем забыла, что Григорий не знает о смерти отца и еще надеется на удачу. Бог весть, что он собрался сделать: может быть, напасть на Аретино, похитить его и под угрозой расправы свести с истинным Барбаруссой, – однако хитрец Пьетро оказался на высоте и обставил русских на два, а то и три хода. Сначала в отсутствие хозяев было совершено нападение на их корабль. Побили оставшихся матросов и все перевернули вверх дном, однако денег не нашли. Тогда отборные bravi Аретино, горевшие желанием взять реванш за прошлое поражение, организовали налет на укромный постоялый двор, куда перебрались русские (очевидно, Григорий предчувствовал что-то), и после кровавой схватки (Васятка получил несколько ранений), не найдя ни денег, ни Прокопия, который вообще жил в другом месте, уволокли с поля боя бесчувственного, связанного по рукам и ногам Григория, заточив его в один из подземных казематов палаццо Аретино.