Пленники вечности - Морозов Дмитрий Витальевич. Страница 17

— Придержи его, — скомандовал Ходкевич, устремляясь вперед.

Следом за ними в палаты вломились еще четверо гусар, бренча доспехами и грохоча сапогами по гладко оструганным доскам пола.

Навстречу королевскому посланнику попался еще один наемник, пытавшийся орудовать алебардой в узком проходе. Гусары приняли удары на щиты, выдавили его в широкую палату и забили саблями, с которых так и не сняли тугих ножен. Грохот вышел изрядный, но Ходкевичу уже было все равно.

Пан Кривин, полуодетый и с аркебузой в руках, бегом спустился с верхнего этажа.

— Что за разбой вы тут учинили, пан Ходкевич? И это служба короля?

Он поигрывал в пальцах тлеющим фитилем.

— Отложите свое оружие, Кривин, нам нужно поговорить. Не будь ваши ратники такими упрямыми ослами, дело обошлось бы миром.

— И не подумаю, пока не услышу о ваших намерениях. — Кривин нацелил аркебузу в грудь посланнику.

— Чем начинена ваша бесовская труба? Картечью? Помилуйте, пан Кривин, она только собьет драгоценную эмаль с моей кирасы и попортит стены палаты.

— При случае выбьет и глаз, — пообещал Кривин, поднося фитиль к пороховой полке. — Уберите усар и спрячьте саблю. Я не могу разговаривать в присутствие этих стальных болванов.

Ходкевич вбросил клинок в ножны.

— Почем мне знать, что у вас наверху нет пары-тройки приятелей с кинжалами? Давайте выйдем на двор.

— А вы бы вышли на моем месте?

Ходкевич тряхнул головой и рассмеялся.

— По совести сказать — вряд ли.

— Вот видите. Что же предлагать другому то, на что сами не горазды?

— Есть еще кое-что, пан Кривин. Я никогда не оказался бы на вашем месте. Так как у вас наверху насчет ратников?

— Наверху находится хозяйка здешнего края, пани Маржанка, — с неохотой признал Кривин. — Она сейчас в несколько деликатном положении и не может спуститься вниз и засвидетельствовать свое почтение незваным гостям.

— Все ясно, не станем же мы компрометировать дочь славного рода… Идемте наружу.

Кривин швырнул фитиль себе под ноги, отложил аркебузу и быстро сбежал вниз.

— А что до ратников, — заметил он, — то они, верно, сейчас окружают палаты.

— Не тешьте себя пустыми надеждами, милостивый государь. Вряд ли они настолько отважны, чтобы кидаться грудью на арбалеты.

— Экий вы хват, пан Ходкевич!

На дворе посланник сделал знак гусарам отойти и прошипел:

— Обстоятельства требуют от меня быстрых решений, Кривин. Того же провидение требует и от вас. Отвечайте мне быстро и правдиво: вы знали о том, что творится в погребе под вон тем теремом?

— Понятия не имею, — пожал плечами Кривин. — Хозяйка ключи держит постоянно при себе.

— Богом клянетесь?

— Клянусь, — солидно откликнулся наемник. — А что там особенное? Золотой краковский дракон вместе с умирившим его пастушком из легенды? Свиные окорока? Святой Грааль?

Пропустив мимо ушей колкости, Ходкевич продолжил расспросы:

— Зачем вы солгали мне, что были вызваны сюда пани Маржанкой, а не приехали вместе с ней?

— Она попросила. На ее совести и ложь.

— Допустим. Давно ли вы знаете ее?

— Месяц назад ее служанка нашла меня в одном краковском кабачке и предложила службу и золото.

— Опять-таки — допускаю. Видите, как я доверчив, пан Кривин!

— Чистый святой угодник, — закивал головой недовольный наемник. — Прям, хоть на колени падай.

— Если все, что вы говорите, правда, вам и вашей хоругви повезло.

— Чистая правда, можете опросить моих людей, или послать в Краков нарочного. В харчевню «Тридцать сарацинских голов» что на улице колбасников. Тамошний владелец, пан Ковачик помнит все, что происходило перед его взором чуть ли не с колыбели.

— Имели ли вы виды на это поместье? Смотрите мне в глаза. Кривин. Вы ведь понимаете, о чем я?

Наемник упер сжатые кулаки в бока.

— Не хотел ли я украсить свой щит малюсеньким гербом пограничья? Я не настолько тщеславен, милостивый государь. Мое дело — в поле воевать, а не хозяйство разводить. А виды я имел исключительно на несомненные прелести пани Маржанки.

— Надеюсь, вы успели оценить их, сударь. Значит, вы просто ищете службу для вашей хоругви, не более?

— Именно так все и обстоит, богом клянусь.

— И королевская служба кажется вам не хуже любой другой?

— Если бы вы предложили пойти под пана Сапегу или пана Лисянского — я бы еще подумал. А король есть король, действительно — служба ему ничем не хуже другой.

— И сколько же злата обещала вам Маржанка? Много ли успела заплатить?

Кривин назвал сумму и Ходкевич присвистнул.

— А не завираете ли вы вдвое, сударь мой разлюбезный?

— Не вдвое, а самую малость, — честно признался Кривин.

Ходкевич вытащил из раструба перчатки-краги аккуратно запечатанный свиток.

— Вот вам рекомендательное письмо к ростовщику городка, мимо которого вы без сомнения проезжали по дороге в поместье. По нему он выдаст вам треть искомого злата. Остальное получите лично от меня, когда справитесь со службой.

— И в чем же она будет заключаться?

— Вы проследуете к северной границе следующим маршрутом.

Пока Ходкевич называл дороги, городки, мосты и развилки, Кривин вглядывался в его лицо, силясь понять, не шутит ли его собеседник.

— На месте вы приступите к патрулированию границы. Хоругвь должна быть готова по первому же приказу вторгнуться в Ливонию и занять следующие замки и переправы…

— Выходит — быть войне с московитами? Славно, давно того требует добрая половина Польши и святые угодники.

— Так вы готовы поднять хоругвь и идти на север?

— Честно сказать, — Кривин привалился к бревенчатой стене терема, — как только я увидел вас, королевского офицера, вместе с гусарами, да услышал про идущее сюда войско, то вмиг смекнул, что придется уходить.

— Вы проницательны, сударь.

— Того требует мое ремесло. Затея пани Маржанки прибрать к рукам столь лакомый кусочек с самого начала казалась мне сомнительной. Но не ведал я, что уйду с золотом и на верную службу.

Слово «верную» он особо выделил.

— Не сомневайтесь в моем слове, — сказал Ходкевич. — Я не собираюсь обманом удалять вас из поместья. Рекомендательная грамота не поддельная, служба на северной границе и впрямь нужна королю. Жаль только, что вы столкнулись в «Тридцати сарацинских головах» не с вербовщиком короля, а со служанкой этой авантюристки.

— Отчего же она авантюристка? Ближайшая родственница Громобоя, выросшая вдали от семьи…

— Сказки все это, Кривин.

Ходкевич засуетился, услышав голос разъяренной вторжением Маржанки, препирающейся с гусарами.

— Сделаем так. Сейчас вы велите своим людям выходить по одному и скидывать оружие на воз. Потом выведете их из города. Ручаюсь честью своей, очень скоро из ворот выедет воз со всей вашей справой. После этого можете вернуться назад. Наверняка вам будет любопытно и поучительно взглянуть на происходящее.

— Непременно. Так я и поступлю.

Гусары расступились, и Кривин направился к помещению, где забаррикадировались его люди.

— Эй, собачьи дети, слушайте меня. Воевать с королем мы не нанимались. А потому — выходите по одному, сабли и прочее кидайте на воз! Это говорю я, ваш голова, пан Кривин.

После недолгой тишины послышался звук раскидываемой баррикады и появился первый ратник наемной хоругви. Оглядев двор, он сплюнул себе под ноги, подошел к возу и швырнул на него нагрудник и алебарду. Немного помявшись, присовокупил к этому и шлем.

— Ступай сейчас же наружу и жди остальных, — сказал Кривин.

— Принесла нас нелегкая в эти сарацинские земли, — проворчал воин, уныло бредя к распахнутым настежь воротам.

— Выше нос! Злато от нас никуда не денется, мы теперь будем на королевской службе.

— Интересная служба выходит, — буркнул воин. — Только что ошейник не успели напялить, и руки скрутить…

Следом за первым потянулись остальные ратники. Ходкевич не стал наблюдать за разоружением и направился внутрь терема. Маржанка встретила его гневными воплями. Выглядела она разъяренной тигрицей, глаза метали молнии, волосы находились в полном беспорядке, что придавало ей вид чистой фурии.