Пленники вечности - Морозов Дмитрий Витальевич. Страница 44

Ангмарец приложил палец к губам:

— Ты что, коза эльфийская, совсем мозгов лишилась? Нам ведь о таком знать не положено, договаривались же…

— Решили уже, закрутилась машина опричная, — примирительно сказал Шон. — Так что зря воздух сотрясать?

Ангмарец напустился на него с жаром:

— Что-то ты, ирландец, частенько эльфам поддакивать начал.

Шон посмотрел на назгула взором доброго и заботливого санитара из сумасшедшего дома. Командир Легиона словно в стену врезался, замолк и присмирел. Ирландец помолчал для значительности и сказал тихо:

— Девчонок наших, и правда, надо пристроить куда-нибудь. То ли замуж выдать, то ли в театр определить…

— А сами мы не можем свою судьбу решать? — возмутилась Майка. — Нашлись опекуны!

— Точно, — тряхнула челкой Тора. — Клуб клубом, дружина дружиной…

— Цыц, — шикнул на них Шон и вновь обратился к назгулу: — На кораблях им не место. И не только потому, что баба на корабле суть нонсенс. Не ровен час потопят «Федора Крюгера», или еще какая беда приключится… В походы с собой таскать — рисковать зазря.

— Есть еще место дислокации наших в пустоши, у реки Ижоры, в вотчине Зализы, — напомнил ан-гмарец.

— А вот туда ты нас силком не заманишь, — решительно возразила Дрель. — Я с ними еще с Питера не в ладах. У них там батюшка, свой устав, свои порядки.

— Тогда точно — негде вас оставлять без риска. А что, Майя, Тора, верно замуж не хотите?

Девушки переглянулись.

— Эту глупость мы всегда успеем сделать. Все-таки боязно от своих отделяться, — сказала старшая лучница. — А с Легионом наши избранники вряд ли уживутся. Одно дело вместе в поход пойти, другое дело — судьбу разделить нашу странную.

— Вы втроем в театр намылились? — поинтересовался ангмарец у отрядных девиц.

— Ну уж нет, — Майя для убедительности покачала пальцем перед самым носом назгула. — Я в детстве в куклы наигралась. Была лучницей, ей и останусь.

— А я думаю, — грустно выдавила Тора. — Война меня пугает, все же не бабье это дело. А оставлять нас и впрямь негде, тут Шон прав на все сто. С другой стороны — какая-то Европа вшивая, гастроли, в отрыве от коллектива…

Дрель победоносно оглядела мужчин и своих товарок:

— У меня другие кандидаты есть. Мужского пола.

— Это кого же ты сманила? — недобро поинтересовался назгул. — У нас и без кукол весь народ наперечет.

— Ты-то помолчи, мордорские злыдни ничего в высоком искусстве не понимают. Это Шонова проблема.

Руководитель маленькой «ирландской» тусовки опешил.

— И кто же решил меч на куколку сменить?

— Кормак, не ожидал? Он, между прочим, в театральном училище год с хвостом оттрубил.

Шон схватился за голову.

— А почему я об этом последним узнаю?

— Отчего же последним? Вторым, после меня.

— Пойду к нему, попробую наставить на путь истинный, — поднялся ирландец.

— Попробуй, — пожала плечами Дрель. — Только не очень усердствуй, а то наставите друг другу синяков…

— Ну дела! — Ангмарец посмотрел на эльфийку с явной неприязнью. — Да ты просто диверсию проводишь против Легиона. Акт форменного вредительства налицо.

Эльфийка показала ему язык, встала, и обняла за плечи Майю и Тору.

— Пойдемте, девочки, пусть эта нежить грызет ногти и взывает к Тьме за помощью.

Глава 18. Балаганчик

Утром на ярмарочной площади Тирзена приезжие актеры разыграли сцену из Ариосто. Зрители по большей части вынуждены были стоять, скамеек да лавок на всех не хватило, на них расположились русские воинские начальники, да немцы из ратуши. Детвора облепила крыши домов, обыватели ливонские и стрельцы толпились за сидящими.

Куклы оказались великолепными. Весьма правдоподобно дрались, гремя мечами и копьями по щитам и доспехам, кричали, плакали и смеялись, танцевали и целовались. Вот только русскоязычная публика оказалась несколько разочарована — представление шло на немецком, следить за хитросплетениями незамысловатого сюжета оказалось непросто.

Басманов, восседавший между Серебряным и городским воротилой, слушал внимательно, ибо владел местной речью. Никита Романович же откровенно скучал, поминутно принимался обшаривать взглядом стены и крыши домов, словно прикидывал, где следует расположить пищальников и лучников. Словом, страшно далек оказался воевода от изящного искусства, даром что говорил на германском наречии не хуже опричника, поднаторев во время бесконечных переговоров и затяжных посольств ко двору магистра.

Неистовый Орландо наконец пал, пронзенный множеством мавританских мечей, успев прочитать пару-тройку латинских молитв и сломать легендарный меч Дюрандаль о камень…

Дебелые германские матроны протирали влажные глаза, мужья их обсуждали, где именно стоит выпить пива во славу великого паладина истинной веры, дети суетились под импровизированной сценой, подбирая открепившиеся мечи и иной осыпавшийся реквизит.

Басманов поднялся, поискал глазами ангмарца.

— Сможем и мы такое?

— Да ничего особенного, — сказал назгул. — Если надо — сможем.

— Желаю посмотреть на ваш балаган. Кукол успеете к вечеру пошить?

По наущению Дрели, ангмарец сказал:

— С куклами возни много, мы можем показать представление из живых натур, одетых на манер балаганных истуканов.

— Это как же?

— А к закату увидишь, княже.

Басманов приподнял одну бровь:

— Приглашу я и закордонных, так что не ударь в грязь лицом.

«А вот это уже лишнее, — вздохнул про себя назгул. — Одно дело ублажить непритязательный вкус воеводы, совсем другое дело — критика профессионалов». Задуманный Дрелью фарс легко мог вылиться в форменный скандал… Но делать нечего, пришлось солидно кивнуть и раскланяться.

Вернувшись на стоянку легиона, ангмарец застал эльфийку за попыткой закрепить на голове огромный сиреневый бант, сделанный из шелкового плаща какого-то незадачливого крестоносца.

— Это уже слишком, — попытался робко возразить командир отряда, но девицы его и слушать не стали.

— Много ты понимаешь, помоги лучше Кормаку морду мукой припудрить.

— У Басманова с юмором туго, — напомнил назгул. — Ведь как пить дать велит нас плетьми сечь!

— Небось не велит. Иди уже к ирландцу, или перестань путаться под ногами.

Перед шатром Басманова, под хмурым взором Ярослава, они обозначили сценическую площадку с помощью пары бочонков и сломанной скамьи, установили палатку для новоявленных артистов.

Вскоре появился князь в сопровождении сицилийца и Серебряного. Никита Романович оглядел новшества, сослался на срочные ратные дела и быстро удалился.

— Хороший мужик, — прокомментировала его ретираду Дрель, — но полный солдафон. Опричник, похоже, натура более утонченная.

— Готовы твои, или как? — поинтересовался Басманов.

— Уже все, княже, сейчас начнут. Появились последние участники действа — отрядные гоблины, волоча с собой блокфлейты, невесть как дожившие до сего дня, а так же трофейный бубен и барабан. Грянула музыка, вернее некий шум, сделавший бы честь группе «Коррозия металла».

Басманов поморщился, откровенно развлекающийся сицилиец засмеялся и задрыгал тонкими руками.

Провальное вступление, за которое ангмарец готов был истребить всех орков и гоблинов, вселенной, наконец закончилось, сменившись на лирическое пение флейты. Девушка Тора превзошла саму себя, с душой исполнив хрестоматийную мелодию «Биттлз» под названием «Yesterday».

На «сцену» вышел Черный Хоббит, и ангмарец едва ли не в голос застонал. Дрель до последнего мгновения держала его подальше от приготовлений к выступлению. Хотя командир Легиона и знал общую идею, он все равно оказался потрясен до глубины души.

— Ссылка в солекопные тоннели к Строгановым — как минимум, — забормотал назгул. — А предварительно — прижигание ступней каленым железом и бичевание…

Плечистый детинушка был одет в длиннополую белую рубаху с несуразно длинными рукавами. На эту вкривь и вкось сшитую штуку, напоминавшую гротескный погребальный саван, заботливые женские руки нашили ярко-зеленую бабочку и ядовито-желтые пуговицы величиной со щитовой умбон каждая. На бритой голове Хоббита красовался высокий колпак, белая от муки морда с помощью угля превратилась в скорбную физиономию Пьеро.