Крайние меры - Макеев Алексей Викторович. Страница 3

– Тебе, Дима, персональное «Здравствуйте», – улыбнулся Лев, пожимая руку компьютерщика. – Я с небольшой просьбой. Ты ведь хорошо знаешь наших поисковиков из отдела розыска пропавших? Я так и предполагал. Не в службу, а в дружбу: свяжись с этими ребятами, пусть посмотрят свои базы данных – не появлялась ли там за последнюю неделю фамилия Рашевский. Звать его Леонид Исаевич. А ты, как время будет, прокачай через свою машину оперсводки из райотделов за тот же срок, вдруг где всплывет. И со своими коллегами из ГИБДД свяжись – может, Рашевский у них засветился. Если что найдешь, позвони мне в кабинет.

– Нет проблем, Лев Иванович, – кивнул Лисицын. – Что, новое дело раскручиваете? Только что-то мне странно: вы – и розыск пропавших… Не ваш калибр! Это очень срочно? Рашевский что, подозреваемый? Если он хоть раз в поле нашего зрения попадал, то мне легче искать будет, по дополнительным модулям.

– Это навряд ли, чтобы попадал. Знакомый жены, точнее, знакомый ее знакомого, и вроде бы он пропал, – с некоторой досадой отозвался Гуров. Он кивнул в сторону сидящей за соседним терминалом темноволосой Галочки, невесты Лисицына. – У тебя когда с Галиной регистрация? Через неделю? Надо же, прямо под праздник, примета хорошая. Придем с Крячко поздравить… Так вот, после года семейной жизни ты, Дима, накрепко усвоишь, что просьбы жены лучше выполнять, особенно перед Восьмым марта. Я люблю свою жену, а за любовь надо платить. Вниманием, Дима, чутким отношением, понятно? Что до срочности… Хорошо бы до обеда, я не думаю, что это займет много времени. Почти наверняка ты ничего не найдешь, и тогда я с чистой совестью порекомендую супруге успокоить своего знакомого. Он, кстати, главный режиссер Машиного театра, так что пару контрамарок на ближайший спектакль я вам с Галочкой в клюве принесу.

– Привет, сыщик! – поздоровался Гуров с «другом и соратником», заходя в их кабинет, тесноватый для двоих, но привычный, обжитой и уютный. – С раннего утра трудишься, как пчелка? Хвалю… Есть что-нибудь интересное? Как выходные провел?

Станислав, держа в одной руке дымящуюся сигарету, другой лениво пощелкивал «мышкой» их «Пентиума». Он сортировал накопившиеся сообщения по e-mail. По молчаливому уговору эта рутинная ежедневная работа – разборка «мыла» – была возложена на Крячко. Гуров же занимался оперсводками по Москве и области, сканировал пресс-релизы ближайших к столице губернских центров и служб УИН. Ничего не попишешь: информационное обеспечение в наше время – основа основ. Пусть даже девяносто девять процентов окажутся пустой породой, но ради одного, который вдруг да бросит неожиданный свет на разрабатываемое дело, стоило разгребать информационные завалы.

– Интересного полный ноль, – меланхолично отозвался Крячко, – а выходные… Звал же я тебя с Марией на лыжную базу, зря не согласились. Еще неделя, и все потечет. До следующего года уже на «Динамо» не выберешься.

– На оперативку к Петру вместе пойдем? – поинтересовался Гуров. – Коль тебе лень и неохота, то можешь в кабинете оставаться, расскажу потом. Если мне Димка Лисицын позвонит по «внутряшке», то запиши сообщение, я там его слегка озадачил.

– Так не будет сегодня утренней оперативки. Мне Верочка с полчаса назад позвонила, сказала, что шефа на расширенную коллегию министерства пригласили. Ближе к вечеру, когда он отойдет маленько, заглянем к нему, узнаем, что нового. Что-то я по Капитану Флинту соскучился, да и Верочка приглашала на какие-то особые коржики. А кофе у нее всегда отличный.

«Ну-ну, – усмехнулся про себя Гуров, – ишь, коржиков тебе на халяву захотелось! „Заглянем к нему…“, ага, если он сам к нам до того не заглянет. С чем-нибудь… гм-м… эксклюзивным».

Верочкой звали секретаршу генерала Орлова, а Капитаном Флинтом желтенькую птичку – канарейку, точнее, кенара, подаренную Верочкой шефу. Сначала генерал от подарка шарахался, но вскоре проникся, привязался к милой пичуге… Орлов нарек ее грозным пиратским именем и жил теперь с Капитаном Флинтом душа в душу, деля на двоих свой служебный кабинет.

Что касается «отойдет маленько», то тут Станислав был прав на все сто! Любые контакты с начальством, которого над ним было не так уж много, меняли настроение Петра Николаевича не в лучшую сторону. Начальство всегда найдет, к чему придраться! А генерал Орлов знал себе и своим подчиненным цену. Если он был уверен в собственной правоте, то на компромиссы не шел, стоял на своем до конца, невзирая на ранг начальства: министр там, не министр… Тем более что министры то и дело менялись, а ГУ во главе с генерал-лейтенантом Орловым стояло незыблемо.

Лисицын позвонил сразу после обеда, когда Гуров в деловой текучке успел забыть о своей просьбе.

– Лев Иванович? – услышал он в трубке какой-то слишком ровный и спокойный голос Дмитрия. – Кажется, придется мне вас огорчить… Леонид Исаевич Рашевский, точнее, как ни печально, его труп сейчас в отделе специальной судмедэкспертизы на Воздвиженке. Я это раскопал, вообще говоря, случайно, через муровскую оперативную базу данных, у меня есть выход к ним. Еще знаю только, что труп доставили в Москву утром в субботу, из Серпуховского района, а обнаружили его около деревеньки Фомищево, это между Серпуховом и Чеховом. Как у нас выражаются, «с признаками насильственной смерти», надо понимать, убийство несомненное. Вы свяжитесь с медэкспертами, они должны хоть какие-то подробности знать. Уж извините, что информация такой поганой оказалась…

– Что это ты с лица сбледнул? – поинтересовался Крячко, когда Лев опустил трубку на рычаг. Выслушав Гурова, Станислав сочувственно похлопал его по плечу: – Лев, не бери все к сердцу и чаще сплевывай. Печально, конечно, и Маша расстроится, но… на кладбище живя, по всем покойникам не наплачешься.

Лев зачем-то вызвал на дисплей «Пентиума» карту Серпуховского района, щелкнул «мышкой», увеличивая масштаб до уровня тактической двухверстки, нашел Фомищево.

«Вот, значит, где он сыскался, – подумал Гуров, внимательно разглядывая фрагмент карты на экране. – А убили его тоже там, или?.. Впрочем, не мое это дело, я не частный детектив, у меня своих забот полон рот. Сейчас позвоню Маше, сообщу… И все на этом. Пусть она как-нибудь осторожно брата подготовит, ему, видимо, еще ничего не известно. Эх, жизнь… Мы все чего-то ждем, а в конце каждого ждет деревянный ящик. А все же интересно: кто его, за что, когда и где? Профессиональный рефлекс…»

– Знаю я эти места, – сказал Крячко, взглянув из-за плеча Гурова на карту. – Приокский биосферный заповедник, а раньше там охотничьи хозяйства ЦК КПСС были. Всего сто пятьдесят километров от Москвы, но леса дремучие, как триста лет назад. Если еще чуть взять в сторону Оболенска, километров тридцать, то начинается настоящая, классическая глушь, где и Соловью-разбойнику в одиночку станет не по себе. Я не понаслышке знаю – доводилось там рыбачить пару раз. Какого, любопытно, рожна его туда занесло, Машиного знакомого?

– Сам ума не приложу, – с досадой сказал Гуров, уже набирая номер мобильника жены. – Ох, я сейчас Марию «порадую»! А она – своего главрежа…

Однако «всего на этом» у Гурова не получилось: тема смерти Леонида Рашевского совершенно неожиданно всплыла в разговоре с генералом Орловым, когда сыщики, по настоянию Крячко, напросились-таки на кофе с коржиками.

– Веруня, здравствуй, красавица! – приветливо поздоровался Гуров, заходя в приемную. Крячко сопел у него за спиной. – Как там наш наиглавный, пришел в себя после свидания с министром или все еще строг и суров? А то свалились на голову изголодавшиеся сыскари… Это все Крячко, как ты про коржики проболталась, так удержу на Станислава Васильевича нет!

– Скажете тоже, Лев Иванович. – Верочка даже покраснела. – Кого-кого, а вас со Станиславом Васильевичем шеф всегда рад видеть. И я тоже. Очень! Сейчас кофе свежий приготовлю.

Выражение ее живого лица сохранило что-то от девочки-подростка. Веселая, порывистая, легкая, с острым, как бритва, язычком, Верочка стала в управлении всеобщей любимицей сразу, как только заняла свое место перед «святая святых» – дверью генеральского кабинета. Петру Николаевичу Орлову она была предана беззаветно и фанатично, считая его самым умным, самым храбрым и вообще самым-самым из всех. А в полковника Гурова, возможно, чуточку и чисто платонически влюбилась…