Проклятие могилы викинга - Моуэт Фарли. Страница 28

19. МОШКАРА — ПРОКЛЯТИЕ ТУНДРЫ

За большим стадом проследовало несколько стад поменьше, и в одном из них Оухото пристрелил на редкость упитанного оленя. Анджелина пошла готовить ужин, а мальчики и Оухото остались разделывать тушу.

В этот вечер все пятеро долго не ложились, сидели у костра и разговаривали. Назавтра предстояло выйти к Большой реке, дальше ребята пойдут одни, без Оухото.

Они плохо представляли себе, что ожидает их впереди. Знали только, что рано или поздно река приведёт их к Гудзонову заливу, что на пути будет несколько озёр, что река чуть не сплошь в порогах — течение очень быстрое — и что у побережья они, быть может, встретят морское племя — тамошних эскимосов. И конечно, не хотелось расставаться с Оухото. Джейми так и подмывало спросить Оухото, не пойдёт ли он с ними до самого побережья, да гордость удержала. К тому же он понимал, что Оухото не сможет подняться потом вверх по Большой реке. По ней только один путь — вниз по течению.

Наутро вставать никому не хотелось. Завтракали хмуро, молча. Наконец Оухото бросил вызов царящему у костра унынию. Он вскочил, весело крикнул, взъерошил волосы Анджелины, добродушно толкнул Питъюка носом в песок и, закинув за спину свой дорожный мешок, побежал к каяку. Путники приободрились, быстро сложили палатку, нагрузили лодки. И под голубыми небесами, подгоняемые попутным ветерком, поплыли к истокам Большой реки.

Они только ещё вошли в залив, из которого брала начало река, всего несколько миль отделяло их от последней стоянки, и вдруг Анджелина подняла весло.

— Слушайте, — сказала она. — Что это?

Мальчики напрягли слух: откуда-то доносился низкий, приглушённый рокот, точно вдалеке грохотал летний гром.

— Пороги или водопад, — осторожно сказал Эуэсин.

— Большой пороги! — прибавил Питъюк. — Ещё много миль до конец залива. Очень большой пороги, а то не услыхать против ветер.

Оухото, который далеко их всех опередил, нетерпеливо махнул ребятам, и они налегли на весла. Но все оробели, притихли. Чем ближе к концу залива, тем громче становился рокот.

Они причалили к мысу в устье реки, вытащили лодки на берег и вслед за Оухото поднялись на невысокий холм — всем хотелось увидеть, что ждёт их впереди.

Картина, представшая их глазам, могла поколебать уверенность самых отважных гребцов. Они стояли словно на приподнятом краю гигантской чаши. К востоку она накренялась до едва видного в смутной дали горизонта, и по этому бескрайнему склону катила свои воды самая могучая река тундры.

У неё не было ясно очерченных берегов, как у обыкновенной реки. Она переливалась через край чаши и с рёвом неслась по каменистому склону — могучий, пенный водоворот, растянувшийся на многие мили.

Грозен был вид реки, но земля, по которой она неслась, и вовсе наводила ужас. Мёртвую эту землю всю сплошь усыпали расколотые морозом камни, так что она казалась гигантской кучей шлака. Никому не дано было пройти по ней, даже оленю-карибу. Путь на восток был один — по ревущей реке.

Оухото долго, мрачно смотрел на Большую реку. Когда он обернулся к мальчикам, его обычно весёлое лицо прорезали морщины, выдавая тревогу. Он тихо заговорил с Питъюком.

— Оухото говорит, он видел Большой река только зимний время, покрытый льдом, — перевёл Питъюк. — Говорит, он не знал, она такой плохой река. Говорит, может, лучше идти назад, становище иннуитов, и плавать на юг тем дорога, каким мы пришли, или ждать зима, тогда ехать на юг на собаках.

Питъюк и Эуэсин посмотрели на Джейми.

— Нет, это не годится, — медленно сказал Джейми. — Помните Илайтутну? А как вели себя эскимосы, когда мы уезжали? Если мы вернёмся, этот старый черт скажет: иначе и быть не могло, ведь он нас проклял, — и тогда все перейдут на его сторону. И, наверно, не дадут нам увезти сокровище викинга. И все равно, если мы поедем на юг тем же путём, нас, пожалуй, поймает полиция, мы даже и до Те-Паса не дойдём. А уж в Те-Пасе нас обязательно схватят. Либо мы плывём по Большой реке, либо признаем, что ничего у нас не вышло, и теряем сокровище викинга. Вот только одно: нельзя брать с собой Анджелину — слишком большой риск. На этой реке с нами что угодно может случиться. Пускай возвращается с Оухото, а зимой приедет с ним на юг, на Танаутское озеро.

Джейми хотел Анджелине только добра, но она так рассвирепела, словно он дал ей пощёчину. Она круто обернулась, глаза её горели таким гневом, что Джейми даже попятился.

— Нет, ты от меня не избавишься! — крикнула она. — Ты уже сколько раз пытался, Джейми… Ты ненавидишь меня, наверно, потому, что я девушка. Но в пути я не хуже тебя. Может, даже лучше. Ведь ты только… только белый!

Последние её слова были как плевок в лицо.

Эуэсин сердито схватил её за руку, рванул назад.

— Замолчи, сестра! — резко сказал он. — Джейми не ненавидит тебя — он за тебя боится. И можешь не возвращаться в становище эскимосов. Ты уже почти взрослая, решай сама, как быть. Только поступай как женщина, а не как девчонка!

Ссоре не дал разгореться Питъюк:

— Нам разве трудно позаботиться об Анджелине? Да и как её отпустим? А кто с Эуэсином будет грести, а? На этот река один в каноэ долго живой не будешь.

— Послушай, Анджелина, — примирительно сказал Джейми. — Я это совсем не со зла. Просто боялся: вдруг с тобой что-нибудь случится. Но ты молодец, не хуже мужчины, правда-правда, не хуже любого из нас, и Питъюк верно говорит, ты нам нужна. Не обижаешься на меня?

Анджелина успокоилась так же быстро, как вспылила, застенчиво тронула Джейми за плечо:

— Прости, Джейми. И вот увидишь, со мной не будет никаких хлопот. Ну, поговорили — и хватит. Мужчины всегда слишком много говорят. Пошли, а то опять заспорим.

— Верно, — сказал Джейми. — Поглядим подольше на эти буруны да так напугаемся, что и весла не поднимем.

С Оухото простились быстро и сдержанно. Раз уж все решили продолжать путь, он не стал говорить с ними об этом. Он потёрся носом об нос Анджелины, дружески похлопал по спине мальчиков и, запев какую-то эскимосскую песню, скорым шагом пошёл к своему каяку, оттолкнулся и понёсся по заливу. Он ни разу не обернулся: распрощавшись, эскимосы не оборачиваются. У них это считается дурной приметой.

Ребята ещё помедлили на холме, приглядывались к реке, к порогам, строили планы, как плыть. Теперь, когда решено было продолжать путь, вялости их как не бывало.

— Лучше всего пойти по средней протоке, — предложил Эуэсин. — После вон того островка свернём в южную протоку. А там видно будет. Для начала я пойду первым, если хотите. А потом будем меняться, по очереди выбирать путь.

— Что ж, неплохо, — сказал Джейми. — Итак, уважаемые путешественники, поглядим, как мы справимся с Большой рекой!

Каноэ влетели в скользкую воронку — начало первой стремнины, и гребцы подобрались, напряглись, во рту у всех пересохло, глаза впились в быстрину. Но вот она вышла на стрежень, их неудержимо повлекло к первому порогу, и всеми завладел настоящий азарт. В первом каноэ Анджелина мастерски работала веслом, мгновенно повинуясь командам Эуэсина. Сам же он, всегда такой сдержанный, скоро уже кричал и вопил, точно индеец из кинобоевика, а юркая маленькая лодчонка металась меж водоворотами, точно испуганная форель. Джейми с Питъюком не отставали: рыжие вихры Питъюка развевались по ветру, Джейми быстрыми, как у белки, глазами всматривался в буруны, стараясь не налететь на камни.

Пустившись в это плавание, остановиться было уже невозможно. Лодки неудержимо несло вперёд, казалось, долгие часы, а на самом деле всего минут двадцать. Но вот река круто повернула, обе лодки вылетели в небольшое озеро, и гребцы могли наконец перевести дух.

— Ух ты! — закричал Джейми. — Это почище американских гор! Ай да речка! Мы даже не задели ни одного камешка. А как вы, Эуэсин?

Эуэсин широко улыбнулся, отёр лоб.

— У меня баковый гребец что надо. Ещё и меня за пояс заткнёт.