Проклятие могилы викинга - Моуэт Фарли. Страница 30

20. О ВОЛКАХ И ПЛАВАНИЯХ

На другой день, то был их третий день на Большой реке, путники продвинулись далеко вперёд. Лёгкий ветерок держал мошкару в осаде и подгонял лодки. Впрочем, подгонять их вовсе и не требовалось: Большая река по-прежнему мчала свои воды вниз по склону с головокружительной быстротой. Гребцам приходилось налегать на весла лишь настолько, чтобы направлять каноэ куда требуется, а течение само несло их порою со скоростью восемь, а то и девять миль в час.

Нередко путь преграждали пороги, но мальчики и Анджелина уже начинали к ним привыкать. Они благополучно одолели десяток крупных порогов и несчётное множество мелких.

Теперь стало полегче, и они могли чаще смотреть по сторонам, но смотреть-то, в сущности, было не на что. Большая река по-прежнему несла их через голую, однообразную тундру. Под вечер плоскую равнину сменили невысокие холмы. Ребята глядели в оба: не покажется ли наконец ельник? Эскимосы говорили, что лес должен начаться перед единственным на этой реке большим озером.

Завечерело. Они плыли по небольшому озерку, и вдруг Питъюк, сидевший на носу первого каноэ, крикнул и указал веслом. И все увидели у подножия высокого песчаного бугра, с южной стороны, несколько деревьев. Радостно взволнованные, они повернули к берегу и причалили подле этого «леса».

Жалкий это был лес: всего-то несколько тёмных карликовых елей, больше похожих на кусты, чем на деревья. То были самые выносливые лазутчики лесов, что росли южнее. Они как-то ухитрились выжить здесь, на краю открытых всем ветрам равнин. Джейми срубил одну ель и по кольцам на древесине определил, что дереву этому, поднявшемуся всего на шесть футов над землёй, больше ста лет.

Впервые за много недель путники разожгли в этот вечер большой и жаркий костёр. Они развесили вокруг на деревьях одеяла и одежду, чтобы все просохло, а сами блаженствовали, сидя подле пляшущего пламени. На землю спустились густые сумерки, которые летом в тундре заменяют ночную тьму. Питъюк и Анджелина уже забрались в свои спальные мешки, а Джейми и Эуэсин ещё допивали чай. И вдруг Джейми вздрогнул так, что пролил чай, и, оцепенев, прошептал Эуэсину:

— Гляди! Вон там, у берега!

Эуэсин обернулся, и волосы у него стали дыбом. В каком-нибудь десятке шагов от них сидели два огромных белых волка; глаза их в отсветах костра отсвечивали зелёным.

Ребята замерли в испуге. Потом Джейми осторожно протянул руку. Не сводя глаз с волков, медленно подтянул к себе ружьё, неслышно достал патрон и уже хотел прицелиться.

— Погоди! — прошептал Эуэсин. — Не стреляй. Они не собираются на нас нападать. Понимаешь? Им просто любопытно.

Джейми с сомнением опустил ружьё. Но понемногу он пришёл в себя и понял, что Эуэсин прав.

Волки не сделали ни одного угрожающего движения и только с откровенным любопытством смотрели на мальчиков.

Наконец зверь поменьше поднялся; встряхнулся, совсем как собака; медленно, словно бы неуверенно помахал раз-другой пушистым хвостом и осторожно двинулся ближе к костру. Это была волчица. Она очень походила на громадную, дружелюбно настроенную лайку, и страх Джейми совсем рассеялся.

— Наверно, они никогда не видели людей, — прошептал Эуэсин. — Они ещё не знают, что нас надо бояться. Смотри, я сейчас кину им кости от ужина.

Эуэсин медленно встал, чуть отошёл от костра, подобрал несколько рёбер. При первом его движении волчица замерла на полушаге, с поднятой лапой, а волк встал и попятился.

Эуэсин принялся урчать, точно пёс, который хочет свести дружбу со своим собратом. И оба волка мигом навострили уши.

Эуэсин осторожно кинул им кости и вернулся к костру.

— Они не понимают, что мы такое, — пробормотал Джейми.

И чуть не фыркнул — такой у волков был озадаченный вид: они глядели друг на друга, будто спрашивали: «Ну, как нам быть?» Наконец волчица боязливо сделала несколько шагов, схватила кость, повернулась и пустилась наутёк, словно удирала от самого черта. Волк следовал за ней по пятам.

Эуэсин громко рассмеялся:

— Им будет что рассказать своим волчатам. Их логово где-нибудь поблизости — может, прямо среди валунов. Волки любят такие места. Может, утром успеем посмотреть.

Утром Джейми рассказал Питъюку и Анджелине про ночных гостей, и Питъюк разволновался:

— Эмбу, волк, мой дружеский дух. У каждый эскимос есть какой-нибудь зверь — дружеский дух. Волки, наверно, приходили ко мне в гости, а я спал. Теперь они думают, я плохой друг. Пойду искать их дом, скажу, виноватый я.

Он вскочил и быстро полез по крутому склону холма.

Питъюк пришёл через полчаса, когда остальные уже свернули лагерь и совсем собрались в путь. Он улыбался до ушей, в руках у него копошился серый мохнатый комок.

Это был волчонок. Питъюк опустил его наземь, и пушистый зверёныш кинулся на своих коротких лапах к Эуэсину, стал обнюхивать его ноги. Людей он ничуть не боялся.

— Поздоровайтесь с маленький эмоу, — сказал Питъюк друзьям. — Он будет здесь недолго. Ему домой надо. Вон видите? Старый волк ждёт.

Питъюк показал на гребень холма: там стояли и беспокойно подёргивали хвостами оба взрослых волка.

— Черт возьми, Пит! Это же очень опасно! — воскликнул Джейми. — Собака и та не спустит, если тронешь её щенка.

— Не бойся, Джейми. Я с волками друзья. Они знают, мы не обижаем. Эскимосский мальчишка часто играет у логова с волчата.

— Какой милый, жалко отдавать, — сказала Анджелина; она опустилась на колени и ласково трепала волчонка за уши.

— Нет, лучше он живёт свой край, — мягко сказал Питъюк. — Надо относить. Вы ждёте, я быстро.

Он взял волчонка, который тотчас принялся жевать его ухо, повернулся и полез вверх по склону. Джейми смотрел с тревогой. К его изумлению, волки не попятились, но стояли и ждали, а когда Питъюк прошёл мимо в каких-нибудь трех шагах от них, затрусили следом.

— Нипочём бы не поверил, если б не увидел своими глазами, — ошеломлённо и даже почтительно сказал Джейми. — Если Пит умеет так приручать волков, значит, он любого дикого зверя приручит.

Эуэсин расплылся в улыбке:

— Верно, только, по-моему, лучше всего он приручает диких индейских девушек.

В то утро они все пустились в путь в отличном настроении. Джейми даже осмелился слегка пошутить насчёт проклятий шамана, хотя меж ним и Питъюком существовало молчаливое соглашение об этом не заговаривать. Каноэ миновали небольшой порог, обогнули мыс, и Джейми дружелюбно сказал:

— Вроде счастье начинает нам улыбаться. Пит. Мы ушли так далеко, что, похоже, колдовство Илайтутны уже не действует, если не брать в расчёт гнуса.

Но Питъюк все ещё не склонён был относиться к этому так легкомысленно.

— Мы ещё не приехал Черчилл, — отрезал он. — Лучше молчи, гляди оба глаза.

А на Большой реке и в самом деле надо было смотреть в оба: плавание все больше напоминало слалом. В этот день пороги встречались все чаще, и от одного до другого удавалось передохнуть всего несколько минут. Но ребята уже приноровились и двигались так быстро, что делать привал не хотелось, и они неслись вниз по течению до самых сумерек. Лодка Джейми и Питъюка шла первой, когда река вдруг круто повернула, сузилась и они очутились на грохочущей стремнине. Порог предстоял трудный, и прежде следовало бы задержаться и разведать его, но они были уверены в себе, и Джейми предпочёл взять его штурмом.

Зато уж им с Питъюком и досталось: как раз посреди реки, за порогом, возник невысокий мыс; вода, откатываясь от него, встала дыбом. Их каноэ благополучно проскочило сквозь эту водяную стену, хотя оба основательно промокли. За мысом была заводь, и тут они задержали свою лодку, дожидаясь чуть отставших Эуэсина с Анджелиной.

Но когда Эуэсин оказался перед стеной кипящих вод, он вдруг изменил курс, попытался свернуть влево, где стена казалась не такой грозной. Не успела Анджелина понять, чего он хочет, как лодку развернуло бортом. Ещё миг, и лодка вышла из повиновения — её кинуло бортом на волну.