В объятиях Шамбалы - Мулдашев Эрнст Рифгатович. Страница 44

Теперь я стал хорошо понимать, что главное в человеке — не его дела, а его мысли.

А картинки моей жизни все мелькали, мелькали и мелькали, вскоре появилась наша тибетская экспедиция. Появились до боли знакомые лица Равиля, Селиверстова и Рафаэля Юсупова и даже появилось мое лицо, наблюдавшее спор Селиверстова и Юсупова, — связанный с тем, что Селиверстов хотел бы научиться парить и допарить» до «лестницы в небо». Сладостные чувства ощущал я в то мгновение, а слово «дружба» приобретало какую-то особо высокую значимость.

Я увидел Главное Зеркало Времени и себя, дрожащего от холода. Мне даже показалось, что я дрожал не от холода, а от счастья. И эти наполненные счастьем чувства вдруг как бы плавно сконцентрировались и элегантно вылились в мысль о том, что Время — живая и думающая субстанция и что Время решает очень многое в мироздании, обладая колоссальной интеллектуальной мощью и имея возможность через механизм старения уничтожить то, что захочет уничтожить оно, Время… или через пожизненную молодость дарить возможность кому-то творить, творить и творить во имя Вечного и Сущего. А еще у меня исподволь, и тоже как-то счастливо, выкатилась мысль, что сжатое время не есть просто фатальное ускорение, а есть, прежде всего, возможность ускоренно думать и ускоренно вершить судьбы людей Ему — Великому Разуму под названием Время. Поэтому находиться в зоне сжатого времени не так уж страшно, поскольку Время еще и очень доброе, но в то же время и очень справедливое; вечный интеллект Времени не берет в расчет, как большую ценность, одну из жизней одного из людей. Время думает вселенскими масштабами и в то же время замечает каждую деталь и каждый нюанс, включая механизм ускоренного или мгновенного старения только в крайнем случае, основываясь на показаниях прежде всего энергии Совести. А Царь Смерти Яма есть тоже Время, вернее… Человек Времени.

Наша тибетская экспедиция пролистывалась очень подробно. Мелькали пирамиды и монументы, мелькали наши лица, а мысли, которые появлялись тогда, как бы возвращались заново. Особенно долго держалась картинка с «читающим человеком». И опять же светлые чувства, сопровождавшие эти тибетские видения, начали закручиваться и приобретать характер неких чувственных мыслей, которые вскоре стали очень ясными и совершенно четко дали мне понять, что прошлое, настоящее и будущее взаимосвязаны и что Время, по своему усмотрению, может даже повернуться вспять, и тогда после нас — арийцев — на Земле опять появятся атланты, за ними лемурийцы и так далее.

Но Время редко делает так; оно чаще всего возвращает прошлое по спирали в будущее, когда в недрах существующей на Земле человеческой расы появляются странные люди, количество которых все увеличивается и увеличивается, а их необычный облик, непонятно почему, кажется нам до боли знакомым. Подсознательная память шепчет нам, что когда-то давным-давно, много-много жизней назад, мы были сами почти такими же, и сейчас узнаем в этих странных людях самих себя в прошлом, но в несколько новом обличий. Этих странных людей все время тянет на их Главную Родину — Тибет, — туда, где находится легендарный «Вечный Материк», где в древнем Городе Богов сокрыто хранилище Прошлого, отмеченное статуей «читающего человека» и охраняемое Великой Шамбалой. Рано или поздно кто-то из этих странных людей получает доступ в хранилище Прошлого и при виде древних аппаратов и записей на «золотых пластинах» чувствует, что они кажутся ему знакомыми и родными, как будто бы когда-то, очень много жизней назад, он сам пользовался такими аппаратами и наносил записи на «золотые пластины». Странный человек начинает понимать, что никогда не бывает абсолютного Прошлого, что Прошлое относительно, и что оно возвращается в Будущем, а хранилище Прошлого есть одновременно и хранилище Будущего. И там, внутри хранилища Прошлого, странный человек осознает, что именно он жил в том, беспробудно далеком Прошлом и что серенада его жизней была, есть и будет бесконечной, хотя уровень его сознания будет в разных жизнях разным, будучи подвластным какому-то грандиозному по силе регуляторному механизму. Странный человек поймет, что только его подсознание хранит реальную память обо всех его прошлых жизнях, уводящих во времена ангелов, и начнет с большим доверием относиться к интуитивному шепоту подсознания, слегка негодуя по поводу того, что подсознанию разрешено почему-то только шептать, а не говорить прямым и твердым голосом. А также странный человек подумает о том, что в далеком Будущем, когда еще раз повернется спираль Времени, наступят времена, такие же времена, какие были у лемурийцев, когда подсознание сменит свой привычный шепот на прямой диалог с сознанием. И только тогда человек начнет видеть Прошлое и будет иметь прямой контакт с самим Создателем.

Я почувствовал, что среди этих неведомым образом навеянных мыслей мелькнула мысль о «новом человеке», и он, этот «новый человек», показался мне летающим. Чувство сладостного счастья сменилось на легкую разовую грусть. О, как много я тогда не знал! Я не знал, что новый человек существует уже в реалиях.

А потом среди мелькающих картинок тибетской экспедиции появились мои глаза, глаза Равиля, Селиверстова и Рафаэля Юсупова… Странно было смотреть в собственные глаза… уже в прошлом… на фоне далеко не блещущего красотой моего лица. И в этих глазах я вдруг прочитал странную мысль, странную и явно не мою мысль о том, что этим глазам разрешено увидеть… разрешено увидеть… разрешено… Это «разрешено увидеть» повторялось много раз и гулко звучало в голове.

— Что? Что разрешено увидеть?! — даже воскликнул я про себя.

А потом, как-то просто и легко, я понял, что нам было разрешено увидеть… Город Богов.

— Кем разрешено? — про себя спросил я.

— Время подошло… поэтому и разрешено, — прозвучал мысленный ответ.

А потом мои мысли закружились в хороводе, как бы освободившись от мистического налета, и, войдя в иерархию логики, подсказали мне, что вообще-то много, очень много паломников и йогов видели Город Богов, но, почему-то, им не дано было осознать, что они видят Его — легендарный и великий Город Богов.

Вслед за этим я снова увидел свои глаза и глаза Равиля — в них можно было прочитать счастье, и они, эти глаза на обветренных и замерших лицах, выражали нечто, когда… непонятно кому… от всей души говорится «спасибо».

И, наконец, я увидел себя, идущего в Долину Смерти. И мне, стоящему здесь, в Долине Смерти, передался страх, который я, как и любой человек, испытывал перед встречей с Неведомым, тем более с тем таинственным Неведомым, имя которому — Смерть.

А картины мелькали и мелькали, показывая, как я шел к двум заветным валунам, похожим на четырехглазых пятнисто-рыжих собак. И среди этого страха перед встречей с Неведомым, тем более с таким неведомым, как …. я был почему-то счастлив, неведомо почему — счастлив! Я ощутил, что я не зря по компасу искал эти два валуна и шел сюда. Что-то неудержимо влекло меня сюда. Мысли, прекрасно работающие в сжатом времени, подсказали мне, что я шел сюда, чтобы понять — что же такое жизнь человека? И… вроде бы я кое-что понял… только кое-что. А это «кое-что», как подсказывали мне мысли, состоит в осознании тобой самим твоего предназначения в жизни, которое Кто-то — Бог, наверное, — тебе предначертал. Но как трудно понять это предначертание! Как трудно осознать его! Неужели для этого обязательно нужно ходить в Долину Смерти!?

О, нет! Не обязательно надо добираться до далекого Тибета и не обязательно идти в сокрытую в душевном тумане Долину Смерти! Надо просто прислушиваться к своей интуиции и к её сокровенному шепоту. А этот шёпот, как говорится, много стоит. И, эх, как редко мы прислушиваемся к нему! Мы как бы не хотим слушать шёпот, а слышим только громкие слова. Но шёпот… многого стоит.

И тут до меня дошло, что… Бог меня породил прежде всего для того, чтобы я слушал свою интуицию, а не просто махал руками или двигал ногами. Мне даже как-то обидно стало, что я должен слушать и слушать этот неясный шёпот и… мучиться от того, что я, дав волю своим ногам или рукам или каким-нибудь природным инстинктам, поступаю неправильно, потому что при «звуке» этих естественных устремлений не слышно шёпота. Я осознал, что мне кем-то вроде как предписано использовать движения рук, ног и прежде всего головы в том направлении, которое мне подсказывает этот самый шёпот. Я понял, что я чаще всего слушался этого шёпота, увлекаемый валом чувств, сопровождавших его, но иногда брыкался, да еще и сильно брыкался, очень сильно брыкался, поддаваясь желанию жить «простонародно» или, так сказать, «по-человечески», как обычно рекомендуют на банальных свадьбах с идиотским массовиком-затейником. И… из-за этого желания жить «по-человечески», под сенью крикливых напутствий массовика-затейника, я упустил столько времени, столько времени… О, как много я упустил времени, особенно в молодости!